Мой милый победитель - Кристина Додд

Адорна твердо решила, что не заплачет. Свадьба — это праздник, а не похороны, но многие склонны отождествлять эти события. Она сядет на фамильную скамью и станет ждать, когда Шарлотта пройдет мимо. А тем временем будет думать о чем-нибудь светлом и радостном. В конце концов, раньше она никогда не плакала на свадьбах…

— Бабушка! — обтянутая перчаткой крошечная ручка Лейлы дергала обшитую кружевами юбку Адорны. — А почему папа стоит такой злющий?

Виконтесса покосилась на пальчики, комкавшие ее наряд. Лейла тут же отдернула руку. Адорна посмотрела на девочку, сидевшую рядом с ней на скамье.

— Почему же он злющий? Он просто серьезный. Он счастлив.

Лейла покачала головой. Если не считать зажатой в ручке смятой розы из букета Шарлотты, девочка сегодня выглядела очень даже прилично в своем бархатном розовом платье.

— Что-то он не выглядит счастливым.

— Ну почему? Просто он немного волнуется. Робби перегнулся через сестру и громко зашептал:

— А чего он такой насупленный?

— Не насупленный, — не сдавалась Адорна, — просто мужчинам всегда не терпится, чтобы официальная часть поскорее закончилась.

— А, — с пониманием кивнул Робби, — чтобы можно было начать спаривание.

Дядя Рэнсом прикрыл ладонью рот, пряча улыбку. Адорна сделала страдальческое лицо и жестом предоставила Рэнсому взять мальчика на себя. Но ему не только была знакома эта гримаска виконтессы, он так же хорошо знал, что за ней кроется.

— Все будет хорошо, бабушка, — погладила ее по руке Лейла. — Не бойся. Тебе же не придется выступать перед всеми, и никто не будет смеяться над тем, как ты говоришь.

Сначала Адорну умилило то, что девочка пытается ее поддержать. Но вдруг она поймала себя на мысли…

— Погоди, над тобой кто-то смеялся?

Сзади зашикали. Наверное, Бакнелл, страдающий от очередного приступа воинственного благонравия. К черту Бакнелла!

— Тебя кто-то дразнил, милая?

— Да нет, — губки Лейлы дрогнули. — Совсем немного. Робби снова наклонился к ним:

— Альфред, сын викария, смеялся над ее акцентом. До слез довел, — мальчик откинулся на спинку, скрестив руки на груди.

Видимо, братская любовь взяла верх над недавно зародившейся дружбой, особенно когда Альфред вздумал поиздеваться над Лейлой, которая говорила с таким же, акцентом, как и ее брат.

— Я не плакала, — возразила девочка. Робби измученно вздохнул.

— Может, всего один раз, и то недолго, — согласилась девочка. — Этот глупый мальчишка не дождется от меня слез.

Глядя на худенькое личико Лейлы, ее гордо поднятый подбородок, тонкую рослую фигурку и густые темные волосы, Адорна в который раз поразилась ее сходству с теткой Джейн, бесстрашие, умение любить, честность и прямолинейность которой ее всегда восхищали. Всеми этими качествами была щедро наделена и ее внучка.

А Робби? В нем Адорна видела упрямо выдающуюся вперед нижнюю губу Винтера, задатки твердого характера, и… умение обращаться с клинком. Закрыв глаза, виконтесса вспоминала, как девятилетний Винтер изрезал перочинным ножом ее стол. Тогда она только посмеялась над его шалостью. В ушах прозвучал голос мужа, такой теплый, родной: «Адорна, без детской любви ты зачахнешь и быстро состаришься». Любовь к ребенку, смех над его проделками — вот что Генри считал верным средством борьбы с возрастом. И был прав. До самой смерти он сохранил в себе молодость духа, за что она его и любила.

Конечно для Адорны, которая привыкла к жизни женщины, не обремененной заботами о многочисленном потомстве, Робби и Лейла оказались настоящим испытанием, но она всегда безумно любила детей. Она посмотрела на Винтера, красивого и подтянутого. Его же взгляд был прикован к входной двери. За его спиной играл, переливался сотней красок, древний витраж. В глазах защипало, и виконтесса сморгнула.

Нет, она не будет плакать. Не станет вспоминать, как рисовала этот день в своем воображении много лет назад, склонившись над колыбелькой сына, как боялась все эти годы, что ее мечтам никогда не сбыться. Но скоро… ах, быть может, совсем скоро у нее появятся еще внучата. Как же она их будет баловать!

Краем глаза Адорна заметила, как Робби обнял Лейлу за плечи. Ее новые внуки будут говорить без акцента. И цвет их кожи будет таким же, как у всех англичан. У них будут оба родителя — отец и мать. И они не будут нуждаться в Адорне. А Робби в ней нуждался. И Лейла. От этого неожиданно посланного ей небесами откровения виконтесса всхлипнула и, спохватившись, прижала к губам обтянутые перчаткой пальцы.

— Бабушка, — шепотом позвала Лейла.

Адорна хотела ответить, как ни в чем не бывало, но как это сделать, если по щекам в три ручья бегут слезы?

— Что это с ней? — громко спросил Робби, забыв, что они в церкви.

Тетушка Джейн шикнула на него.

— Это от радости, — тихонько пояснила она.

— Как-то странно люди здесь радуются, — по-мальчишески задиристо отозвался Робби.

И все же он нежно погладил Адорну по плечу. А Лейла чмокнула ее руку.

Зазвучал орган. Запел хор. На пороге появилась Шарлотта… С графом Поттербриджем?! Адорна замигала, промокнула глаза платком, пожала плечами и подвинулась, чтобы Робби и Лейле было лучше видно.

— А вот и мисс леди Шарлотта. Такая красивая! — Лейла говорила так тихо, что виконтессе пришлось наклониться, чтобы расслышать. — А когда она выйдет замуж за папу, она будет добра ко мне?

Робкий вопрос девочки ранил Адорну в самое сердце. Как может ребенок, живущий в ее доме, чувствовать себя настолько неуверенно? Тем более ее родная внучка? Она крепко прижала Лейлу к себе:

— Конечно, будет, моя девочка. Она очень любит тебя. И я тоже.

Глава 26

Атмосфера в церкви была празднично-торжественной. Винтер внимательно вслушивался в каждое слово Шарлотты, когда она тихим шепотом произносила свою супружескую клятву. А потом провозгласил свои заверения в верности и преданности так громко, что его голос эхом отдавался в древних стенах храма. Таким образом он хотел дать ей понять, что не только принимает их взаимные обещания, но и намерен незамедлительно воплотить их в жизнь. Он будет внимательным, заботливым и преданным мужем. Будет всячески ублажать жену и радовать ее своей чуткостью.

На балу, устроенном по случаю праздника в танцевальном зале и длинной галерее Остинпарка, атмосфера праздника пошла на убыль. Судя по улыбке Шарлотты, которую Винтер боготворил и которая сейчас казалась искусственной и натянутой, ей тоже так казалось. Они вынуждены были стоять, выстроившись в ряд вместе с матерью и Поттербриджем, и повторять бессмысленные вежливые фразы дорогим гостям, которых с радостью послали бы ко всем чертям. Например, улыбаться Говарду и его жене-гарпии. Леди Смитвик и ее разочарованной Доченьке. Ходжесу и Шилботту. Дрейкли и Риду. Стюарту. Ох уж этот Стюарт…