Метагалактика 1995 № 1 - Игорь Волознев

— Идите. На базаре свидимся, — отмахнулся Рогозин. Оставшись один, долго сидел на бочке, хмуро смотрел на валявшуюся между ног кожаную суму.

11 августа, 12 час. 10 мин.

Бурковский плотно прикрыл дверь капитанской каюты, прислушался. Потом принялся расхаживать между столом и дверью.

— У меня к тебе, Петр, поручение особой важности.

В каюте они были сейчас вдвоем. Чувствовалось, что Бурковский был внутренне необычно напряжен, натянут и то в же время немного смущен.

Речь идет о судьбе всей нашей команды. Не удивляйся, что я обращаюсь именно к тебе. За эти дни я лучше узнал тебя. Верю — ты не подведешь. Сейчас все мы на краю пропасти. Люди устали, разуверились. Для многих игра закончена. Я был бы счастлив, если б сегодня с берега на судно вернулась хотя бы половина команды. Словом, мне необходима твоя помощь.

— Я не знаю… — Петя растерянно, с удивлением слушал капитана. — Разве я смогу?

— Сможешь, — Бурковский подвел Петю к столику, откинул серое полотно, прикрывающее рундучок. — Здесь все наши деньги, единственное сейчас для всех нас спасение, — Бурковский вытащил из кармана бушлата ключ. — Храни и никому не передавай. Кто бы у тебя того не требовал. Второй ключ — у Рогозина. Это человек надежный.

— Я знаю…

— Вот как… — коротко усмехнулся Бурковский. — Что ж, тем лучше. Значит, обо всем договорились. А теперь выйди, я должен переодеться, — Бурковский скинул бушлат, Петя увидел на его груди глубокие шрамы.

11 августа, 12 час. 55 мин.

О, Базар! Восточный базар!

Кто не видел его, не знает, как благодатна и щедра земля, на которой живет человек, как прекрасна эта жизнь, как ярки ее краски!

Горы золотистых лимонов, персиков, апельсинов, темно-желтый ливень бананов, бесконечные гряды совершенно незнакомых, диковинных красных, белых, оранжевых, черных, фиолетовых, сочных плодов! Как же по ним истосковались ватные от цинги десны, с каким упоением впиваются в горько-сладкую мякоть расшатанные зубы!

Русские солдаты, моряки, бывшие каторжники в счастливом изумлении, не веря своим глазам, бродили между бесконечных рядов, с восторгом вдыхали чудные пряные ароматы.

И сыпались им в шапки, в подолы рубах, приобретенные на русское золото плоды — грошовый по представлениям туземцев товар, дары солнечной земли, которые росли здесь на каждом кусту и которые были дешевле маисовой лепешки.

— