Хаос (ЛП) - Шоу Джейми

Эти штаны того стоили.

— Мы думали, ты парень, — говорит Джоэль, обнимая Ди за плечи и давая мне повод вести себя спокойно.

— Да, — говорю я, отводя взгляд от Шона, хотя чувствую, как его зеленые глаза все еще изучают мои изгибы. — Я так и поняла, когда твоя девушка попыталась захлопнуть дверь у меня перед носом.

— Мы раньше встречались? — спрашивает Шон, и из меня чуть не вырывается смех.

Мы раньше встречались? Да, пожалуй, это можно и так назвать.

Он смотрит на меня, слегка прищурив свои зачаровывающие зеленые глаза, но я отказываюсь позволить им очаровать меня. Вместо этого встречаю их с ухмылкой и говорю:

— Мы учились в одной школе.

— В каком году ты выпустилась?

— Через три года после вас.

— Ты приходила на наши выступления? — спрашивает Майк, но я еще мгновение смотрю на Шона, ожидая, что моя улыбка, глаза или голос освежат его память. Отвергнутая девочка-подросток во мне хочет расцарапать ему лицо за то, что он забыл меня, но рациональная часть знает, что он дал мне преимущество в игре, в которую я и не подозревала, что буду играть. Ту, для которой я сама придумываю правила.

Когда Шон пристально смотрит на меня и все еще не может понять, кто я, я поворачиваюсь к Майку и отвечаю:

— Иногда.

Пока ребята продолжают задавать мне вопросы — была ли я раньше в группе, были ли мы хороши, почему мы расстались — и я продолжаю давать им ответы — в колледже, мы могли бы быть лучше, потому что ребята захотели работать по нормированному графику, — я задаюсь вопросом, что произойдет, если Шон вспомнит меня. Буду ли я счастлива? Он просто посмеется над этим? Извинится ли за то, что разбил мое подростковое сердце?

Любых извинений сейчас было бы недостаточно, да и уже слишком поздно. Они были бы бессмысленными и взбесили меня. Тогда мне пришлось бы использовать свои ботинки, чтобы сделать именно то, что сказал мне Кэл.

— И ты уверена, что именно этим хочешь заниматься в жизни? — спрашивает меня Майк, и я киваю.

— Больше всего на свете.

Удовлетворенный, Майк поворачивается к Шону.

— Есть что добавить? Или послушаем, как она играет?

Шон, который не произнес больше ни слова с тех пор, как спросил меня, в каком году я выпустилась, потирает затылок и кивает.

— Конечно. Пусть сыграет.

Кивнув, я ухожу и хватаю свою гитару, двигаю ее на сцену, прежде чем подняться за ней. Я выгоняю Шона из своих мыслей и настраиваюсь в рекордно короткие сроки, пристегиваю Фендер к шее и подхожу к микрофону. Пока я подгоняю его под свой рост, все ребята сидят за столами, смеются и болтают. Все они, кроме Шона, которому слишком надоело мое прослушивание, чтобы смеяться вместе со всеми.

— Что вы хотите, чтобы я сыграла? — интересуюсь я, не обращая внимания на то, как он смотрит на стол перед собой, как будто тот гораздо интереснее, чем все, что я могу сделать на сцене.

— Свою любимую песню! — кричит Адам, и бабочки в моем животе исчезают, когда я концентрируюсь на музыке в своей голове. Я на мгновение задумываюсь о своих возможностях, а потом тихонько хихикаю и отступаю назад. Как только расставляю пальцы и дергаю E-струну, все шесть судей American Idol начинают стонать, и я не могу удержаться от смеха.

— Шучу! — говорю я в микрофон, зная, что они, должно быть, уже сотню раз слышали Seven Nation Army группы The White Stripes в исполнении гитаристов-любителей.

Когда снова отхожу от микрофона, улыбаюсь своей гитаре, думая о ней еще один короткий момент, прежде чем начать играть «Vices» Brand New. Мои пальцы скользят по струнам, резкость аккордов ударяет по самому фундаменту здания, в котором мы находимся, и напоминает мне, как сильно я скучала по сцене. Со своей старой группой я играла на небольших площадках для небольших толп, но сцена есть сцена, а шоу есть шоу. Выступление сейчас у меня в крови, как резус-фактор. Я не смогла бы забыть, каково это, даже если бы попыталась.

Когда Адам поднимает руку, я неохотно прекращаю играть.

