Сто сорок писем Василия Белова - Анатолий Николаевич Грешневиков

Белов, прочитав сокращенный текст, нахмурил брови и выпалил:

– Все понятно!

– А что тут понятного? – удивился я. – Чем им не угодил ваш добрейшей души герой Иван Африканыч из «Привычного дела»?

– Я говорю: все понятно, ремесло отчуждения в действии.

– А в каком году вы написали книгу «Ремесло отчуждения»?

– Кажется, в 1988 году.

Послание от Белова было толстым, кроме письма, в нем лежал отксерокопированный книжный очерк «Без вести пропавшие». В письме указано чуть иное неправильное название «Пропавшие без вести».

Читать очерк я начал неохотно, слишком затянутым оказалось рассуждение автора о том, чем отличается документальный рассказ от очерка. Для меня, журналиста со стажем, этот спор давно был решен. В очерке – реальные герои, и автор не имеет права на художественный вымысел, как в рассказе. Но когда я стал вчитываться дальше в текст, где речь шла о том, как автор работал в колхозе счетоводом, чем жила самая дальняя в волости деревня Помазиха и почему она вдруг пропала без вести, мне становилось все интереснее и интереснее. Автор поражал искренней интонацией, которая позволяла ему точно передавать настроение и колорит прошлых времен. Передо мной словно возникал калейдоскоп необычных событий и поразительных персонажей. Трагическая судьба одной лишь Енфальи Антоновой тянула на толстый роман.

В следующем 2005 году я опубликовал очерк «Без вести пропавшие» в областном экологическом сборнике «Любитель природы». Белов попросил вместо одного авторского экземпляра дать ему для дарения читателям еще пяток книг.

Письмо пятьдесят восьмое

Анатолий Николаевич!

Частями «Без вести пропавшие» печатали в вологодской газете «Красный север». Может, и еще где-то, не помню.

Сергей Хомутов интересный, весьма перспективный ярославский писатель. С Милицей Александровной впервые встретился по приезде в США, не помню, в каком году. Она встречала меня с одним из своих племянников и привезла к себе домой. Далее началось очень прочное знакомство с ее отцом священником отцом Александром, приезжавшим в Москву и издававшим несколько номеров журнала «Русское возрождение», который выпускали они совместно с дочерью Милицей Александровной (я в этом журнале печатался несколько раз).

Игорь Петрович, вероятно, муж Милицы Александровны. Енфалья Антонова – это колхозница нашего родного колхоза, называвшегося когда-то «Северная деревня». Ее убили, видимо, из-за денег, или она ушла в лес и пропала там.

Съезд писателей в Орле прошел довольно спокойно, без драк и словесных споров. Строев, действительно, молодец. Переизбирать Ганичева было ни к чему… Съезд был просто стабилизационный. В Тимониху не знаю когда соберусь, сначала надо бы съездить в Большие Соли, там будет видно.

Вот и все, что могу сообщить, больше не знаю, что писать… Передай приветы сыну, жене Гале и всем друзьям.

В. Белов.

8 июня 2004 г. из Вологды.

Спасибо тебе за хлопоты с документальным, как ты именуешь мой опус, рассказом.

В начале очерка «Без вести пропавшие» стояло необычное посвящение: «В Нью-Йорк, редактору журнала «Русское Возрождение» М.А. Холодной». Перед там как поставить этот материал, именуемый не мною, а самим автором документальным рассказом, мы с редактором Сергеем Хомутовым решили узнать у него, кто такая Милица Александровна и не стоит ли дать эту расшифровку вместе с публикацией. Белов дал в письме комментарии и пояснения, но просил не прилагать их к тексту, так как в материале и так все ясно изложено.

О поездке Белова в Америку, хоть и давней, я ничего не знал, потому поинтересовался, почему про Италию у него написаны путевые заметки, а про США нет. «У меня и в мыслях не было писать что-либо об Америке, – возмущенно заявил Василий Иванович. – Сравнил с Италией… Там Микеланджело один чего стоит. А что в Америке? Так, ничего, страна без корней… Одни хорошие воспоминания о наших людях, скитающихся там, – о священнике отце Александре и ее отзычивой дочке Милице».

В очерке действительно чувствуется расположенность писателя к этому семейству, ставшему ему настолько родным, что он с правдивой дотошностью рассказывал им о последних днях жизни дорогих ему земляков-крестьян. На примере деревни Помази-ха, куда сходилась молодежь со всей волости гулять под гармонь, где в конце лета поспевали самые вкусные репа и огурцы, куда не вернулось с войны большинство мастеровитых мужиков, Василий Белов показал картину всеобщего опустошения русских деревень. Неведомо мне, плакала или нет в далекой и чужой Америке Милица Александровна, познавая горькую судьбу вдовы Енфальи Антоновой, пытавшейся спасти от пьянства Олеху Марсова из соседней деревни Дружинино, где умело сочиняли стихи и частушки, а потом родившая после его смерти Ваню Антонова… Мне читать очерк было тяжело, разрывалось сердце, сдавали нервы.

Жизнь в деревнях заканчивалась на глазах самого Белова, потому ему ничего не приходилось выдумывать, а лишь констатировать сию масштабную катастрофу. Милица Александровна, как и последующий читатель, не мог воспринимать трагедию семьи Антоновых без слез:

«Знали бы вы, какой это был парень! Добрый, красивый, чуть застенчивый. Не пьяница. Послушный и работящий. Колхоз приказал ему пасти коров, и он несколько лет был пастухом. Мать уже на его деньги купила ему черный шерстяной костюм. В этом костюме Иван был похож на столичного артиста или на какого-нибудь нынешнего финансиста, если б, конечно, не его безгрешная, удивительно добрая и открытая улыбка. В моем понимании он был совершенно идеальным женихом, но, увы, вокруг… ни единой невесты! Уже не было к тому времени и самой Помазихи: Енфалья докармливала то одну, то другую одинокую старуху, жили то в Алферовской, то в Гриденской. Летом московская родня по-прежнему гостила в деревне. Однажды и Ваня поехал гостить в Москву. Там его познакомили то ли с девушкой – опять неопределенность – то ли с молодой женщиной. Иван влюбился, наверно, произошел какой-то сговор, наверно, она пообещала выйти за него замуж. Да, они, видимо, договорились обо всем, и он вернулся домой в счастливом, новом для себя состоянии.

Я не могу с документальной точностью рассказать о том, что произошло дальше. Вероятно, обещание с ее стороны было легкомысленным.

В трех местах Сохотского озера есть места с песочком, так называемые портомои, вроде морских пляжей, где можно купаться детям и не умеющим плавать. Иван утопился, войдя в озеро. Люди видели, как он входил в воду, как шел дальше и дальше в глубь.

Слышали, что он сказал при этом, но я не успел узнать, что он сказал, я все откладывал разговор об Иване с теми, кто видел Иванову смерть. Говорить об этом с Енфальей я