История села Мотовилово. Тетрадь 10 (1927 г.) - Иван Васильевич Шмелев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отшумела, отбушевала, традиционная, русская масленица, с её ухарским, веселым катанием на разнаряженных лошадях, со звоном колокольчиков и бубенчиков под дугой. Масленица, это символ, широко нараспашку открытой души русского крестьянина. Масленица это стихия для молодежи, особенно парней и девок, во время которой, они чувствуют себя развязано и вольготно – полная свобода от взрослых и вольница. Во время катания, парни любезно, взаимно целуются с девками, выбирают себе невест, а с приходом весны, в Радоницу начинается сватовство и женитьба. Санька Савельев, катая артель девок, как бы невзначай, в приливе любезности поцеловал Наташку Статникову, которая ему понравилась с первого взгляда. Это был его первый взаимно любовный поцелуй, который давал ему надежду на дальнейшую взаимную любовь… И вот снова наступил великий пост. Пора покаяния в грехах, пора говения. Крестьянинова бабушка Дуня решила отговеть на первой неделе поста, чтобы охотнее было ходить, в церковь. Она зашла к Савельевым, чтоб пригласить с собой говеть бабушку Евлинью.
– Нет, – отказалась Евлинья, – я надумала поговеть на вербной неделе. Тогда тепленько на улице-то будет, а сейчас вон какие холода стоят! Я вот, как баба-яга, сижу на печи и слезаю только обедать, да «на двор»! – для пущей убедительности добавила Евлинья.
– Да и я тоже, целыми днями на печке валяюсь и клохчу, а вот хожу без клюшки! – высказалась о своем здоровье и бабушка Дуня.
Придя в церковь, бабушка Дуня, усердно помолилась: сперва прямо, потом направо, а затем налево и истово поклонившись всем говельщикам, она встала на месте, как вкопанная. А бабушка Евлинья, как только ушла от них бабушка Дуня, ради спасения души своей, запела: «Душа моя, душа моя, восстани, что спиши. Конец надвигается, и мощи смутитеся…Тебя призываю я, на добрые дела. Для пользы людям и в свое утешение!» Васька с Володькой гревшиеся тоже на печке просили бабушку: « Бабк, а спой еще. Больно ты хорошо поешь, как в церкви! – Ну слушайте! Неиманы иные помощи, неиманы иные надежды!»
А на улице стоят совсем еще зимние холода, давят землю лютые морозы.
– Глядите-ка, на улице-то нынче, какой холодище! Видите, как окошки-то морозом закалябило! Только бы таракан морозить, – извещает бабушка внукам. – Снежку-то нынче поле-то, вроде, много. А глубокий снежок хлеб сбережет! Снег глубок урожай высок! – словами русских пословиц об урожае, вкладывает она в детские головы природных приметы. – А вот, слушайте я вам загадку загадаю! Телега рачитель, а сам расточитель? Кто разгадает? – спрашивает бабушка внуков.
– Эт как бабк? – каки сани расточитель?
– А вот как! Летом на телеге, урожай с поля, домой везут, а зимой излишний хлеб в город на базар везут! Вот как!
В великом посте, в будни, сельская молодежь в избу читальню не ходит – грех, а по воскресеньям все-же туда заглядывают парни: почитать газеты, просмотреть свеженькие журналы. Санька Савельев, будничными вечерами, после работы в токарне, забирался в верхнюю комнату и украдкой от отца подолгу засиживался за своим письменно-читательским столом, читая книжки. Всем существом своим, почувствовал, что Санька сидит за книгами, отец разъяренно, по лестнице торопливо вбежал в верхнюю комнату и с гневом обрушился на Саньку. По грозно топающему звуку шагов отца. Санька определил, что отец не в духе и пощады от него не жди.
– Гаси огонь, – рявкнул отец на Саньку, – сам знаешь, как керосин-то достать трудно, а ты понапрасну жжёшь
Дались тебе, эти книжки, а что в них толку и сам не знаешь? Вон Санька Лунькин зачитался и ты не минуешь этого! Только и торчишь за книжками! Книгочёт какой нашелся! – злобно ворчал он на Саньку искоса глазами поедая книгу лежащую перед Санькой. – Вот звездануть чиколкой по затылку-то и будешь знать! – пообещал он Саньке. Санька, осмелевший попробовал словесно обороняться:
– Что тебе жалко? Ведь рабочее время кончилось! Мы с Минькой свое дело сделали!
– Вот поговори у меня еще… пооправдывайся! Я вот возьму в руки ремень и отхожу тебя за дерзость отцу!
– Возьми! Было бы за что!
– Ах, ты еще пререкаться! Грамотей! Бездельник! – укоризненно ворча, отец наседал на Саньку. Лицо отца покраснело как рак, шейные жилки налившись кровью вздулись – признак того, что отец не сдержав себя может ударить. Он злобно сузив глаза, вплотную подошел к Саньке, намереваясь нанести ему удар. Санька избегая удара увертливо отскочил в сторону. За отклонение от удара, отец с силой стеганул Саньку ремнем по спине. Пряжка разогнулась, вертушок от нее вылетев, со звоном покатился под лавку.
– Дух вышибу! – грозно выпалил отец, корчавшумуся от боли Саньке. – Ты передо мною вдвойне виноват! Я тебя вырастил, я-же тебя кормлю, а ты против отца пошел! – сыпал отец обидные слова, притупленно присмиревшему, едва сдерживающему слезы Саньке. К счастью, этой драматической семейной драмы: буйной перепалки отца с сыном, мать не видела, а то бы, драма приняла бы, еще острее форму.
Прополз по селу, да ни только по селу, а по всей матушке России, слушок, что к весне-то война разразится.
– А кто, на нас с войной-то, идти собирается? – с наивностью спросил зевая Федотов.
– Ты рай не знаешь? Какой-то Чемберлейн! Вот кто! – с чувством всезнайки, ответил ему Алеша Крестьянинов, неуместно сунувшийся со своим резвым языком в беседу стариков.
– А кто он, этот самый Чемберлейн то? – спросил Василий Ефимович.
– Английский главный министр! Вроде нашего царя! Он давно на нас зуб имеет, вот сейчас и хочет с нами силой побрататься. Только вряд ли, у него чего получится. Мы его шапками закидаем, и мы не спим – готовим наш ответ Чемберлейну! – длинно высказался, все тот же Алеша.
– Англичанина-то мы не боимся, а вот если поднимится Китай! То уж сохи, бароны кидай! – со знанием дела, вступил в разговор сам дед Крестьянинов. Он торопко вскочив на ступеньки печной лесенки, достал с полатей тулуп и во всю ширь раскинул его на полу перед мужиками:
– Вот глядите! – с таинственностью в движениях, привлекая внимание мужиков, сказал он. – Наша земля Россия площадью, как воротник от
