Записки бывшего милиционера - Эдуард Скляров

Был случай, когда я уже был депутатом, но ещё продолжал служить в милиции. В один из дней, когда я около 8 часов прибыл в гостиницу «Юбилейная» за москвичами, приехавшими в очередной раз проверять работу моей службы, и уселся в фойе в их ожидании, вдруг увидел выходящего из лифта своего работника в гражданской одежде, который, не заметив меня, покинул гостиницу. Минут через десять-пятнадцать из того же лифта вышел хорошо знакомый мне комитетчик. Он увидел меня и на какую-то долю секунды впал в замешательство, видимо, от неожиданности. Быстро справившись с этим своим проколом, он поздоровался со мной и удалился из гостиницы. Уверен, что минут за десять-пятнадцать до этого у него был разговор обо мне и об отделе ООП с моим сотрудником.

Не могу не рассказать ещё о паре случаев проявления интереса ко мне со стороны комитетчиков. Так, однажды Л. Н. Попов, одно время возглавлявший отдел общественной безопасности областного управления КГБ, пригласил меня к себе для обсуждения какого-то вопроса. Через несколько минут после начала разговора ему кто-то позвонил по телефону, и Попов, извинившись, вышел из кабинета. А на приставном столе, за которым я сидел, прямо передо мной осталось лежать дело, на обложке которого красовалась надпись «Агентурное дело» и далее текст с кличкой агента. Вот вы, неискушённые читатели моих «Записок…», можете себе представить, чтобы начальник отдела областного КГБ не убрал агентурное дело перед приходом постороннего человека — я имею в виду себя — и, более того, оставил это дело на столе прямо передо мной и вышел из кабинета? Конечно, это было сделано преднамеренно. Другое дело — с какой целью? Ответ напрашивался сам собой: либо рассчитывали на то, что я не удержусь и загляну в дело — тем самым стану носителем их секретов, что можно было использовать для шантажа, вербовки и тому подобного, — или же мне преднамеренно давали возможность узнать что-то «секретное» о самом себе из информации этого агента. Но для чего? Ни секунды не сомневаюсь, что все пятнадцать минут моего кабинетного одиночества за мной велись наблюдение и кино- или видеосъёмка.

Другой случай, очень типичный и откровенный, — попытка создания на меня «компры», обычно используемой для вербовки. В какой-то день ко мне в кабинет вошёл инспектор по разрешительной системе, отвечающий за контроль за находящимся у населения огнестрельным оружием, вместе с каким-то стариком, который когда-то, в 50-е годы, будучи командиром отряда НКВД, выбивавшего из литовских лесов так называемых «лесных братьев», был награждён за какие-то подвиги именным пистолетом, о чём свидетельствовала прикреплённая к нему жёлтая металлическая пластинка. Этот пистолет старик решил «втайне», как он сам сказал, отдать лично мне, так как он очень больной и старый человек и уже не может хранить это оружие у себя. Пистолет был как игрушка, неизвестной мне марки, с полной обоймой патронов. Иметь такую «игрушку» — мечта любого нормального мужика (а я себя к ним отношу). Искушение оставить пистолет у себя было велико, пистолет просто умолял об этом! Естественно, для вида надо было оформить нужные бумаги. Но удержаться от соблазна удалось. Я дал команду оформить приём оружия и тут же отправил его в КГБ, предварительно позвонив Попову. И только спустя определённое время я пришёл к выводу, что история с пистолетом — очередная проделка комитетчиков, которые проверяли таким образом меня на благонадёжность, а может быть — и это скорее всего, — нуждались в «компре» на меня.

Так или иначе, но мы с коллегами — руководителями отраслевых служб — иногда в доверительных беседах муссировали вопрос о проделках комитетчиков. Особо-то никто и не скрывал о своих встречах с ними, как и то, что при обсуждении кандидатур на тот или иной более-менее значимый пост выяснялось мнение комитета (КГБ) и, наверное, в таких случаях приоритет отдавался «своим» людям.

10. Криминализация страны и милицейская повседневность

С начала 80-х годов в стране стала осложняться криминогенная обстановка. Всё чаще и чаще стали совершаться преступления, о которых ещё пару лет назад и не слышали. Мне кажется, знаковой точкой в этом процессе следует считать до сих пор не раскрытое, в какой-то мере таинственное, убийство популярной актрисы Зои Фёдоровой, которое произошло в декабре 1981 года. А потом посыпалось: каждое преступление, как выражаются нынче, круче и страшнее другого. В качестве примеров могу напомнить фрагменты нескольких судебных процессов по небывалым для 80-х годов преступлениям, показанным фрагментарно по телевидению: о банде студентов из семи человек, приговорённых к расстрелу в Воронеже, или о краже группой военных у себя в части 640 пистолетов (ПМ) и 5 тысяч патронов и другом. Даже нас, работников милиции, подобные преступления просто поражали, настолько они для того времени были в диковинку. Появились подобные случаи и в нашей области.

22 сентября 1988 года в Архангельске исчез милиционер Максимов, который нёс службу у кинотеатра «Русь». Исчезновение обнаружилось утром на другой день, и только потому, что при смене дежурных нарядов недосчитались пистолета. Тело убитого нашли около трёх часов дня в кустах, в зоне поста: четырнадцать ножевых ран, проломлена голова и почти перерезано горло, исчезло оружие, радиостанция, сумка постового. Небывалое происшествие для Архангельска! Но оно, к сожалению, осталось нераскрытым, хотя и были подозреваемые. А один из них, некий Лебедев, при конвоировании его оперативниками выпрыгнул в окно третьего этажа здания УВД и разбился насмерть. Убийство Максимова явилось одним из звеньев резкой бандитской криминализации области, да и страны в целом.

Особо страшной стала ситуация в молодёжной среде. Резко возросла преступность среди несовершеннолетних. Этому — наряду с беззаконием, творимым властью, — способствовала вакханалия на многочисленных телеканалах. Началось наглое, откровенное вдалбливание в юные головы вседозволенности, культа насилия и денег, что не могло не дать горьких плодов. Правоохранительные органы, и прежде всего органы внутренних дел, с одной стороны, оказались совершенно не готовыми к таким переменам. С другой стороны, вместо радикальных мер противостояния преступности, что в большей мере зависело от центральной власти, они продолжали «борьбу» с бумажными показателями, используя для этого возможности, предоставляемые советской, а потом и такой же российской статистикой. Не буду голословным и напомню, как ещё в апреле 1990 года в президиум областного Совета депутатов с письмом на восьми страницах обратился В. К. Дугин, который с февраля 1987-го по сентябрь 1989 года возглавлял уголовный розыск области и который вынужден был покинуть свой пост из-за разногласий с начальником областного УВД Панариным.