Сборник статей - Адин Штайнзальц

Не существует закона, согласно которому консолидирующий группу «общий знаменатель» обязан соответствовать предельно низкому уровню общения. Несомненно, двадцать взрослых образованных мужчин, собравшись вместе, могли бы обсуждать философские, экономические или научные вопросы. Однако не эти вопросы собрали их вместе. И потому общение тотчас скатывается на низкий уровень. Личность вынуждена примеряться к обществу, отыскивать некий «общий знаменатель», интегрирующий данную среду. В том случае, когда «общий знаменатель» соответствует более высокому уровню, личность тоже лишается некоторой доли своей автономии. С другой стороны, социальная консолидация позволяет интегрировать элементы, каждый из которых в отдельности не имеет существенного значения, но вместе они образуют новое целое. Человеческое общество способно сплачиваться во имя достижения цели, недоступной каждому из его членов в отдельности.

Обратимся теперь к нашим еврейским делам. Сегодня «общий знаменатель» единства народа Израиля настолько низок, что даже не находится в ряду собственно еврейских ценностей. Это — юдофобия, из чего следует, что еврейское общество не скрепляет изнутри никакой собственный «клей». Оно сплачивается благодаря давлению извне. Многие социологи так и определяют сущность еврейства: евреи — это жертвы определенного вида сегрегации, которая называется антисемитизмом. Определение это сугубо внешнее, оно совершенно не затрагивает сущности жертвы — если, разумеется, вообще признает ее внутреннее отличие от других. Я не собираюсь спорить с подобным определением, ибо в принципе оно верно. Правда, оно основывается на предельно низком «общем знаменателе», но ничто не мешает нам поднять его.

Один из способов объяснить общественные процессы, протекающие в еврейской среде на протяжении последних полутора веков, — представить их как попытку множества индивидуумов разорвать связь с религиозной общиной и заново интегрироваться по политическому признаку. Ибо государство Израиль, например, отнюдь не является религиозной общиной, как, строго говоря, не является и этнокультурной целостностью. Это явно политическое образование. На протяжении вот уже полувека не сходит с повестки дня не теряющий актуальности вопрос: что же объединяет население Израиля? Что общего у граждан сионистского государства? Допустим, я родился в почтенном раввинском семействе выходцев из Литвы, репатриировавшихся из Ковно. И вот — неважно, в синагоге ли, на работе или просто на улице — я встречаю еврея, в младенчестве привезенного из Марокко. Его отец был кузнецом в Касабланке. Я спрашиваю себя: мы оба строим единое общество, но на какой основе? Единство не создается за счет механического совмещения во времени и пространстве. Правда, если как следует перемешать индивидуумов в общем котле, многие из них, скорее всего, отыщут подобных себе и образуют с ними устойчивые этносоциальные сцепления. Однако это будет не общество, а хаотичный конгломерат подобществ, пестрая мозаика, лишенная внутреннего единства.

Лишь на основе единой системы интеграции может сложиться действительно монолитное общество. Если такой системы нет, можно переместить с места на место миллионы людей безо всякого толка. Ящик письменного стола, куда я время от времени бросаю черновики, не создаст книги. А если я захочу решить эту проблему, пересыпав содержимое в другой, более «подходящий» ящик, — что ж, с тем же успехом я мог бы вытряхнуть бумаги прямо в мусорную корзину.

Российское еврейство переживает сейчас этап поиска своего единства. Это творческий период. Иногда поиск устремлен в забытое прошлое, иногда — в глубь собственной души. И то и другое необходимо для того, чтобы сыны Израиля смогли наконец обрести то общее, что позволяет им называться этим именем.

Миссия человека

Радикальная идея, ставшая лозунгом Французской революции, и, как это ни парадоксально, не столь далекая от христианства, гласила: мир обладает изначальной целостностью, в природе все гармонично, а человек от рождения совершенен, появляясь на свет непорочным. И если что-то в мире или обществе складывается неблагополучно, то виною тому сами люди, которые утратили совершенство и в силу своей испорченности разрушают естественную гармонию природы. А потому политические учения и теории психологов призваны возвратить человеку его изначальную чистоту.

