Пояс Богородицы - Роберт Святополк-Мирский

Князь побледнел, но не потерял самообладания.

— У нас стоят наготове войска, нам надо только выбраться отсюда, и мы с оружием в руках защитим свои права или отойдем к Москве!

И тут Юрок побледнел еще больше:

— Князь, я не успел сообщить, ты был занят невестой… Я только что получил странное донесение от Макара: в нашем войске какие-то волнения, он пишет, что в настоящую минуту на наши отряды нельзя полагаться…

— Что за чушь? Я им исправно и много плачу.

— Произошло какое-то недоразумение, деньги не были выплачены, и вспыхнул бунт!

— Черт возьми, но есть еще войска Олельковича и Ольшанского!

— Макар сообщает, что в войске Олельковича внезапно вспыхнула эпидемия красной болезни, а княгиня Ольшанская в отсутствие мужа распустила все войско по домам…

— Это заговор! — прошептал князь Федор: — Значит, мы обречены…

— Князь, — сказал Медведев голосом, в котором зазвенел металл. — У нас очень мало времени! Однажды я уже дал тебе добрый совет, послушайся меня и в этот раз!

— Говори, — опустил голову Федор, — возможно, ты единственный, кто сохраняет холодную голову, — я лично не понимаю, что происходит… Что надо делать.

— Где сейчас Олелькович и Ольшанский?

— В своих комнатах. Готовятся к выступлению перед королем…

— Юрок, беги вниз, вели конюхам мигом запрягать на служебном дворе самыми лучшими лошадьми большие крытые сани княгини, и пусть захватят четверку пристяжных. Князь — быстро за Олельковичем и веди его вниз к саням, я — за Ольшанским. И мчимся в Москву! Если вы, трое могущественных князей, останетесь живы, вы вернете себе и земли и людей! Но, что бы остаться в живых, надо бежать немедленно, князь!!!

— Да-да, ты прав! — князь Вельский бросился вниз по лестнице, как мальчишка.

Медведев прыжками помчался по коридору. Юрок выбежал на задний двор…

…Князь Ольшанский задумчиво смотрел в окно, когда дверь внезапно резко открылась и на пороге появился Медведев.

— Князь, — негромко сказал он, — заговор раскрыт.

Королевские войска через несколько минут окружат замок. Внизу стоят запряженные сани — пойдем!

Знакомое, липкое и отвратительное чувство страха охватило Ольшанского. Ноги сразу стали ватными и непослушными, руки свинцово отяжелели. Но он с детства привык бороться с этими приступами, и со стороны казалось, что в его внешности и поведении ничего не изменилось.

— Я знал, что так будет, — спокойно сказал он. — И покойный старец Иона знал. — Князь перекрестился. — Теперь я понимаю, что он имел в виду, когда спрашивал: "Зачем ты откажешься?" Но он также предрек мне великую победу в конце моего пути. Спасибо, Василий, но я откажусь. Я никуда не двинусь отсюда. Негоже князю Ольшанскому бегать от кого бы то ни было!

Страх колотился в сердце князя Ивана, стараясь разорвать это сердце на части, страх шептал ему горячо и убедительно: "Беги! Беги! Спасайся! Все остальное — ничто перед твоей единственной, неповторимой жизнью! Беги!"

— Когда-то ты помог мне, князь, — сказал Василий. — Позволь мне на этот раз помочь тебе.

— Спасибо, — белыми бескровными губами произнес Ольшанский — Поезжайте без меня. Я рыцарь и еще никогда в жизни не уступал страху. Не уступлю и сейчас. Я остаюсь, и пусть Господь будет моей опорой, — он перекрестился.

— Ты твердо решил?

— Да.

— Я не одобряю твоего решения, но глубоко уважаю его, — тихо сказал Медведев — Прощай, князь!

Он низко поклонился и вышел.

… Дверь в комнату Олельковича была прикрыта неплотно, и оттуда доносилось какое-то бормотание.

Князь Федор остановился перед дверью и открыл ее шире.

Но Михайлушка не расслышал скрипа открываемой двери.

Он был занят!

Он репетировал.

Но не ту речь, которую должен был произнести перед королем, а совсем другую, должно быть тронную.

Попивая из огромного кубка, он красовался перед большим зеркалом во весь рост и негромко, но выразительно повторял с разными интонациями:

— Мы, Божьей милостью великий князь литовский, и жмудский, и русский, и… нет, не так… Мы, Божьей милостью… Нет, лучше так — мы, Божьей…

Князь Федор Вельский отступил в коридор, прижав руки к лицу, тихо застонал, склонившись, и вдруг вспомнил далекое раннее утро на реке Ипути, свои тогдашние планы и замыслы, свою наивность и чудовищную самоуверенность… Волк, вожак псов, послушный своей своре… Какая чушь! Как это далеко от грязи и крови реальной жизни…

…Боже мой! Что я наделал? Я погубил себя, свою семью, Анну, братьев… Но это Михайло, это он виноват… Он во всем виноват… Господи, прости меня, грешного, — и да воздай нам каждому по грехам нашим…

Князь Федор Вельский на цыпочках отступил от двери комнаты князя Михаила Олельковича и, все ускоряя шаг, бросился на задний двор.

В запряженных шестеркой цугом больших крытых санях с двумя форейторами впереди и двумя возницами на козлах уже сидели Медведев и Юрок.

— Где Иван? — спросил Федор, когда Юрок открыл ему изнутри дверцу.

— Он отказался, — сказал Медведев. — Я не мог его убедить. А Олелькович?

— Он тоже не поедет, — сказал Федор. — Стойте, может, тогда — Анна! Подождите еще минуту — я за ней!

— Нет, князь! — жестко сказал Медведев и, силой втащив князя Федора в сани, скомандовал вознице: — Гоните вовсю! — Потом повернулся к Федору: — Извини, князь, но у нас правда нет больше ни одной минуты…

…Медведев был прав.

Не успели они проехать и версты, как впереди показалась группа конных воинов, столпившихся у саней с королевским гербом.

В этом месте проходила линия оцепления города, и князь Андрей как раз отдавал приказ окружить княжеский дом.

Все, в том числе и сам Андрей, были уверены, что заговорщики находятся там, на свадьбе, и ничего не подозревают, поэтому пока не было распоряжения останавливать проезжающие по дороге сани и повозки.

Возможно, зимний экипаж княгини Кобринской проехал бы беспрепятственно и все тогда происходило бы совсем иначе, но как раз в этот миг Медведев посмотрел в окошко, а князь Андрей мимолетно глянул на пролетающие мимо нарядные сани.

Они видели друг друга всего одно короткое мгновение, но этого было достаточно.

— Погоняй изо всех сил! — крикнул Медведев возницам.

— Немедленно догнать и остановить эти сани! Всех арестовать и доставить ко мне, — крикнул Андрей.

Но, приказав это, он отвернулся от окружающих его офицеров и вздохнул.

Прости меня Господи, что я направляю погоню за моим лучшим другом, но я знаю, что они никогда не догонят его…