Жить и сгореть в Калифорнии - Дон Уинслоу

— Топливная загрузка, — говорит Фуллер, — это основа основ. Если человек — это то, что он ест, то огонь в этом смысле не отличается от человека. Вы можете определить его силу, источник, его направление, скорость распространения и как долго он горел, зная топливную загрузку строения.

Джек с блеском сдает экзамен.

Фуллер оглашает результаты, что дает ему повод подняться к новым высотам ораторского искусства.

— Итак, — вопрошает он, — что же происходит на пожаре? Пожар, джентльмены, разгорается по законам классической трехактной драмы в ритме соития.

Реакция окисления. Акт первый. Стадия тления, или, если хотите, соблазнения, — химическая реакция между кислородом и молекулами твердого вещества, когда кислород пытается внедрить тепло в твердую материю. Стадия эта может длиться лишь долю секунды, если наличествует такое горючее, как бензин, или керосин, или еще какой-нибудь катализатор процесса, этакий сорви-голова мира горючих материалов. Говоря метафорически, такие жидкости можно уподобить афродизиакам огненного соблазна, шпанским мушкам, хорошему вину, терпкому одеколону или платиновой карточке «Америкен экспресс», как бы невзначай брошенной возле любовного ложа, — тому, что способно разжечь страсть в считаные секунды, превратив ее в ураган.

А бывает, джентльмены, что стадия тления длится часы и даже дни. Материал горения желает, чтобы его подпитывали вином и всячески ублажали, кормили в лучших ресторанах, водили в кино. Приходите к нам на воскресный обед, познакомьтесь с моими родителями, и все такое. Но соблазнителю-огню терпения не занимать. Если, продержавшись немного, ему удается затеплить хоть искру, если страсть его не вполне безнадежна и пожар может быть раздут легким дуновением ветерка, он проявляет упорство и не бросает начатого. Поцелуй в шейку, рука в вырезе блузки, душное тепло задних сидений машины в киношке для автомобилистов — вот что это такое, ребята. Упорство и еще раз упорство в попытке расплавить материал горения, довести его до жидкого состояния, а затем превратить в горящий газ. И вот уже рука рыщет под юбкой, разжигая жар до точки возгорания, огонек тлеет, тлеет, а затем…

Загорелось. Акт второй. Стадия открытого огня. Точка возгорания достигнута. Огненные языки, мальчики. Страсть. Нагретый газ легче воздуха и потому поднимается вверх. Новогодний фейерверк. Огненный шар все растет, надувается, пожирая воздух, и вот уже он ударяет в потолок. Если огонь разгорается так жарко, что может воспламенить и потолочные материалы, это усиливает горение. Огонь может даже проделать брешь в крыше и вырваться наружу, чтобы глотнуть вкусного свежего воздуха. Нагретые газы и сами по себе отдают тепло, жар распространяется вниз, от него загорается то, что находится внизу. Между прочим, вот вам объяснение, почему потолок часто сгорает раньше, чем занимается мебель.

Все зависит от материала горения, джентльмены. Баба может оказаться холодной девственницей с высокой точкой возгорания и слабой теплоотдачей. Тогда акт затухнет сам собой от недостатка страсти. Если баба фригидна, мальчики, то, как ни старайся, что ни вытворяй, она не ответит страстью. Ах, так она горячая штучка с низкой точкой возгорания и шикарной теплоотдачей? Тогда держись, наездник, скачка будет что надо! Если она горяча и есть за что подержаться, пожар достигнет критических градусов. Жар, идущий с потолка, будет таким сильным, что сокрушит точки возгорания всех материалов горения, находящихся внизу, и в воздух взовьются огненные валькирии.

Что я хотел сказать этой таинственной и несколько вычурной метафорой? Перед тем как все вспыхнет, мальчики, можно увидеть в воздухе маленькие огненные протуберанцы — это загорается газ, и в воздухе начинают плясать искры. Вот это и есть «полет валькирий». Значит, настало время давать задний ход, потому что полет валькирий — это прелюдия к…

Уф-ф! Третий акт. Стадия всеохватного пламени. Все открытые поверхности достигают точки возгорания, и огонь становится неукротимым. Теперь это явная, несокрушимая, не знающая преград страсть. Ничто не может устоять перед ней, все сущее раскрывает ей свое лоно и присоединяется к вакханалии. Жар, несомый воздухом, пышет вверх, нисходит вниз и распространяется во все стороны. Интенсивность горения удваивается с каждым новым возрастанием температуры на восемнадцать градусов. Огонь все горячее, скорость его распространения все больше и больше. Это огненный оргазм, джентльмены, завершение пламенного соития.

