В водовороте - Алексей Писемский

- Что это такое за суп? - проговорила она.

- Разливайте уж! - сказал ей на это князь.

Елена налила первую тарелку и подала ее, разумеется, Анне Юрьевне. Та попробовала и с удовольствием взглянула на князя.

- Это черепаший суп? - спросила она его.

- Черепаший! - подтвердил ее предположение князь.

- И тем хорош, что он по-французски сварен, а не по-английски: не так густ и слизист. Очень хорошо!.. Божественно!.. - говорила Анна Юрьевна, почти с жадностью глотая ложку за ложкой.

- Недурно-с... недурно!.. - повторял за ней князь, начиная есть.

Николя тоже жадно ел, но больше потому, что он все на свете жадно ел.

Елена и барон попробовали суп и не стали его есть.

- А вы как находите это блюдо? - спросил князь Жуквича, очень исправно съевшего свою порцию.

- Превосходнейшее! - отвечал тот, склоняясь перед ним.

- А не напоминает ли он вам нашего последнего с вами обеда в Лондоне? сказал князь.

Жуквич при этом как-то невесело улыбнулся.

- Я бы желал лучше совсем забыть этот обед! - проговорил он.

- Какой это обед? - полюбопытствовала Анна Юрьевна, пришедшая в совершенно блаженное состояние от скушанного супу.

- Господин Жуквич знает, какой... - ответил князь.

За супом следовали превосходные бараньи котлеты, обложенные трюфелями, так что Анна Юрьевна почти в раж пришла.

- Ou prenez vous ces delicatesses![157] - воскликнула она. Здесь на вес золота нельзя добыть хоть сколько-нибудь сносной баранины.

- А я добыл!.. - произнес с лукавством князь.

- Я только в Париже такие котлеты и едала, только в одном Париже! обратилась Анна Юрьевна уже к Жуквичу.

- В Брюсселе еще есть первоклассная баранина! - заметил ей тот с почтением.

- Oui!.. C'est vrai!..[158] Да! - согласилась с ним Анна Юрьевна, благосклонно улыбаясь при этом Жуквичу.

- Вином, кузина, тоже прошу не брезговать: бургондское у меня недурное! - отнесся князь к Анне Юрьевне, наливая ей целый стакан.

Она попробовала сначала, а потом и выпила весь стакан.

- Лучше моего - знаешь?.. Гораздо лучше!.. Налей мне еще! - говорила Анна Юрьевна.

Князь налил ей еще стакан.

Барон при этом взмахнул глазами на Анну Юрьевну и сейчас их потом снова опустил в тарелку.

Князь между тем стал угощать Жуквича.

- Что вы не пьете! - сказал он, наливая ему стакан.

- О, благодарю вас! - произнес тот как бы с чувством живейшей благодарности.

Николя Оглоблин, совершенно забытый хозяином, сначала попробовал было любезничать с Еленой.

- Скажите, вы гуляете по утрам на Кузнецком? - спросил он ее.

- Нет, не гуляю! - отвечала она ему сухо.

- Гулять для здоровья даже нужно, - продолжал молодой человек.

- Зачем же я пойду для этого на Кузнецкий?.. Я вот тут ближе могу гулять, на бульваре.

- На Кузнецком более приятные впечатления для дам!.. Модные вещи... модные наряды - все это ласкает глаза!

- Но не настолько, чтоб идти за такую даль, - проговорила Елена.

- Да, виноват! - воскликнул вдруг Николя (он вспомнил, что Елена была нигилистка, а потому непременно должна была быть замарашкой и нарядов не любить). - Может быть, вы наряды не цените и презираете? - произнес он с некоторым даже глубокомыслием.

- Напротив, я очень люблю наряды! - отвечала Елена.

Николя при этом осмотрел весь ее туалет и увидел, что она была прекрасно одета.

- Вас не поймешь, ей-богу! - сказал он, как бы за что-то уже и обидевшись.

- Что такое во мне непонятного? - возразила ему, смеясь, Елена.

- Так, много непонятного! - продолжал Николя тем же недовольным тоном.

