Высшая раса - Дмитрий Казаков

– А что, собственно, произошло? – спросил наивно Феликс Дан. – Ну, потеряли мы несколько десятков сверхчеловеков, ну и что? Сотворим новых, и всё.

– Боюсь, что вы не очень хорошо представляете себе масштабы потерь, товарищ. – На лицо Хильшера, словно змея из-под камня, выползла ядовитая улыбка. – Или не самым лучшим образом понимаете, почему мы вынуждены разговаривать вне стен специально подготовленного помещения, во дворе, в холоде и сырости.

Утро и в самом деле выдалось препротивное. Низкие облака плыли, казалось, над самыми вершинами башен Шаунберга, и гадостно шумел пронизывающий северный ветер.

– Был взрыв, – вступился за друга Ганс Бюнге. – Это мы все знаем, как и то, что залу совещаний причинены некоторые повреждения.

– Всё верно, – кивнул Хильшер. – Но стоит отметить также и то, что взрыв был не один, и их могло быть еще больше. Мы должны благодарить солдат, что обезвредили мины, жертвуя своими жизнями.

– Не надо красивых слов, Фридрих, – сказал Виллигут и невольно удивился истеричности, прозвучавшей в своем голосе. – Говорите о деле. Ведь, кроме вас, из арманов полностью ознакомлен с ситуацией разве что Йозеф.

Дитрих улыбнулся, вкладывая в усмешку всё презрение к гражданским, по недоразумению захватившим власть в замке. Хильшер чуть слышно вздохнул. По лицу его пробежала судорога сдерживаемого гнева, и верховный арман заговорил, коротко и сухо, словно на официальном выступлении:

– Ночью в замок проникли диверсанты. Воспользовавшись старым подземным ходом, о котором мы все забыли, они пробрались в подземелья. В результате их действий оказались убиты два десятка посвящаемых, погибли несколько солдат и доктор Хагер. Попытка взорвать замок, как я говорил, провалилась, но несколько взрывов всё-таки произошло. Почти полностью уничтожены запасы готовой сыворотки, почти пятьсот порций, – тут Хильшер сделал паузу и оглядел присутствующих. – Но что самое страшное – враги уничтожили все результаты исследований по созданию суперсыворотки! Убиты все подопытные, в пламени сгорели лабораторные записи! Это на самом деле страшно!

– И что, ничего нельзя восстановить? – поинтересовался Карл Филер, зябко поведя плечами.

– Только начинать всё заново, – верховный арман развел руками. – Иного выхода у нас нет.

– Как мы теперь остановим русских? – спросил Хирт. Лицо его было бледным, осунувшимся. – Они стоят уже у Линца.

– Для того чтобы отбросить их, вполне хватит тех солдат, что сейчас имеются в нашем распоряжении, – ответил Дитрих. – Я сейчас выезжаю к войскам. Мы – сверхчеловеки, и нам нечего бояться грязных славян и тюрков! Они будут выбиты из Верхней Австрии и уничтожены!

– Ваши слова – словно бальзам на рану, оберстгруппенфюрер, – напыщенно проговорил Хильшер. – Отправляйтесь немедленно.

Дитрих резко вскинул руку и зашагал к воротам замка. Серая генеральская форма сидела на нем как влитая, и Виллигут на мгновение ощутил зависть.

– А нас, товарищи, ждет работа, – голос верховного армана отодвинул не самые приятные мысли на второй план. – Надо восстановить запасы сыворотки. Так что через сорок минут всех попрошу в подземелье. Спускаться придется по запасной лестнице, так как основной путь перекрыт завалом.

Виллигут поморщился. Работать совершенно не хотелось, даже во имя победы арийской идеи.

Верхняя Австрия, город Линц

5 августа 1945 года, 11:23 – 12:07

Минометы грохотали, словно десяток груженных листовым железом составов, а орудия полковой артиллерии рычали, как стадо голодных львов.

Город, лежащий к северу от позиций советских войск, горел. Время от времени из черной пелены дыма, словно из гигантской, меняющей очертания шубы, высовывались алые, хищные языки пламени.

Немцы, оборонявшие Линц, были обречены. Это сержант Усов, несмотря на отсутствие военного образования, понимал отлично. И понимание это тянуло за собой удивление: если всё очевидно, то почему эсэсовцы не сдаются, на что они надеются?

К тому, что солдаты противника очень быстры и исключительно опасны в ближнем бою, удалось привыкнуть. Сверхчеловеки, что ранее внушали страх, близкий к мистическому, теперь не вызывали ничего, кроме глухой ненависти.

Сержант вместе с солдатами сидел в окопах, вырытых сегодняшней ночью, и ждал сигнала к наступлению. Делать было нечего, оставалось только наблюдать, как снаряды различных калибров превращают немецкие позиции в перепаханное поле.

