Блеф - Борис Липатов

Короткий приказ в типографию — и утром, когда газетчики неистово орали:

— «Южный Геральд»! Перестрелка в Ипси-Тауне!!! Арестовано семь агентов Коминтерна!

«Нью-Таймс» — в окружении ряда ядовитейших фельетонов насчёт пылкого воображения редактора «Южного Геральда» — давал «Правительственное сообщение».

«Ипси-Таун, 29-4-24. Забастовка рабочих на промыслах ликвидирована. Рабочие были спровоцированы злонамеренными лицами, очевидно коммунистами, неизвестно куда скрывшимися. На промыслах всё в порядке. Никаких разрушений не произошло. Работы протекают нормально».

И подпись губернатора штата.

«Геральд» был уничтожен…

О'Пакки вместе с сомбреро и шнурованными панталонами сбросил с себя мексиканские замашки, отдающие ирландской благопристойностью, и снова занял кресло на частной редакторской беседе между 12.20 и 12.40 дня.

20. Бирже забили гол

Двенадцатое мая 1924 года оказалось страшно любопытным днём на бирже Нью-Орлеана.

Ещё бы! Предыдущие дни оказались решающими для акций «Техас-Ойля». После правительственной телеграммы акции, вчера лежавшие во прахе, мгновенно котировались по 280 долларов! Цена росла с каждым часом — к двенадцатому мая они стоили как никогда со дня их выпуска.

— Беру «Техас-Ойль»! — орал маклер у доски, — четыреста десять! Тысячу штук! Четыреста десять!

Вся биржа с нетерпением ждала, когда появится Ирена. У доски с её записями о продаже Техасских и о покупке Уимблейских торчала толпа… Уимблейские начали тотчас же расти в цене. В Орлеан даже прибыл член правления «Уимблей-Коппер».

— Дикое счастье! — изумлялся рыжий понижатель.

— Тут дело нечисто! — раздавалось в толпе.

— Невиданное дело!..

Все бросились из зала под колоннаду входа, когда услышали четырёхрядный гудок автомобиля Ирены.

Миниатюрная француженка с насмешливым и торжествующим видом прошла свозь строй бесцеремонно пяливших на неё глаза биржевиков.

Рыжий понижатель, почему-то доброжелательно настроенный к Ирене с момента её появления на бирже, поскольку это не касалось деловых отношений, был заряжен энтузиазмом более других.

— Гип-гип!!! Ура! — заорал он в честь ловкой девушки, подкидывая к потолку шляпу, и десятки панам, кепок, стэтсонов завертелись в воздухе.

Ирена с очаровательной улыбкой отвечала на эти приветствия. Она заняла маленький столик, немедленно окружённый плотным кольцом биржевиков.

— Алло! «Техас-Ойль»! Давайте скорей!

— Курс? — деловито сжав брови, спросила красавица.

— 410!..

— Даю 411! — заявил представитель «Стан-дарт-Ойля».

— 411.70! — немедленно раздалась прибавка.

— Сколько у вас акций? — раздался среди общего ажиотажа голос.

— Двадцать пять тысяч штук!

— 412!

— 412.50! — раздался бас «Стандарт-Ойля».

— Беру десять тысяч по 416! — крикнул местный железнодорожный король.

— Четыреста двадцать! — побагровел «Стан-дарт-Ойль», — беру всё!

Дельцы разом смолкли. Железнодорожный король вытер платком лоб, перекусил сигару и, махнув рукой, отошёл от стола.

— Гип-гип! — заорал рыжий, как бы подтверждая совершение сделки.

«Стандарт-Ойль» пододвинул стул и вынул доверенности и чековую книжку. Почтительная тишина на две минуты (случай, небывалый на американской бирже) воцарилась в зале.

— Прекрасно! — раздалось контральто Ирены и к потолку снова взвились шляпы. Трое фотографов беспрестанно щёлкали аппаратами.

— Вы берёте «Уимблей-Коппер», мисс?

— Да, беру! — не поднимая головы, отвечает Ирена, пишущая что-то в блокноте.

— Я с предложением!

Ирена видит тонкие руки, охватившие край столика, серый клетчатый костюм и, переведя глаза выше, встречает спокойное лицо Генри Пильмса.

Лёгкий румянец вспыхнул на её лице. Пильмс закусывает губу.

— Здравствуйте… победительница! — роняет он.

— Здравствуйте! — Ирена протянула руку, он просто пожал.

— Сколько штук? — деловитым тоном обращается Ирена.

— Около двух тысяч!

— Цена?

— Курсовая… Восемьдесят два!

— Сделано! — Ирена размашисто подписывает чек.

— Алло! Даю «Уимблей-Коппер»! — протиснулся член правления общества.

— Мне достаточно, — холодно смотрит на него покупательница.

