Украсть у президента - Владимир Гриньков

У таксиста одежду брать нельзя. Таксист вообще не должен знать, как будет выглядеть Корнышев через какие-нибудь тридцать минут или час. Отпустить таксиста и зайти в магазин готовой одежды? В таком виде зайти, в крови? Если бы был человек, к которому он мог бы обратиться! Но так не бывает. Любой человек из тех, с кем он общался прежде, может быть проверен. И это уже как клеймо. Отметина. Знак беды. От прошлого никогда никуда не деться, черт побери. Ты можешь обзавестись новой биографией и новым именем, а все равно от прошлого не избавишься. Ты был мужчина, офицер, и тебя звали Ваня Алтынов, а потом ты превратился в женщину с проблемной памятью, с кучей комплексов, и вообще стал человеком заурядным и безобидным, а все равно убили, и убили именно как Ваню Алтынова, хоть этот искалеченный хирургами и психиатрами человек даже не догадывался о том, что он Алтынов. От прошлого никогда не избавиться, оно с нами живет, как говорила Лена…

Лена!!!

– Разворачивай! – сказал Корнышев и рванул ворот рубашки, потому что его вдруг обдало жаром. – Я покажу, куда ехать!

Таксист покосился недовольно, но перечить не посмел.

Корнышев указывал дорогу, подсказывая, где повернуть. Но конечную точку маршрута он предусмотрительно утаил, выйдя из машины за несколько кварталов от дома Лены. Таксист газанул и умчался, едва только Корнышев вышел из машины. Корнышев свернул во дворы, где меньше было фонарей, чем на дорогах, и в ночной темноте кровь на его одежде практически не была видна.

Первым делом он заглянул в окна квартиры. Темно. Тут он вспомнил их разговор. Лена говорила, что они живут на даче и Москву навещают лишь изредка. Загнанным зверем Корнышев заметался вокруг дома. Можно было позвонить Лене, но для этого требовалось включить мобильный телефон, а Корнышев боялся, что его сразу засекут. В конце концов, он решился подняться к Лениной квартире. Позвонил в дверной звонок, нисколько не надеясь на удачу. И вдруг ему открыли – хотя и после довольно продолжительной паузы.

Усач в футболке. Взгляд спокойный.

– Вам кого? – осведомился он.

А взгляд уже уперся в пятна крови на одежде. И сразу взгляд у него стал другой. Испугавшись, что сейчас захлопнут дверь, Корнышев сказал торопливо:

– Мне нужна Лена! А вы, наверное, Павел, ее муж?

Усач глянул с неприязнью. Наверное, не мог понять, что общего может быть у его жены с этим расхристанным типом в окровавленной одежде. Он уже склонялся, кажется, к тому, чтобы сказать Корнышеву «До свидания», но дверь закрыть он не успел, потому что появилась растревоженная Лена, увидела Корнышева, изумилась его появлению, а потом увидела кровь, и в ее глазах был уже самый настоящий испуг.

– Слава! – выдохнула она. – Что с тобой?!

И ее усатый Паша понял наконец, что никакой ошибки нет и гость квартирой не ошибся.

– Ты ранен? – спросила Лена.

Она провела Корнышева в комнату и порывалась осмотреть его рану, но Корнышев отстранил ее движением руки. Ему было неловко, а тут еще усатый Паша сверлил его полным подозрения взглядом, и столько в том взгляде было враждебности, что Корнышеву хотелось обозвать Пашу козлом и выгнать взашей, да нельзя было, и он крепился.

– Чепуха, – сказал Корнышев. – Вы извините, что я к вам. Просто недалеко тут оказался…

– Лена! А он кто? – вдруг спросил бесцеремонно Паша.

Корнышев видел, как дрогнула Лена. Была готова к этому вопросу, а все равно для нее оказалось неожиданно.

– Мы учились вместе, – сказал Корнышев, стараясь говорить так, чтобы его голос звучал доброжелательно.

– Надо же, – окаменел лицом Паша, и в его взгляде добавилось неприязни, хотя куда уж было больше.

– Мне бы переодеться, – сказал Корнышев. – В таком виде ехать в метро…

Он показал на свою рубашку.

– То есть за моей одеждой вы пришли? – спросил с издевкой Паша. – Нижнее бельишко тоже поменяете?

– Павел! – залилась краской Лена.

– Ну мало ли, – развел руками Паша.

И опять этого гада нельзя было даже пальцем тронуть.

– Вообще, если он плохо себя чувствует, так «Скорую» надо вызвать, – сказал Паша. – И милицию. Пусть помогут человеку.

– Павел! – прошептала растревоженная Лена.

Она так и не могла до сих пор в себя прийти. Ей надо было помочь. Не перекладывать на нее бремя объяснений.

– Я работаю в ФСБ, – сказал Корнышев, давая понять, что не урка он какой-нибудь.