Огонь ревет, вопит, стонет и вздыхает. Он воет, как злой дух в ночи. Он горит, пока не выгорит весь материал горения или же не придет кто-нибудь, способный потушить пламя.

А теперь, говорит Фуллер, можно и закурить.

Он закуривает сигарету и откидывается на стол, имитируя усталость и полное половое удовлетворение. После минутной паузы он говорит:

— Три стадии пожара, о юные искатели знания, суть тление, стадия открытого огня и стадия всеохватного пламени. Первый акт нередко сходит на нет из-за недостатка энергии — его душит отсутствие воздуха. Вторую стадию можно еще загасить, действуя умело и быстро. Что же касается третьей стадии — тут уж знай запирай двери, Кейти!

Так что же такое огонь? Это сухая реакция взаимодействия молекул. Это трехактная драма, часто оканчивающаяся трагедией. Для живописания огня уместна сексуальная метафора, усвоенная нашим языком в выражении «жар страсти». Или когда говорят: «Я пылаю от любви, детка». Это суета соблазнения на расстеленной перед гудящим пламенем камина медвежьей шкуре. Пламя можно потушить, лишь залив его особыми жидкостями из огнетушителя.

Такова химия огня, говорит Фуллер, интуитивно понятая древним Прометеем. Он дал человеку огонь, который тот стал использовать, обогревая пещеры, готовя на нем еду и, так как ничто человеческое человеку не было чуждо, сжигая на нем своих собратьев разнообразными ужасными способами.

Что ж, пусть летят искры, пусть пируют орлы.

Он докуривает сигарету, швыряет окурок в урну и произносит:

— Теперь попляшем с этой стервой.

Попляшем со стервой?

13

Этот трехнутый маньяк поведет их в эпицентр пожара.

Джек в восторге.

Школа пожарных — это круто, ей-богу.

Щеголеватый коротышка ирландец подводит их к трехэтажному бетонному зданию на бетонной площадке. Здание похоже на радиолокационную вышку, воздвигнутую какими-нибудь советскими военными специалистами. В здании множество дверей, окон и запасных выходов, оно все опутано пожарными лестницами. Сюда же согнаны и пожарные, плотоядно поглядывающие на учащихся. Пожарные ухмыляются, как бы говоря: «Доброе утро, добро пожаловать в наш мир, к нашим гидронасосам!»

Стоят пожарные над грудой кислородных масок.

Что вызывает у учащихся как бы некоторую опаску, затем вперед выступает, видимо, кто-то из старших пожарных и коротко инструктирует учащихся, как надевать маски и как ими пользоваться.

Через пять минут Джек уже стоит в толпе соучеников на третьем этаже бетонного здания. Ему жарко, он обливается потом, а потом становится темно, хоть глаз выколи, потому что дверь с грохотом захлопывается. Кое-кто из парней торопится надеть маски, но чей-то голос кричит в рупор: «Рано!»

Вам еще кое-что предстоит пережить, джентльмены.

Удушье.

По-научному говоря, асфиксию.

Сначала Джека охватывает сильный жар, потом комната начинает наполняться дымом. «Это уж дикость какая-то», — думает Джек, дикость запирать кучу народа в кромешной тьме, где еще вдобавок что-то горит.

До Джека доходит наконец, в чем состоит игра.

А состоит она в том, что, если нацепить маску до того, как раздалась команда, ты выбываешь — тебя выгоняют из здания, вышибают из школы. Поэтому Джек корчится, приникая к самому полу, где еще сохраняется кое-какой воздух. Но уже через минуту-другую у всех начинают гореть и слезиться глаза, все кашляют, задыхаются, и Джека на секунду охватывает первобытный страх, вот что такое испытывать панику, друг. Он чувствует панический ужас, понимая, что именно этого они от него и хотят. Хотят, чтобы он сдался, поднял лапки кверху, не выдержал.

Что и происходит кое с кем из учащихся, после чего они моментально становятся историей, прошедшим временем. Но Джек, мать твою, знает, каково это — не мочь вздохнуть, ведь не раз в его молодой жизни его накрывало волной. Он умеет справляться с удушьем, так что вперед, сволочи, посмотрим, кто кого! Да я скорее сдохну, мать вашу, чем потянусь к маске!

И все же какое счастье услышать крик Фуллера: «Маски надеть, остолопы!» — хотя попробуй сделать это в темноте, когда все пихают друг друга локтями, глаз ни черта не различает, а мозг диктует рукам только одно: «Живее, мать твою», а пальцы отвечают: «Да пошел ты сам знаешь куда». Вот наконец маска натянута и «а-ах!» — вздох облегчения!