— Довольно странно! — роняет член правления.

— Ничего тут нет странного, мистер! — яростно вскрикивает на него Пильмс. — Пожалуйста, не рассуждайте…

Тот пятится…

Ирена встаёт и быстрыми шагами идёт к выходу. Вдруг останавливается и осматривает зал и, заметив Генри, провожающего её взглядом, манит его к себе.

— Будем знакомы, мистер Пильмс! — вторично протягивает ему руку Ирена.

— Я необыкновенно рад этому, мисс Ла-Варрен! — восклицает Генри.

— Дружеский вопрос, мистер Пильмс!

— Пожалуйста.

— Сколько у вас осталось теперь… после битвы со мной?..

— Я уверен, что это не коварство, мисс, — немного более двухсот тысяч…

— Вы намереваетесь продолжать играть?

— О, да! Я ещё скрещу оружие с вами!

— Ого! Я бы вам посоветовала укрепиться у дела!..

Разговаривая, они подошли к автомобилю.

— Смотря у какого.

— Там, где и я. Вы обещаете подумать?

— Обещаю!

— Купите пай в «Нью-Таймс-Эдишен-Тресте»…

21. Лейт-мотив, найденный в бутылке

Ковбоев приналёг и заготовил материал на три номера вперёд. Телеграммы и хроника не страшная штука, можно втиснуть живо.

«Нью-Таймс-Эдишен-Трест» празднует выпуск тысячного номера своей газеты. По напыщенному заявлению Ковбоева настал момент, когда надо оглянуться на пройденный путь и заглянуть в глаза неизвестному будущему.

Каждый член «Нью-Таймс-Эдишен-Треста» получил собственноручную повестку от мистера Ковбоева:

1. Обед со взаимными приветствиями.

2. Выпивка.

3. Доклады общего характера.

4. Выпивка.

5. Доклады индивидуального характера.

6. Выпивка.

Пятнадцатого мая в 6 часов вечера началось это необыкновенное торжество.

За овальным столом в зале главной конторы восседает шумная расфранченная компания.

Между почтенными лысинами Самуила Кудри и Реджинальда Хоммсворда виднеется прелестная белокурая головка Ирены Ла-Варрен. Джон Ковбоев таращит свои жёлтые глаза на Пакки О'Пакки; новички — Луиджи Фамли-Дука и Генри Пильмс — сидят рядом. Несколько минут общество слушает радиопередатчик, исполняющий торжественные мотивы. Движением руки Кудри выключает аппарат, откупоривает шампанское и среди общей тишины наполняет бокалы. Шестеро мужчин встают и, глядя на Ирену, пьют по возглашённому Кудри тосту:

— Королеве нашего треста первый бокал и вечное внимание!

Генри пьёт, не сводя глаз со смущённой девушки; выпив, ломает ножку бокала и бросает его на пол. Все следуют его примеру.

Обед начался.

22. Оргглава

— Предлагаю произвести полную реорганизацию треста! — неожиданно заявляет Ирена.

— В чём будет состоят реорганизация? — спрашивает покорным тоном Ковбоев.

— Я попрошу разрешения предварительно предложить обществу финансовую отчётность, затем летучую анкету присутствующих!

— Это будет великолепно!

— Браво!

Ирена пригласила Хоммсворда прочесть отчёт.

Реджи достаёт бумагу, скатанную трубочкой и перевязанную розовой ленточкой. Улыбки и смех не смущают Хоммсворда:

— «История расцвета треста «Нью-Таймс-Эдишен"».

Повальный хохот. Реджи успевает хватить рюмочку.

— Внимание… «Десятое марта… Состав треста: четыре человека, — имущество: газета стоимостью полтораста тысяч, семьдесят тысяч подписчиков… Касса — пятнадцать тысяч… Реорганизация управления»…

— Обратите внимание! — многозначительно вставляет Ковбоев.

— Тише! — буркает Кудри.

— «Двадцать второе марта, — продолжает Реджи, — вступление О'Пакки, передача всего финансового аппарата в руки мисс Ла-Варрен, наличность — 366 тысяч долларов»…

— Это с газетой! — не унимается Ковбоев.

— Да, это с газетой, — объявляет Реджи, — без газеты наличность — двести шесть тысяч…

— Из которых сорок сейчас же выброшены обратно клубу русских эмигрантов, чтоб не связывать газету обязательством с этой публикой, — скороговоркой просыпал Ковбоев.

— …чтоб не связывать газету с этой публикой… — повторяет Реджи, — таким образом, на двадцать пятое марта — наличность 166000…

Реджи сморкается.

— Опуская мелкие подробности, возьму сразу данные на сегодняшнее число. Во-первых, газета с 180000 подписчиков, затем наличный капитал в 10950000 долларов и семь участников…