Дядя самых честных правил 10 - Александр Горбов

держала опричников в ежовых рукавицах, обеспечивая образцовую дисциплину. Но при этом заботилась о них как о собственных детях, заслужив прозвище Мать.

— Нет, — покачала она головой. — Иван Петрович мне это орудие не показывал, даже не говорил, что работает над ним. Но с него станется сделать, отложить в сторону и забыть. Будем пробовать?

— Обязательно. — Я склонился над картечницей, восстанавливая управляющий контур и заряжая накопитель. — Только мишени надо поставить.

Я сам встал за рукоятки картечницы, не собираясь никому уступать. А крутить ворот взялся Киж, тоже заинтересовавшийся необычной штукой. Прицела у орудия не было, но для первого раза он и не требовался.

— Дмитрий Иванович, не спеша, один оборот.

Дых! Дых! Дых!

Двенадцать выстрелов бахнули один за другим, пройдя мимо мишени.

— Ух ты! Какая бабахалка! Константин Платонович, давайте ещё!

— Давай три оборота в том же темпе.

Дых! Дых! Дых! Дых! Дых! Дых!

Я повёл стволом, перечеркнув очередью мишень. Фигура солдата, сколоченная из досок, переломилась пополам и упала на землю.

— Константин Платонович, дайте мне попробовать!

— Простите, Дмитрий Иванович, — попыталась отодвинуть его Светлячок. — Но орудие предназначено для моих людей. Нужно немедленно его пристрелять!

— Нет, уж извините, сударыня! Я ответственен за безопасность его светлости и должен знать оружие, которое…

— Может, вы ещё подерётесь? — хмыкнул я, проверяя нагрев стволов. — Сначала я отстреляюсь, потом вы попробуете по очереди. Заряда для всех хватит.

Часа два мы развлекались, порубив все мишени в капусту и подчистую срезав кусты на другом конце полигона.

— Пакуйте и грузите в оружейный вагон, — приказал я, зарядив под завязку накопитель.

Уж не знаю, почему Кулибин бросил картечницу, не доведя прототип до завершения. Поставить нормальный кожух, прицел, сделать не таким массивным станок — и вуаля! Мощь моих опричников многократно повысится. Первым же делом, как развернём завод на Алеутщине, сразу надо ставить производство картечниц на поток. Уверен, испанцы по достоинству их оценят.

* * *

За день до отъезда Марья Алексевна разбудила Бубликова. Должен заметить, что долгий отдых пошёл ему на пользу: чиновник по особым поручениям был свеж, бодр и лучился хорошим настроением. Я попросил его проверить, готовы ли дать свободный проезд пяти моим составам, и он тут же засел на телеграфе, переписываясь с работниками эфирной дороги.

Уже под вечер в Злобино приехал Шешковский. Невыспавшийся и мрачный как туча. Он первым делом переговорил с Бубликовым: из окна кабинета я видел, как начальник Тайной канцелярии устраивает весёлому толстяку разнос. Закончив с ним, Шешковский отправился ко мне, хмурясь и сжав губы.

— Приехали проводить меня, Степан Иванович? — я радушно улыбнулся ему и позвонил в колокольчик, вызывая слугу. — Судя по виду, вам не помешает крепкий кофий. Садитесь, в ногах правды нет.

Шешковский тяжело опустился в кресло и вздохнул. Он молчал, пока нам не принесли кофий и мы не выпили по чашечке.

— Скажите честно, Константин Платонович, вы это специально сделали, чтобы загнать меня в гроб? — начальник Тайной экспедиции на меня так посмотрел, будто хотел немедленно придушить. Но всё же ему удалось справиться с собой, и он кисло усмехнулся. — Весь Петербург стоит на ушах из-за вашей «выходки». Ей-богу, мне хотелось доложить императрице, кто за этим стоит, и получить указ о вашем аресте.

— Один раз такой указ уже подписывали.

— Я помню, Константин Платонович, лучше, чем хотелось бы. У меня отличная память, и она подсказала, чем закончилась прошлая попытка вас арестовать. Простите, но я не готов пережить ещё один переворот на своём веку. — Шешковский налил себе вторую чашку кофия, сделал глоток и спросил: — Ну зачем, скажите на милость, вам потребовалось убивать их сейчас?

— Ни за что не поверю, что вы не знаете, Степан Иванович. Смерть Александры Бобровой привела меня в сильное расстройство чувств, особенно когда я узнал, кто за этим стоит. Если бы вы провели расследование и наказали виновных, я бы не поехал в столицу.

— Вы же понимаете, что я человек подневольный. Политическая ситуация не позволяла…

— Ваша ситуация меня не касается. Вы не сделали свою работу, и мне пришлось делать её за вас. Скажите спасибо, что время не позволило мне пройтись по всей цепочке. Представляете, как тихо и спокойно стало бы в столице?

Шешковский поджал губы и промолчал.

— Кроме того, Степан Иванович, я хотел напомнить о себе.

— В каком смысле? — он бросил на меня сердитый взгляд.

— За десять лет в Петербурге забыли, кто я такой и каким прозвищем меня наградили. Хочу заметить, что Алеутское княжество хоть и находится на краю света, но моя эфирная дорога существенно сократила время путешествий.

— Вы угрожаете, Константин Платонович?

— Ни в коем случае, — я улыбнулся и поднял открытые ладони. — Как я могу угрожать начальнику Тайной экспедиции? Скорее, выражаю надежду, что меня не будут отвлекать от управления моей вотчиной. Вы же знаете, сколько там предстоит сделать! И если придётся срываться из-за какой-нибудь ерунды, ехать в такую даль, то я буду очень опечален. С другой стороны, дела столицы меня больше не интересуют. Что бы там ни случилось, если мои интересы не задеты, я не буду вмешиваться.

Почти минуту Шешковский молчал, обдумывая сказанное.

— Вы обещаете, Константин Платонович?

— Даю слово князя.

— Приложу все усилия донести до императрицы ваши слова. Со своей стороны я постараюсь, чтобы вас ничем не отвлекали от дел княжества.

Я улыбнулся, уже искренне, и налил в две рюмки рябиновку.

— Предлагаю выпить за это, Степан Иванович. Полагаю, это всё, что вы хотели со мной обсудить?

Начальник Тайной канцелярии выпил рябиновку залпом. Откинулся в кресле, заметно расслабился и покачал головой.

— Я привёз вам и кое-что хорошее. Не всё же мне приносить дурные новости. Вот, возьмите.

И он протянул мне лист бумаги.

Глава 38

Дорога

— Вексель на полмиллиона рублей?

Шешковский кивнул.

— Всё верно, Константин Платонович, это компенсация за долю в эфирных дорогах, изъятую в пользу казны. Её должны были выплатить сразу же, но, к несчастью, она затерялась в канцелярии Сената. Виновные в небрежении уже наказаны.

Я чуть не расхохотался в голос. Ты смотри, как забегали! Стоило правильно напомнить о себе, как закрутились невидимые шестерёнки страха и от меня решили откупиться. Ну что же, с паршивой