Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России - Геннадий Невельской

   К 8 часам утра 22 сентября (4 октября) "Николай" подошёл к берегу на пушечный выстрел. Вооружённый баркас с десантом в 25 человек под командой лейтенанта Рудановского находился у борта корабля, обращенного " морю. Я с Буссе, Бошняком и тунгусом-переводчиком, знавшим орочёнский и айнский языки, отправился на вооруженной шестивесельной шлюпке на берег. Погода была ясная, тихая и теплая. На берегу видны были 8 человека часовых у расположенных вдоль берега сараев.

   Едва наши шлюпки приблизились к берегу, как вдруг из сараев выскочили айны, предводительствуемые 4 японцами, размахивавшими саблями, и направились по отмели навстречу шлюпкам. Я сейчас же прекратил греблю и приказал держаться на вёслах, сделав условленный знак, чтобы десант с Рудановским следовал за нами. Переводчик сообщил мне, что японцы приказывают айнам не допускать нашу шлюпку к берегу. Тогда через переводчика я объяснил японцам и толпе айнов, что мы лоча (русские), пришли с Амура поселиться у них в Тамари для того, чтобы защищать их от насилий, производимых командами иностранных судов; что мы поэтому вовсе не желаем делать им чего-либо дурного.

   Все айны тотчас начали кланяться и махать ивовыми палочками, концы которых были расщеплены в виде метелок, что вообще у здешних народов означает знак дружелюбия и гостеприимства. Затем они, идя по берегу, указывали нам место, где лучше пристать шлюпкам. Японцы же в это время, вложив свои шпаги в ножны, начали тоже кланяться нам и старались объяснить, что препятствовать нашей высадке на берег им приказали их начальники. После того как мы пристали к берегу, туда подошёл и наш баркас с десантом. Я сейчас же приказал десанту выгружать орудия на берег, причем айны усердно помогали матросам. Вместе с этим сделан был с баркаса сигнал кораблю "Николай" приготовиться к салюту. После того как на берегу были установлены два орудия и сооружён флагшток для подъёма флага, команда выстроилась во фронт, и я скомандовал. на молитву. Помолясь с коленопреклонением богу, причем японцы и айны инстинктивно сняли шляпы, я вместе с Н. В. Буссе при криках ура и залпе из ружей и орудий поднял русский военный флаг; в то же время команда корабля, при криках ура, разбежалась по вантам и реям, и корабль начал салютовать флагу. Этим было возвещено в Тамари-Анива окончательное водворение наше на острове Сахалине. Ясная и тихая погода совершенно гармонировала с мирным занятием главного пункта острова.

   Когда мы осмотрелись, то увидели на западной возвышенности, между кучками земли, деревянные чурбаны, выкрашенные чёрной краской; издали они казались батареями. Японцы держали их как пугала для всякого пришедшего судна и вполне были уверены, что им удастся этим оградить неприкосновенность Тамари. По окончании церемонии я с Н. В. Буссе и Н. К. Бошняком отправился в селение, к ожидавшим нашего приговора японским старшинам, дабы растолковать им миролюбивую цель нашего водворения и избрать местность, где должен был быть основан наш пост. Кроме того я хотел миролюбиво порешить с ними относительно размещения команды и распорядиться о средствах к перевозу тяжестей с корабля на берег.

   Здание, в котором собрались старшины и, как можно было заметить, более влиятельные из айнов, имело вид сарая с бумажными окнами. Половина этого сарая была занята возвышением, устланным различными циновками; на нем поставлено было несколько ширм, разделявших всё возвышение на отдельные комнаты. По стенам было развешено несколько сабель, а перед маленьким низеньким столиком, за которым с важностью сидели трое японцев, стояла небольшая пирамида с фитильными ружьями; у старшего из японцев, который сидел в середине за столиком с трубкой, было две сабли за поясом, а третью держал в руках стоявший за ним японец. По обеим сторонам старшего сидели два других японца, имевшие тоже на боках по сабле, а у возвышения толпой стояло до 50 айнов.