Он очень хорошо понимал, что ему с такой умной и ученой госпожой не сговорить, а потому замолчал и, для развлечения себя, принялся пить вино; но так как знаменитого бургондского около него не было, то Николя начал продовольствовать себя добрым портвейном и таким образом к концу обеда нализался порядочно. Слыхав от кого-то, что англичане всегда греются у каминов после обеда, он, когда тут же в столовой уселись пить кофе, не преминул стать к камину задом и весьма нецеремонно раздвинул фалды у своей визитки. В противоположность ему, Жуквич вел себя в высшей степени скромно и прилично; поместившись на одном из кресел, он первоначально довольно односложно отвечал на расспросы Анны Юрьевны, с которыми она относилась к нему, а потом, разговорившись, завел, между прочим, речь об Ирландии, рассказал всю печальную зависимость этой страны от Англии[52], все ее патриотические попытки к самостоятельности, рассказал подробно историю фениев[53], трагическую участь некоторых из них, так что Анна Юрьевна даже прослезилась. Елена слушала его с серьёзным и чрезвычайно внимательным выражением в лице; даже барон уставил пристальный взгляд на Жуквича, и только князь слушал его с какой-то недоверчивой полуулыбкой, потом Николя Оглоблин, который взирал на Жуквича почти с презрением и ожидал только случая оспорить его, уничтожить, втоптать в грязь. Князь заметил это и явно с умыслом постарался открыть ему для этого свободное поприще.

- Вы, monsieur Жуквич, так прекрасно рассказываете об Европе и о заграничной жизни вообще, - начал он, - но вот рекомендую вам господина Оглоблина, у которого тоже будет со временем тысяч полтораста годового доходу...

- Ну, нет, меньше! - перебил его Николя с скромным самодовольством.

- Нет, не меньше! - возразил ему князь. - И, вообразите, он ни разу еще не был за границей и говорит, что это дорого для него!

Николя при этом страшно покраснел, он не ездил за границу чисто по страху, - из сознания, что, по его глупости, там, пожалуй, как-нибудь его совсем оберут.

- Я вовсе не потому не еду за границу, вовсе не потому! - принялся он отшлепывать своим язычищем.

- А почему же? - спросил его князь, заранее почти знавший его ответ.

- А потому-с, что я русский человек! - отвечал Николя. - Я не хочу русских денег мотать за границею!

- Но для этого ж так немного надобно денег, что это, конечно, никакого убытка не может сделать России, - осмелился ему заметить Жуквич.

Николя яростно остервенился на него за это.

- Нет-с, извините! - почти закричал он на всю комнату. - Я буду думать - небольшие деньги!.. Другой!.. Сколько теперь наших богатых людей живет за границей, мотают наши деньги и сами ничего не делают!..

Николя, по преимуществу, потому так определенно и смело об этом предмете выражался, что накануне только перед тем слушал такое именно рассуждение одного пожилого господина.

- И все-таки ж от этого очень немного пропадает русских денег и русского труда! - осмелился ему еще раз возразить Жуквич.

- Нет-с, много! - орал на это Николя. - Мы, позвольте вам сказать, не польские магнаты, чтобы нам зорить и продавать наше отечество.

Жуквич взмахнул глазами на Николя.

- Кто ж это из польских магнатов продал свое отечество? - спросил он тихо.

- Все! - хватил Николя.

Князь заметно им был доволен и ободрял его глазами и движениями.

- Voila un benet, qui radote![159] - произнесла опять почти вслух Анна Юрьевна.

Елена сидела молча и надувшись: она очень хорошо понимала, что весь этот спор с умыслом затеял и устроил князь.

Жуквич тоже, кажется, догадался, с каким господином он спорил.

- Если все, то - конечно!.. - произнес он с легким оттенком насмешки.

- Решительно все! - продолжал орать Николя, ободренный такой уступчивостью Жуквича.

Анна Юрьевна, наконец, не в состоянии была долее выслушивать его дурацкого крика, и, кроме того, она с некоторого времени получила сильную привычку спать после обеда.

- Ну, прощай, однако, князь! - сказала она, приподнимаясь с своего места. - За то, что я приехала к тебе обедать, приезжай ко мне завтра вечером посидеть; обедать не зову: старик мой повар болен, а подростки ничего не умеют; но мороженого хорошего дам, нарочно зайду сама к Трамбле и погрожу ему пальчиком, чтобы прислал самого лучшего. Приезжайте и вы, пожалуйста! - прибавила Анна Юрьевна Жуквичу.

Тот сначала молча ей поклонился.

- Приедете? - спросила она его еще раз, протягивая ему руку и очень умильно взглядывая на него.

- Непременно-с, - отвечал он.

Барон при этом выпрямил себе спину и стал растирать грудь рукою.

- А вы, chere amie[160], конечно, приедете? - отнеслась Анна Юрьевна ласково к Елене.

- Приеду, - отвечала та.

- Ну, поедемте, барон! - отнеслась Анна Юрьевна к сему последнему.

- А что же вы, Анна Юрьевна, меня не зовете? - крикнул было ей вслед расходившийся Николя.

- Очень вы с отцом вашим браните меня, так можете и не ездить ко мне, объяснила та ему прямо и пошла.

Барон в том же молчании, которое сохранял все время, последовал за ней, так что князь, провожая их, спросил его даже: