Артиллерист: Назад в СССР (СИ) - Ларин Павел
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я осторожно разжал женские руки, сцепленные на моей шее, и тактично снял с себя Олю. Просто она бормотала мне это прямо в ухо, и возникало полное ощущение от ее интонации, что сейчас в мою ушную раковину залезет змеиный язык с капающим ядом.
Вот реально, бабам нет разницы где, когда и при каких обстоятельствах устраивать вынос мозга. Ну, хорошо. Вы встретились и узнали, что вас двое. Так это отлично. Могло быть гораздо больше. В конце концов, пацану восемнадцать лет. Чего от него ждать?
— Оль, ко мне приехала проводить меня моя подруга, я не вижу в этом ничего плохого. — Решил придерживаться той же версии. Если они тут начнут выяснять уровень дружеской близости, это произойдет уже без меня. Я уже в этот момент буду мчать в сторону Чучково.
— Не делай из меня дуру! Подруги так не обнимают и не показывают своих слез. — Оля закусила нижнюю губу, а потом принялась усердно выдавливать влагу из глаз. Наверное, чтоб не отставать от Леры. Сука… Когда же нас позовут в автобус. Хрен с ней, с соляркой. Пусть воняет. Лишь бы закончить это прощание. Но, как назло, капитан молчал. Хотя, многие уже готовы были загрузится обратно. Мне кажется, он угорал с этой драмы, в лице Леры, Оли и Соколова.
— Прошу тебя не начинай, это сейчас неуместно...
— Неуместно мое присутствие здесь. Я смотрю, твоя мама ее тоже знает. Раз они так славно стоят и общаются… — Оля кивнула в сторону родительницы, к которой и правда подобралась Лерочка. Она что-то активно вещала матери.
— Оля, хватит себя так вести. Я безумно рад тебя видеть и благодарен, что ты нашла время приехать проводить меня.
Я оглянулся на капитана. Так и есть. Стоит, сволочь, скалится.
— Ты не ответил. Твоя мама знает ее?
— Слушай, тебя реально в данный момент волнует это? Вот именно сейчас, когда я уезжаю.
— Ладно. Опустим... Не за этим я сюда приехала.
— Вот спасибо!
— Я буду скучать по тебе. Как только появится возможность, сразу же напиши мне.
— Я тоже буду скучать. Ты будешь первая с кем я свяжусь.
Прижал обе руки к своей груди. Туда, где сердце. А сам подумал, как, мляха муха, свяжусь? Если это реально 1980, то мне из военной части пилить до ближайшей почты по медвежьему говну надцать километров. Сотовых нет, мессенджеров тоже. Только письма. Делать больше нечего.
— По местам! — Раздался, наконец, за спиной голос капитана.
Я быстро подошел к матери, обнял ее напоследок, помахал и Лере, и Оле, а потом в два шага оказался рядом с автобусом.
Глава 4
Дорога в воинскую часть, с одной стороны, показалась мне очень короткой. С другой стороны, тянулась бесконечно долго. Не знаю, как такое может быть. Наверное, потому что, без преувеличения, это стало самым запоминающимся моментом в моей достаточно насыщенной жизни. Вот так вот. А я уже думал, вряд ли когда-нибудь что-то сможет сильно меня тронуть. Но тут действительно тронуло. До глубины души. Душа эта волновалась и категорически не хотела верить в происходящее. Но при этом, имелась точная уверенность, начну сейчас кому-то что-то доказывать или говорить правду, не поверят. Скажут опять, Соколов пытается откосить. Он же идиот. Добровольно пришел в военкомат, а потом начал строить из себя шизика.
Я вытянул шею и посмотрел на капитана. Он сразу поймал мой взгляд, покачал отрицательно головой, типа, не вздумай, и нахмурился. Ну, ясно. Репутацию я себе уже создал определенную.
Демонстративно отвернулся и снова уставился в окно. Так и не отрывался больше от унылого осеннего пейзажа. Мысли в голове толкались, как бабки в очереди в районной поликлинике. Отпихивая друг друга локтями.
Всплывали вопросы, на которые пока что ответов не имелось. Как там будет? Что там будет? Как я буду? Вот это особенно волновало. Я и моя так сильно изменившаяся судьба.