   Войдя в сарай, мы приветствовали японцев; они все встали, а айны поклонились нам. Я сел рядом со старшим японцем, а Буссе и Бошняка усадил рядом и тотчас приказал переводчику сказать, что цель нашего прибытия и водворения на искони принадлежащем России острове Сахалине вполне миролюбивая. Государь наш император, осведомившись, что в последнее время плавает около этих берегов много иностранных судов и что команды их делают различные бесчинства и притеснения жителям, а также, как мы слышали, намереваются захватить некоторые из беззащитных мест, приказал основать в главных пунктах острова Сахалина и противоположного ему материкового берега вооружённые посты, чтобы защищать обитателей и всех приезжающих сюда японцев от иностранного насилия и произвольных распоряжений. Вместе с этим государь приказал мне не только не препятствовать промышленности и торговле японцев на острове, но, напротив, строжайше ограждать их справедливые интересы от всяких насилий; а потому прошу вас быть совершенно покойными: мы искренно желаем всегда быть с японцами в дружбе, как с нашими ближайшими соседями. Обо всём этом отдано приказание назначенному сюда начальнику, Н. В. Буссе, к которому во всём и прошу обращаться. Он исполнит все ваши справедливые желания, и ему приказано, чтобы все промышленные, торговые и хозяйственные отношения, какие установились уже между вами и айнами, не только не нарушались, но строго соблюдались. Он будет смотреть, чтобы айны исполняли их, как было доселе, тем более, что пребывание ваше здесь и сношения с этим народом будет полезно, потому что замеченная уже мною аккуратность в постройке и отделке судов и порядок в селении могут служить им назидательным примером. Итак, повторяю, прошу вас быть совершенно спокойными. Ваших обычаев, а тем более религии, мы отнюдь не позволим себе касаться. Живите, как жили, и веруйте, как веровали. Всё это объявляю вам от имени государя моего, императора, слово которого есть неизменный закон. За сим пойдемте с нами и распорядитесь как для размещения наших людей, так и для своза с корабля тяжестей, а равно и для способствования в установке на избранном мною месте орудий для вашей и всех здесь защиты, против тех, кто осмелился бы нарушить ваше спокойствие".

   Японцы, повидимому, не ожидали с нашей стороны такого миролюбивого заявления, и из грустных доселе сделались весёлыми и довольными, тогда как айны, видимо, были недовольны. Они надеялись, что я, подобно моим предшественникам Хвостову и Давыдову, предоставлю им убивать и грабить японцев, как то они сделали с бывшими тогда здесь их старшинами, у которых было развито и хлебопашество и скотоводство. Айны стали шуметь и выражать свое неудовольствие; я приказал им немедленно замолчать и объявил, что первый, кто окажет какое-либо сопротивление и насилие японцам и вообще произведёт какой-либо беспорядок, будет немедленно строго наказан. "Мы желаем, -- сказал я им, -- чтобы всё здесь было мирно и чтобы собственность и личность каждого были ограждены и неприкосновены".

   После этого все смолкли и успокоились. Японцы просили меня чтобы, в оправдание их перед начальством, я изложил упомянутое моё заявление письменно, а они пошлют его на Мацмай. Я обещал, что с удовольствием исполню их просьбу.

   После тщательного осмотра восточной возвышенности я убедился, что она представляла местность во всех отношениях удобную и безопасную для основания нашего поста, а поэтому сейчас же и сделал распоряжение о передвижении сюда наших орудий и перенесении флага. Айны, по приказанию японцев, помогали нашим матросам. Для размещения команды, а также наших запасов, японцами были очищены два находившихся на этом месте сарая. Оставив затем при посте с командой и орудиями лейтенанта Рудановского, я вместе с тремя японцами и двумя айнами отправился на корабль обедать. Пост я назвал Муравьёвским, в честь главного ревнителя и предстателя перед высочайшею властью за дело на отдалённом востоке, генерал-губернатора Николая Николаевича Муравьёва. Японцы и айны осталась довольны нашим дружеским приемом на корабле. После обеда команда пела песни и плясала, все были довольны и веселы. Эта церемония и обстановка, видимо, расположила к нам айнов и японцев и, как можно было заметить, внушила в них уважение к нам.

   Согласно их просьбе, я передал им на русском и французском языках следующую декларацию:

   "На основании трактата, заключённого между Россией и Китаем в городе Нерчинске в 1689 году, остров Сахалин, как продолжение Нижнеамурского бассейна, составляет принадлежность России. Кроме того ещё в начале XVI столетия удские наши тунгусы (ороки) заняли этот остров. За сим, в 1740 годах русские первые сделали описание онаго, и, наконец, в 1806 году Хвостов и Давыдов заняли залив Анива. Таким образом, территория острова Сахалина составляла всегда неотъемлемую принадлежность России:

   "Всемилостивейший государь мой император Николай I, осведомившись, что в последнее время около этих берегов плавает много иностранных судов и что командами их производятся разные беспорядки на этих берегах и причиняются насилия обитателям оных, находящимся под державою его величества всемилостивейшего государя моего императора, высочайше мне повелеть соизволил: поставить в главных пунктах острова надлежащие посты, в тех видах, чтобы личность и собственность каждого из его здесь подданных, а равно и японцев, производящих промыслы и торговлю на территории его величества, была надёжно ограждена от всяких подобных насилий и произвольных распоряжений, иностранцев, и чтобы подданным Японской империи не только не препятствовать свободной здесь торговле и промыслам, но всеми средствами ограждать и способствовать оным, насколько то соответственно с верховными правами его императорского величества государя моего на эту территорию и той дружбе, которую Россия желает сохранить с Японской империей.