– А-а, то-то мне лицо ваше знакомо, – дурашливо «прозрел» Паша. – Ну прямо вылитый президент. Так вы коллеги с ним, значит. Налагает служба отпечаток, прям близнецы, честное слово.

– Дайте мне одежду, и я уйду, – сказал Корнышев с хмурым видом.

– А ежели одежды не дадим, так вы тут у нас ночевать останетесь? – сделал вывод Паша. – М-да, тут есть над чем подумать.

Он демонстративно почесал затылок.

– Прекрати! – прорвало Лену. – Человеку нужна помощь, он обратился к нам…

– А какого черта – к нам? – спросил Паша, и от его недавней дурашливости не осталось и следа. – Ему тут что – медом намазано? Кто он такой, вообще? Почему я раньше ничего о нем не слышал? Что это за фокусы, родная?

Семейная сцена. Корнышев ее спровоцировал, он же становился ее свидетелем, ну и участником, разумеется.

– Лена здесь ни при чем, – сказал Корнышев. – Это истинная правда, поверьте. И я ее не видел миллион лет, и сегодня оказался здесь случайно. Я попал в смешную и нелепую историю, мне даже неудобно вдаваться в подробности, если честно, но мне действительно нужна помощь – хотя бы приодеться немного. Ну куда я в таком виде пойду? У меня отгул сегодня, свободный день. Я не на службе, и у меня даже удостоверения служебного нет с собой. Ну задержит меня милиция – и что я им скажу? Что в ФСБ работаю? Они справки начнут наводить, дойдет эта история до моего начальства…

Он развел руками, давая понять, что будет очень плохо и что он появился здесь только потому, что боится возможных неприятностей, и кто же его в такой ситуации поймет лучше друзей детства.

– Павел, надо помочь, – произнесла просительно Лена, предлагая своему ревнивому супругу мир, дружбу и разбор полетов когда-нибудь потом, когда Корнышев уже уйдет.

Павел глянул мрачно, но до него уже дошло, наверное, что какая-нибудь поношенная рубашка с его плеча – не такая уж большая плата за непрятности, и он ушел в другую комнату, оставив Корнышева и Лену наедине.

– Я смогу побыть у тебя до утра? – быстро спросил Корнышев.

Оторопевшая Лена заглянула ему в глаза и все в них прочитала. Никаких подробностей она, конечно, не разгадала, но поняла мгновенно, что Корнышев влип основательно.

– А завтра утром меня надо отвезти на машине, – сказал Корнышев. – Машина у вас есть?

– Есть, – ответила растерянная Лена.

Она не успела ничего сообразить, слишком мало времени прошло, а Паша уже вернулся.

– На! – протянул он рубашку Корнышеву.

– Павел! – вдруг высоким и каким-то не своим голосом произнесла Лена, и Корнышев поразился бледности ее лица. – Время уже позднее, метро закрылось…

– К черту! – взъярился Паша, мгновенно догадавшийся о том, что дальше будет сказано, и изготовившийся на корню извести измену. – Пусть выметается! Или я милицию вызову! По нему же кутузка плачет, ты на него посмотри! Мы подставляемся, Ленка, нас, в конце концов, за недонесение посадят! Ты над ним трясешься, а о детях ты подумала?

– Павел! – все тем же чужим голосом, который уже аж звенел от напряжения, сказала Лена. – Этого человека я знаю давно! Я за него ручаюсь! Он пробудет здесь до утра, потому что ему нужна наша помощь! Мы не можем предавать свое детство и себя!

У Паши вытянулось лицо, потому что он, наверное, никогда прежде не видел свою жену в таком состоянии. Казалось, что, продолжи он сейчас упорствовать, и случится что-то страшное. Развод или вовсе даже самоубийство, к примеру. Паша благоразумно решил не экспериментировать.

– Черт знает что, – пробормотал он.

Сунул рубашку в руки Корнышеву.

– Переодевайся! – распорядилась Лена, глядя в пол.

Корнышев послушно стал снимать свою рубашку и тут из кармана вывалилась и с громким хлопком шлепнулась на пол толстенная пачка долларов.

– Тьфу ты! – в сердцах бросил Паша и вышел из комнаты, окатив напоследок остающуюся парочку полным презрения взглядом.

Рана оказалась несерьезной. Пуля вспорола мякоть тела, не повредив ни внутренние органы, ни кости. Лена обработала рану и наложила повязку. Ее прикосновения были осторожны и ласковы. В какой-то момент, когда голова Лены оказалась рядом с лицом Корнышева, он поцеловал ее быстрым пугливым поцелуем. Лена тотчас отстранилась, но не сказала ничего и вообще сделала вид, будто поцелуя не заметила.

– Ты голоден? – спросила она.

– Кажется, да.

– Пойдем на кухню.

Пришли на кухню. Лена из холодильника доставала кастрюльки – тарелочки – коробочки с едой. Корнышев следил за ее движениями зачарованно. Лена обернулась к нему. Он тут же пригасил взгляд.