О том, что сейчас, по утверждению многих, 1980 год, я старался не думать. Эту мысль, в отличие от остальных размышлений, гнал прочь. Будучи нормальным человеком, а несмотря ни на что, хочется в это верить, я сразу пытался проанализировать, как такое могло получиться. И, естественно, следом снова сомневался, все ли нормально с моей головой. Поэтому, дабы не поверить окончательно в свое помешательство, решил, не буду вообще вспоминать об этом. Ну, и еду себе спокойно в вонючем автобусе в Чучково. Ну, и буду служить в спецназе. Пф… Подумаешь. Однако, тут же моя привыкшая к нормальной, хорошей жизни натура, орала благим матом. Какой, к черту, спецназ?! Какая армия?! Какое Чучково?!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Вот так всю дорогу и промаялся, страдая раздвоением личности, которая, еще к тому же, теперь находится в пухлощеком Соколове.
Лично для меня нет ничего хуже неопределенности. А она сейчас, эта неопределенность, полная и бесконечная.
Чтоб не заморачиваться о случившемся с точки зрения адекватности, начал думать и планировать, как себя вести в коллективе. Если более точно, с офицерами и другими солдатами. Покрутил головой, оценивая настрой остальных новобранцев. Остальным, очевидно, было вполне нормально. Их ничто не беспокоило. Некоторые вообще спали, приоткрыв рот. Будто не в армии, а на отдых едут. Хотя, им то что. Они ни хрена не потеряли. А я потерял все. Твою ж мать… Все, что нажито непосильным трудом. Машина импортная — одна штука… Звезды на погонах — три штука…
Ну, вот кто мог представить, что так оно все повернется. Я не служил. Потому что, не захотел. Но по рассказам отца, считавшего, мужик эту школу жизни пройти должен, приблизительно представлял, как все происходит. Очень приблизительно, честно говоря.
Если бы не мать, которая почти год пила бате кровь, вряд ли я, конечно, избежал бы "срочки". Но родительница категорически отказывалась отдавать единственного сына каким-то чужим, посторонним людям в форме. Научат, не дай бог, плохому. У отца в этом вопросе выбора не было. Он мог сколько угодно орать на своих подчиненных в прокуратуре, однако, стоило матери нахмуриться, батя превращался в махрового подкаблучника.
Самое интересное, сейчас, как назло, ничего вспомнить из батиных рассказов не мог. Наверное, потому что вообще их не слушал. Думал, не пригодятся.
Наконец, мы добрались до места назначения. Снова, как и на пересыльном, автобус несколько раз громко "чихнул", дернулся, затрясся, а потом остановился перед воротами с железными ежиками. Ума не дам, как мы вообще на этом транспорте доехали. Не встали нигде по дороге. Хотя, с таким количеством новобранцев, думаю, капитан не сильно бы опечалился. Судя по его настрою и душевной доброте, толкали бы прям до самого Чучково. Весело, задорно, с песнями.
Буквально несколько минут ожидания, и мы въехали на территорию военной части.
Мимо окна медленно, как в триллерах или ужастиках, когда герой явно свернул не туда, проплыло КПП. Нас проводили взглядами солдаты, стоявшие там. Мне показалось, что глаза у них были очень печальными. Это понятно. Запечалишься тут. Есть четкое ощущение, что и мне весело не будет. Или, как раз, наоборот. Повеселюсь так, что до конца жизни буду улыбаться без причины.
Автобус остановился. Капитан, фамилия которого по-прежнему оставалась неизвестной, приказал выйти и строится. С этой задачей мы справились. На удивление, быстро. Почему на удивление? Потому что, буквально следом начались сложности.
Мы построились в две шеренги, друг за другом. Нас пересчитали по головам.
— Напра-а-а-а-аво. Бего-о-о-о-ом! — Скомандовал капитан.
"... аво… гом…" — Отозвалось эхо издалека, а все новоприбывшие призывники, как стояли на месте, так на нем и остались. Только бестолково крутили головами и смотрели друг на друга.
Капитан сурово свел брови. Наверное, в его понимании это должно было либо включить соображалку у новобранцев, либо придать им ускорения. Конечно. Разбежались. Тысяча-пятьсот раз.
Одна половина потерялась, пытаясь сообразить, имеется в виду направление движения по отношению к капитану или по отношению к нам. Вторая половина вообще не понимала, что от них хотят. Все стояли и не врубались ни черта. Куда, направо? Зачем, направо? Где это "право"? Почему, бегом? Я, хоть и понял, что именно от нас требуется, решил, выделяться не буду. Остальные тупят, буду тупить с ними за компанию. Ибо, есть золотое правило, даже, можно сказать, закон жизни, прекрасно мной в ментовке познанный опытным путем. Инициатива имеет инициатора. Причем, в особо извращенной форме.