Великий и Ужасный - Евгений Адгурович Капба

* * *

Первыми же ударами Стредлейтер превратил мое лицо в кровавое месиво, сломал три или четыре ребра и отбил печень. Всё было именно так, как и говорил Витенька. Похоже, Густав предоставил Формации место под походную лабораторию, и они нашпиговали киборга дополнительными апгрейдами прямо тут, на месте. У него даже шрамы не зажили, на хромированный металл кулаков сочилась кровь из стыков живой плоти с кибернетическими имплантами.

Кровь, кровь, кровь… Она заливала арену, я едва держался на ногах, каждый удар киборга был подобен удару молотка, забивающему гвозди в крышку гроба. Все мои попытки блокировать или атаковать навстречу наталкивались на холодный металл под кожей, и я просто получал новые травмы… Толпа неистовствовала, выла, свистела.

— Эй, педик! — прохрипел я, отскакивая и разрывая дистанцию. — Вместо яиц у тебя теперь что? Подшипники? А вместо члена — патрубок?

Стредлейтер под маской демона Они улыбался. Вообще-то даже маска была нарушением правил, но тут, похоже, всем было наплевать на правила. Нужно было зрелище, и избиваемый смертным боем урук — восходящая звезда местного сегмента Сети — вполне подходил для этой цели.

Киборг прорычал:

— Я нассу на тебя, и тогда ты поймешь, какой там патрубок!

Значит — не патрубок?.. Не успеваю додумать мысль, киборг ускоряется, проходит в клинч, и его мощный апперкот вышибает из меня дух, кажется — в буквальном смысле этого слова.

… На какое-то мгновение я увидел свое тело, как будто бы со стороны, зависшее в воздухе метрах в трех над ареной — большое, изломанное, с окровавленными волосами. Софиты полыхали, орки, гномы и люди замерли с воздетыми вверх руками, раззявленными в немом крике ртами, Стредлейтер застыл — его кулак еще был в верхней точке удара, а глаза под маской выражали злую радость.

Наверху, на стеклянном балконе, у самого бортика замерла девушка в простом зеленом платье — невысокая, очень стройная, грациозная, с коротким каре темных волос и карими, блестящими глазами. С каким-то детским удивлением я отметил остренькие кончики ушей — эльфийка? Откуда тут, в этом месте — эльфийка? Но еще большее удивление у меня вызвало явно выраженное сопереживания и сострадания, которые явно читались в выражении ее красивого, живого лица. Черт бы меня побрал, у нее слезинка была в уголке глаза!

Эльфийка пожалела орка? Ни-хе-ра себе?!

С таким же чувством охренительного удивления я, как куль с дерьмом, шмякнулся на пол арены и, ощущая дикое жжение под бинтами на предплечье, мгновенно вскочил на ноги, и понял, что окутываюсь золотым свечением. Вовремя, ять! Нет, решительно пора разобраться со всей этой Резчиковой хренью! Он же едва не убил меня, этот Стредлейтер!

С ужасным хрустом и дикой болью вправлялись кости, даже нос хряснул так, что у меня по спине побежали мерзкие мурашки.

Киборг отступил на шаг назад:

— Колдовство! — заорал он. — Орочье колдовство! Нарушение правил!

— У-у-у-у!!! — завопил зал, в киборга полетели объедки и стеклянные стаканы. — Зассал? У-у-у-у!

— Апелляция отклоняется, — сказал в микрофон рефери. — Орки не обладают способностью к плетению заклинаний. Встроенные в тело амулеты, импланты и их аналоги по правилам разрешены в пропорции не более двадцати процентов. Вы можете сдаться, господин Стредлейтер!

Киборг глянул куда-то мне за спину: там стояла команда Формации, и Сандер — в том числе. И что-то такое они ему там просигнализировали, что он сорвал с лица маску демона и, грязно ругаясь, набросился на меня, нанося удары с жуткой скоростью, его глаза горели безумием, а по кулакам проскакивали электрические искорки.

А я чувствовал необыкновенный прилив сил. Даже круче, чем тогда, в первый раз, когда сработали медицинские татау. Что это, если не второе дыхание, о котором с таким восторгом говорили спортсмены на старушке-Земле?

Нырок, уклон, блок, снова уклон — он просто не мог попасть по мне. Быстрее, выше, сильнее — вот что это такое было! Рука дающего не оскудеет! Наградив снага реанимацией и усилением, я получил их сам — очено удачно, в самый нужный момент! Эффект от татау явно наложился друг на друга, и черт его знает как, но оно — работало, и я дрался с ним на равных, отводя удары и контратакуя! Да, да, он все еще был металлическим засранцем, и мне было чертовски больно, но исцеление работало перманентно, залечивая травмы в режиме нон-стоп, и, рыча сквозь зубы, я блокировал и лупил его со страшной силой!

А потом — улучил момент и…

— Н-н-на! — подъемом стопы врезал ему по патрубку и подшипникам, которые совершенно точно не были железными.

Он сам так сказал.

— И-и-и-и-и! — заверещал Стредлейтер. — И-и-и-и!

Он согнулся — и тут же получил сначала открытыми ладонями — по ушам, а потом коленом — в рожу. Раз, два! Я ухватил его за волосы и снова ткнул мордой в свое колено — три, четыре! Стредлейтер рухнул на пол, но гонг все не звучал, и я прыгнул ему на спину обеими ногами, а потом — еще и еще… Когда запахло машинным маслом и горелой проводкой, и под его тушкой расплылась зловонная жижа, я наклонился и произнес киборгу в самое ухо:

— Турочку-то мне починили, а осадочек-то остался…

* * *

Ни черта я не помнил ни финальный гонг, ни объявление победителя, ни поздравления, ни вопросы журналистов, сующих мне в лицо микрофоны… Я искал глазами ту эльфийку на балконе, но ее кресло было пустым, и кресло второго эльфа — тоже. Это могла быть та девушка из Хтони? Или — нет? Бывают такие совпадения?

— Ты как вообще? Бабай? Ау? — Шерочка с Машерочкой трясли меня и тормошили в раздевалке. — Ну, ты дебил вообще, как мог музыку забыть? Мы б станцевали! Бабай, ты слышишь? Татау набьешь нам? Бабай, возьми нас в Орду насовсем, а? А как у тебя нос вправился, а? Это резчикова тема, да? А классно ты его уделал, мы и рассмотреть почти ничего не успели, махали вы руками, как два пропеллера! А…

— Цыц! — сказал я. — Дайте футболку, мне пройтись надо. В «Орде» встретимся, через полчаса.

— Но… — девчата переглянулись. — Ну, ладно.

Я натянул на себя свежую черную футболку, пощупал зачем-то лицо руками, ощущая липкую кровь вперемешку с меловой побелкой, провел языком по удивительно целым зубам и деснам — после такой мясорубки-то… А потом встал и пошел на улицу.

Проспект, освещенный неровным светом электрических фонарей и месивом голограмм, уходил в ночную тьму. Где-то выли собаки, пахло табаком, мокрым асфальтом, отбросами и жареным мясом. Я шагал по тротуару, сунув руки в карманы джинсов. Ни