Божество реки - Уилбур Смит

— Он обещал мне пять золотых колец.

Ее тон изменился, в голосе слышалась мольба.

— Я уже двадцать дней работаю не покладая рук. Я делала для него все, что только нужно. Готовила, содержала дом в чистоте, обслуживала его и убирала рвоту, когда он напивался. Мне нужно заплатить, я не уйду, пока мне не заплатят…

Я схватил ее за длинные черные волосы и подтолкнул к двери, затем, не выпуская, помог спуститься в худшую из двух лодок, в которой сам приплыл. Как только она оттолкнулась шестом от помоста, и я уже не мог ее достать, на меня обрушился такой поток ругательств, что цапли и другие водяные птицы испуганно вылетели из зарослей камыша вокруг нас.

Когда я вернулся к Тану, он даже не пошевелился. Я проверил кувшины. Большая часть из них была пуста, но в трех еще оставалось вино. Мне стало интересно, как ему удалось запасти столько выпивки. Скорее всего, послал женщину в Карнак, и какой-нибудь лодочник помог ей. Судя по количеству кувшинов, здесь всему отряду Синего Крокодила хватило бы на полгода. Не мудрено, что Тан находился в таком состоянии.

Я посидел немного рядом с ним на матраце, дав волю сочувствию. Он пытался погубить себя. Я понимал это и не презирал его. Любовь к моей госпоже была столь велика, что Тан не хотел жить без нее.

Разумеется, я также злился на него за то, что он так дурно обошелся с собой и позволил непростительной жалости к самому себе овладеть им. Тем не менее даже в столь жалком состоянии, в нем оставалось какое-то благородство, вызывавшее во мне восхищение. В конце концов не он один был виноват в этом. Моя госпожа тоже пыталась принять яд и умереть. Я понял и простил ее. Разве мог я не понять и не простить Тана? Я печально вздохнул: двое молодых людей были моим единственным достоянием в этом мире. Затем я поднялся на ноги и принялся за работу. Сначала постоял немного над Таном, разжигая в себе злобу, чтобы по-настоящему грубо обойтись с ним. Потом схватил его за ноги и потащил из хижины. Он почти пришел в себя и слабо выругался, но я не обращал внимания на слабые попытки остановить меня и выбросил его через дверь хижины. Тан полетел головой вперед и с оглушительным всплеском ушел под воду. Я подождал, пока он всплыл и, толком не придя в себя, начал барахтаться около лестницы.

Я спрыгнул в воду рядом с ним, схватил обеими руками за волосы и засунул голову под воду. Какое-то время он сопротивлялся слабо и мне удавалось удерживать его под водой. Потом в нем проснулся инстинкт самосохранения, и он начал биться изо всех сил. Меня выбросило из воды и швырнуло в сторону, как веточку во время бури.

С диким рыком Тан выскочил на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, и стал яростно отбиваться от невидимого врага. Ударом кулака он мог оглушить гиппопотама, поэтому я поспешно отошел подальше и наблюдал за ним с безопасного расстояния.

Кашляя и задыхаясь, Тан кое-как добрался до лестницы и повис на ней. Мокрые волосы струились по его лицу, закрывая глаза. Видимо, он сильно наглотался, и я даже почувствовал тревогу. Мое средство могло оказаться слишком сильным. Я уже собрался прийти ему на помощь, как он широко раскрыл рот, и оттуда хлынула вонючая смесь болотной воды и полупереваренного вина. Я был поражен количеством этой отвратительной жидкости.

Он по-прежнему висел на лестнице, захлебываясь от недостатка воздуха. Я подплыл к одной из свай и подождал, пока его вырвало еще раз, а потом сказал, вложив в свои слова все презрение, на которое был способен:

— Моя госпожа Лостра не могла бы не гордиться тобой сейчас.

Он огляделся залитыми водой глазами и наконец увидел меня.

— Проклятие, Таита! Так это ты пытался утопить меня? Идиот, я же мог убить тебя.

— В твоем теперешнем состоянии ты мог навредить только кувшину вина. Боже, какое отвратительное, жалкое зрелище ты собой представляешь! — Я взобрался по лестнице в хижину, оставив его в воде. Он тряс головой и бормотал что-то себе под нос. Я начал убираться в хижине.

Прошло довольно много времени, прежде чем Тан последовал за мной и пристыженно уселся у входа. Не обращая на него внимания, я продолжил уборку, пока наконец ему самому не пришлось нарушить молчание.

— Как ты живешь, дружище? Мне не хватало тебя.

— Другим тебя тоже не хватало. Крату, например. Флотилия билась с врагом в низовьях реки. Им бы пригодился еще один меч. А кроме того, моя госпожа Лостра тоже скучала по тебе. Она говорит о тебе каждый день, и любовь ее по-прежнему чиста и искренна. Интересно, что бы она подумала о той шлюхе, которую я выгнал из твоей постели.

Тан застонал и схватился за голову.

— Ох, Таита, не произноси имени своей госпожи. Мне невыносимо слышать его.

— Так открой кувшин вина и валяйся в собственном дерьме из жалости к себе, — сердито предложил я.

— Я потерял ее навсегда. Чтобы ты на моем месте сделал?

— Мне потребовалась бы вера и выдержка, так же, как и ей.

Он жалко взглянул на меня.

— Расскажи мне о ней, Таита. Как ее здоровье? Вспоминает ли еще обо мне?

— Это-то как раз и есть самое печальное, — с отвращением проворчал я. — Она больше ни о чем вспоминать не хочет. Готовится к тому дню, когда вы сможете соединиться.

— Этот день не придет никогда. Я потерял ее навсегда и больше не хочу жить.

— Хорошо! — коротко согласился я. — Тогда не будем больше тратить времени. Пойду и скажу госпоже, что ты даже не захотел выслушать ее послание. — Я проскользнул мимо него, скатился по лестнице, прыгнул в лодку и уже собирался оттолкнуться.

— Подожди, Таита! — окликнул он меня. — Вернись.

— Зачем? Ты хочешь умереть? Умирай. Я пришлю бальзамировщиков за трупом.

Он смущенно улыбнулся мне.

— Ладно, я веду себя глупо. Пьянка выбила меня из колеи. Вернись, умоляю тебя. Передай послание Лостры.

С показной неохотой я забрался по лестнице в хижину, и он, слегка пошатываясь, вошел следом за мной.

— Моя госпожа просила сказать тебе, что любовь ее жива и ничто, никакие тяготы не смогли поколебать ее. Она остается и навсегда останется твоей женой:

— Клянусь Гором, мне стыдно слышать это, — пробормотал он.

— Нет, — возразил я, — твой стыд — твоя же выдумка.

Он выхватил из ножен меч, висевший над кроватью, и несколькими ударами разбил кувшины, составленные у дальней стены хижины. С каждым ударом из разбитого кувшина била струя вина и тоненькими струйками сочилась вниз через щели в полу.

Он задыхался, когда снова повернулся ко мне, и я презрительно бросил ему:

— Посмотри на себя, ты опустился настолько, что стал слаб и немощен, как старый жрец…

— Хватит, Таита! Ты достаточно наговорил. Не смей больше смеяться надо мной или пеняй на себя.