Лезли в голову разные мысли. Вспоминался черно-белый котенок Вася, оставшийся в тылу, мечталось о том, как скоро всё закончится и можно будет вернуться домой, в Брянск, может быть, жениться…

Изумленный возглас из соседнего окопа заставил сержанта вернуться от прекрасных мечтаний к суровой действительности. Он выглянул из-за бруствера и обомлел – по полю, почти неразличимые в мышиного цвета мундирах, бежали в атаку немцы. Поняли, что, сидя на месте, являются очень удобной мишенью для артиллерии.

– К бою! – крикнул сержант. Солдаты взвода вряд ли расслышали командира, но каждый из них понял, что происходит что-то не то. Прекратились разговоры, окурки были аккуратно затушены, а в мозолистых солдатских ладонях мгновенно оказалось оружие.

На случай немецких контратак было получено распоряжение – без приказа не стрелять. Теперь он честно ждал этого приказа, поглядывая в сторону невысокого холма с одинокой березой на вершине, за которым размещался командный пункт батальона. Но там пока было тихо.

Несмотря на промозглую погоду, сержант ощутил, что ему стало жарко. По виску сползла раскаленная капля пота, оставляя на коже выжженный след. Усову хотелось крикнуть «Огонь!», но он сдерживался, понимая, что к добру подобная горячность не приведет. Сколько их было, солдат и офицеров, на свой страх и риск нарушавших приказы, и почти все они остались остывать от излишней горячности в могилах – в болотах Брянщины, в сухих степях Южной Украины, в мягкой, плодородной земле Венгрии…

Немцы тем временем, пользуясь преимуществом штурмовых винтовок в дальнобойности, начали стрелять. Одна очередь прошла рядом с Усовым, пули взрыхлили землю бруствера.

Кто-то в соседнем окопе громко застонал, но быстро затих.

«Чего они ждут? – спрашивал себя сержант, пытаясь удержать в прицеле поразительно шустрые серые фигуры. – Или слишком удивлены немецким наступлением?»

Словно отвечая ему, ударил станковый пулемет от подножия холма. Ему послушно ответили братья на других участках, и Усов скомандовал «Огонь!», испытывая при этом неимоверное облегчение.

ППС ожил в его руках, затрясся трехкилограммовым телом, словно зверь, почуявший добычу, и пули, гонцы, несущие послание от смерти, помчались навстречу эсэсовцам.

Но те не хотели умирать и заплясали в стремительном, неуловимом для глаз танце, желая проскользнуть сквозь постоянно перемещающиеся ячейки сети, сотканной из очередей.

Не всем это удавалось. Время от времени тот или иной фриц падал и не вставал более. Остальные же, ускользая от пуль и стреляя в ответ, продолжали идти вперед.

А потом в ход прошли гранаты. Немцы, пользуясь преимуществом в силе и ловкости, начали швырять убийственные гостинцы более чем с сотни метров.

Как показалось сержанту, они перемещались невероятно медленно, как летящие гуси.

Вспоминая слова молитвы, что в детстве читала бабушка, Усов упал на дно окопа и всем телом вжался в сырую землю. Один за другим грохнули два взрыва, что-то прошелестело над головой. Обошлось.

Он вновь начал стрелять и не сразу понял, что магазин пуст. Судорожным движением вставил новый, и тут оказалось, что немцы уже рядом. На мгновение лейтенант рассмотрел даже лицо одного из них – потное, круглое, со светлыми, словно из соломы сделанными, усиками.

Эсэсовец оскалился, поймав взгляд врага, и тут же его швырнуло в сторону. В полете тело перекувыркнулось, а сержант про себя поблагодарил пулеметчика, пославшего очередь именно в эту сторону.

Усов выстрелил сам, со злой радостью увидел, что еще один фашист рухнул, словно колос под серпом.

Но тут пулемет замолк. Оглянувшись, сержант увидел там, где положено было ему быть, облако разрыва. У немцев тоже обнаружилась артиллерия, и била она на удивление метко.

Из окопа слева уже никто не стрелял, и сержант боялся даже думать, что случилось с солдатами, что были там. Он продолжал стрелять, затем вспомнил про собственные гранаты. Зашарил рукой на земляной полочке, специально для них вырытой.

Из немцев не отступил ни один. Из тех, кто шел в атаку, никто не повернул назад, все остались тут, уродливыми серыми пятнами на поле, что этим летом не знало сева.

Вдруг стало не в кого стрелять, Усов понял, что бой кончился. Он устало откинулся на стенку окопа и вытер со лба пот. Руки сами нашарили папиросы, и дым потек в легкие, успокаивая дыхание, заставляя сердце стучать всё медленнее…