Позже эта идея была воспринята марксизмом. Ведь согласно его доктрине естественные, справедливые человеческие отношения были искажены классовым обществом, и все, что надо сделать, — это исправить уродливые социальные извращения. С этой точки зрения различия между Французской революцией и Октябрьской революцией в России кажутся не столь уж существенными. И та, и другая стремились искоренить общественные пороки и вернуть золотой век справедливости, братства и всеобщей гармонии. Не случайно пещерный общественный строй получил в марксизме название «первобытного коммунизма». Светлое царство будущего должно было возвратиться к этому идеалу — разумеется, на базе научно-технического прогресса, успехи которого обеспечат сказочное изобилие. Здесь, как и в идеологии Французской революции, чувствуется влияние Руссо с его философией воспитания «естественного человека». С другой стороны, марксизм воспринял утопические идеи анархистов, объявив целью социализма построение коммунистического общества, в котором будут искоренены все противоречия и вследствие этого за ненадобностью отомрет государство. При коммунизме люди жили изначально, и они вернутся к нему, ибо это соответствует самой их природе и проистекающим из нее естественным понятиям о справедливости.

Подобные идеи мы обнаружим и в ряде современных психологических теорий. Они гласят, что ребенок рождается совершенным, но впоследствии кто-то — родители либо общество — портит его. И потому он становится убийцей, насильником, вором, беспринципным политиканом. Подобные концепции коренятся в христианской теологии, утверждающей, что ребенок чист от рождения и лишь первородный грех его прародителя омрачает душу малыша, поселяя в ней зло. Этот грех нуждается в искуплении, и христианская благодать дарует его, возвещая человечеству золотой век всеобщего братства.

Представления такого рода чрезвычайно популярны. Они облекаются во множество форм. Приведу пример из современной общественно-политической реальности. Прежде в России все были уверены, что виновником хозяйственной отсталости и постоянных неурядиц является авторитарный режим с его сталинистскими методами руководства. И потому распространилась детская вера в капитализм как панацею от всех бед. Вера эта оказалась столь же наивной, как и вера в то, что к «золотому веку» приведет социализм. За семьдесят лет в России успели забыть, что представляет собой реальный капитализм, и в глазах населения он стал перевернутым отражением официальной идеологии. Иными словами, хорошо все то, что ругает газета «Правда». Казалось, стоит лишь провозгласить в России западные ценности — плюрализм, вседозволенность и свободу предпринимательства, — как жизнь тут же изменится к лучшему и всевозможные блага хлынут со всех сторон. Но вскоре выяснилось, что свобода критиковать правительство шествует рука об руку со свободой умирать с голоду, и общество движется отнюдь не в сторону всеобщего благоденствия. Теперь на наших глазах происходит поворот на сто восемьдесят градусов: социалистическое прошлое начинает казаться утраченным раем, и на коммунистов вновь возлагают надежды люди, обманутые демократами.

Таким образом, еще раз была опровергнута идея о «естественном счастье», которое воцарится, как только мы уберем со своего пути всевозможные ограничения и препоны. И это лишь один из множества примеров, доказывающих несостоятельность такой идеи. Для того, чтобы воцарилось благо, недостаточно позволить событиям развиваться естественным путем. Природное, стихийное течение жизни не приводит к желанной цели ни в психологической, ни в социальной, ни в экономической сферах.

Первая книга Пятикнижия, «Брейшит», богата оригинальными философскими идеями. Правда, они изложены не на языке европейской философии, но от этого не становятся менее глубокими. В этой книге дважды, в противоположных по смыслу контекстах, встречается утверждение, что «зло в сердце человека» (6:5; 8:21), а во втором случае добавлено — «от юности его». Еврейские мыслители задаются вопросом: когда в сердце человека пробуждается зло? Быть может, еще в материнском чреве? Или оно дает о себе знать лишь с момента рождения? Но и в том, и в другом случае ясно, что человек рождается с огромным потенциалом зла. Интересно, что в книге «Брейшит» это обстоятельство служит не обвинению, а оправданию людей! Ведь если привести род человеческий на суд, окажется, что он не заслуживает пощады. Лишь зло, которое свило в нем гнездо, позволяет человеку взывать к милосердию. Он не может нести полную ответственность за совершенное зло, потому что родился с ним!