— Ты сама пишешь песни? — спрашивает он, пока мое сердце не унеслось слишком далеко.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Когда я киваю, он просит меня сыграть что-нибудь, и я играю одну из новых безымянных песен, над которыми работаю, просто потому что мои пальцы помнят каждый ее аккорд.

И опять же, я не успеваю далеко зайти, как он останавливает меня.

Я жду, что он скажет мне, что я отстой и прикажет мне уйти, но затем парни обмениваются несколькими словами и все встают в унисон, со скрежетом отодвигая стулья назад. Когда Шон, Адам, Джоэль и Майк идут к сцене, мое сердце сильно бьется, поднимаясь дюйм за дюймом к горлу. Я стараюсь казаться спокойной, пока Майк садится за барабаны, пока Джоэль и Шон берут свои гитары и подключают их, а Адам занимает свое место у микрофона.

Адам называет одну из их песен и спрашивает, знаю ли я ее, и я ошеломленно киваю. Мой подбородок все еще двигается, когда Адам поднимает большой палец вверх, а барабанные палочки Майка постукивают друг о друга. Три удара, а потом меня затягивает в водоворот музыки с чертовыми The Last Ones to Know.

Мы играем отрывки из нескольких песен, и я чувствую себя очень, очень хорошо на этом прослушивании, когда Адам широко улыбается мне и говорит:

— Хорошо. Я думаю, это хорошо. Мы уже достаточно наслушались?

Он смотрит на Майка и Джоэля, которые одинаково широко улыбаются и кивают, а затем на Шона, который тоже кивает, но в его глазах нет никакого света. И никакой улыбки — ни маленькой, ни вымученной, просто ничего. Он даже не пытается изобразить ее.

— Да, — говорит Шон, поворачивая невозмутимое лицо ко мне. — Спасибо, что пришла. Мы тебе обязательно позвоним.

Я тупо смотрю на него, не давая себе разрешения говорить, думать или чувствовать, не сейчас, когда он стоит передо мной и смотрит на меня, как на пустое место. Вежливо благодарю ребят, а потом собираю свои вещи.

Я ухожу, понимая, что больше ничего от них не услышу.

Потому что знаю, что значит обещание Шона Скарлетта позвонить.

ГЛАВА ВТОРАЯ

— Найти ФРОЙО, — приказываю я своему телефону по пути с парковки Mayhem.

Я не стану плакать. Ни за что. Не пророню ни одной чертовой слезинки. Однако утоплю горе в самом большом ведре замороженного йогурта, какое только найду.

— Извините, я не понимаю, — отвечает мне слог за слогом роботизированный голос моего телефона, и я рычу на него, стоящего в моем подстаканнике, прежде чем повторить.

— Найти за-мо-ро-жен-ный йо-гурт.

— Вы можете повторить?

— Господи, помоги мне!

— Повторите еще раз.

— Я прикончу тебя!

— Это нехорошо.

Я уже собираюсь схватить этот долбанный телефон и выбросить его в окно, когда эта чертова штуковина начинает звонить. Неизвестный номер. Увидев возможность выплеснуть свое разочарование на ничего не подозревающего телемаркетера, я заезжаю на заправку и открываю дверь.

— Что?

— Кит?

Отодвигаю телефон от уха и снова смотрю на номер, прежде чем ответить.

— Да?

— Эй. Это Ди.

Мое сердце подскакивает к горлу, и я едва успеваю выдавить жалкое:

— Ох… привет.

— Эй, я просто хотела сказать, что мы все в восторге от тебя!

— Правда?

— Да, ты получила эту работу!

— Получила?

— Да!

— Серьезно?

Ди смеется, а я молча благодарю Бога, что не вышвырнула телефон в окно.

— Да, ты была потрясающей. Серьезно, ты произвела фурор. У меня есть только один последний вопрос, прежде чем мы оформим все официально.

Это вовсе не звучит зловеще.

— Ла-а-адно.

— Кто из парней, по-твоему, самый горячий?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я оглядываю заправку в поисках какой-нибудь скрытой камеры.

— Ты ведь шутишь, да?

— Нет, это простой вопрос. Если ты могла бы трахнуть одного, кого бы ты выбрала? Адам и Шон довольно горячи, но Джоэль горячее, верно?

Это ловушка. Это гигантская смертельная ловушка с мигающими неоновыми вывесками, потому что со времени моего пребывания в Mayhem я знала, что Адам был с Роуэн, а Джоэль — с Ди… и-и-и… Я действительно понятия не имею, что здесь происходит.