Матрица. История русских воззрений на историю товарно-денежных отношений - Сергей Георгиевич Кара-Мурза
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Известно, что А. Смит развил концепции Гоббса и Локка, идеологически обосновал новую экономическую формацию – капитализм. Он приложил к хозяйству принцип научного метода – удалить нравственные ценности. У него центральный хозяйствующий субъект, обладающий частной собственностью, – эгоистический индивид. Он ведет свое дело на чисто экономической, а не «добродетельной» основе посредством рыночных операций (купли-продажи).
Проблему «homo economicus» разрабатывали и другие философы и экономисты. Так, Дж. С. Милль, придавая строгую форму антропологической модели «экономического человека» А. Смита, особое внимание уделял случаям модели именно предпринимателя, когда она не действует (об этом позже говорил Кейнс). С другой стороны, по мнению Риккардо, рабочие следуют не рациональному расчету «экономического человека», а инстинктам. Надо учесть, что реальность шире, чем модели.
Смит разработал главные черты модерна западной цивилизации, а логику добродетели отнес к культурному достижению досовременных обществ (проблему нравственности он изложил в особом трактате «Теория нравственных чувств»). У него общество буржуазных собственников внедобродетельно. Оно обходится без «благонравия» и регулируется посредством новых общественных институтов и законов, об исполнении которых заботится государство. По выражению Гегеля, такие институты относятся к «сфере безнравственной нравственности». Если логика морали пытается преодолеть эгоистический индивидуализм, то своекорыстие собственника не подавляется угрызениями его личной совести, а подчиняется рациональной логике цивилизованного (цивильного – гражданского) общества. Социальные издержки этих отношений минимизируются административной деятельностью государства. Оно, как «ночной сторож», принуждает всех строго соблюдать законы, но не вмешивается непосредственно в экономические сделки.
Идеология этого порядка – либерализм. Вместе с системой права эта идеология должна была охранять профессиональный этос буржуа и компенсировать узость и эгоизм предпринимателя. Либерализм, как выразился сам А. Смит, отвергает «подлую максиму хозяев», которая гласит: «Все для нас и ничего для других». Смит развил английскую версию гражданского общества. «Внедобродетельное буржуазное общество» А. Смита Маркс представил как систему отчуждения, и марксизм стал большим идеологическим учением, альтернативным либерализму. Эти труды до сих пор актуальны как элемент буржуазной идеологии.
Опираясь на принятую с энтузиазмом модель мироздания как машины, которую заботливо подправляет и приводит в равновесие «невидимая рука Провидения», А. Смит постулировал, что экономика может стать рациональной. Источником этой рациональности он видел политику[54]. Более того, у него экономическое становится родом политического – теория этой новой формации называлась «политической экономией». В ее идеологии гражданское общество становится политико-экономическим.
В политэкономии А. Смита в обществе господствует эгоистический индивид, а само общество внедобродетельно. Чисто экономическая деятельность не может быть «добродетельной» (по Гегелю это «безнравственная нравственность»), а у Маркса результат этой деятельности – отчуждение и крах либерализма. В России, при всех достижениях капитализма, общности искали другие векторы развития.
А. Блок писал, что в капитализме растет зло. А вот другой поэт, свидетель и мыслитель революции, патриарх русского символизма и художественный идеолог крупной буржуазии – Валерий Брюсов. Для него революция была именно пропастью, и он тоже разглядел оба ее края. Он написал:
Пусть гнал нас временный ущерб
В тьму, в стужу, в пораженья, в голод:
Нет, не случайно новый герб
Зажжен над миром – Серп и Молот.
Более того, П.П. Рябушинский, руководитель «молодых» капиталистов, который утверждал, что «очевидно, не миновать того пути, каким шел Запад, может быть, с небольшими уклонениями», на совещании русской эмиграции в 1920 г. признал: «Мы понимали роковую неизбежность внутреннего потрясения в России, но мы ошиблись в оценке размаха событий и их глубины, и вместе с нами ошибся весь мир. Русская буржуазия, численно слабая, не в состоянии была выступить той регулирующей силой, которая помешала бы событиям идти по неверному пути… Вся обстановка прошлого не способствовала нашему объединению, и в наступивший роковой момент стихийная волна жизни перекатилась через всех нас, смяла, размела и разбила» (см. [96, с. 80]).
Трудно было бы представить российскому обществу политэкономию, переведенную с английского, хотя бы и от Маркса.
Для становления новой политэкономии важную роль играла инновация в промышленности, еще до Февральской революции на заводах и фабриках возник и развивался образ будущего советского предприятия. Из-за большой убыли рабочих во время мировой войны на фабрики и заводы пришло пополнение из деревни, так что доля «полукрестьян» составляла до 60 % рабочей силы. Они сформировали общинные организации – фабзавкомы, они быстро стали опорой Советов. Прежде всего именно фабзавкомы финансировали деятельность Советов, перечисляя им специально выделенные с предприятий «штрафные деньги», а также 1 % дневного заработка рабочих. Но главное, фабзавкомы обеспечили Советам массовую и прекрасно организованную социальную базу, причем в среде рабочих, охваченных фабзавкомами. Они и Советы рассматривались как безальтернативная форма государственной власти, и они реально стали субъектами становления политической экономики.
На заводах фабзавкомы быстро приобрели авторитет и как организация, поддерживающая и сохраняющая производство (поиск и закупки сырья и топлива, наем рабочих, создание милиции для охраны материалов, заготовки и распределение продовольствия), и как центр жизнеустройства трудового коллектива. В условиях революционной разрухи их деятельность была так очевидно необходима для предприятий, что владельцы шли на сотрудничество (67 % фабзавкомов финансировались самими владельцами предприятий). В Центральной России, где фабзавкомы охватили 87 % средних предприятий и 92 % крупных, рабочие уже с марта 1917 г. считали, что они победили в революции.
Антибуржуазность и органов рабочего самоуправления (фабзавкомов), и сельских советов была порождена не классовой ненавистью, а именно вытекающей из мироощущения общинного человека ненавистью к классовому разделению – категорией не социальной, а культурной. Фабзавкомы, забиравшие после Февраля рычаги управления в свои руки, предлагали владельцам фабрик стать «членами трудового коллектива», войти в «артель» – на правах умелого мастера с большей, чем у других, долей дохода (точно так же, как крестьяне в деревне, ведя передел земли, предлагали и помещику стать членом общины). Ленин писал об организованном в рамках фабзавкома рабочем: «Правильно ли, но он делает дело так, как крестьянин в сельскохозяйственной коммуне» (см. [178, с. 86]).
Другой срез системы политэкономии – национальная культура. Это ценность, которую любая власть оберегает даже в условиях кризисов и потрясений, не допуская разрыва непрерывности. До революции культура России пережила почти вековой подъем апокалиптики, замечательно выраженной в трудах политических и православных философов, в приговорах и наказах крестьян, в литературе Достоевского, Толстого и Горького, в поэтической форме стихов, песен и романсов Серебряного века и 20-х годов. Этот культурный опыт сегодня актуален.
Исключительно важный для предвидения источник знания – откровения художественного творчества, необходимая компонента знания
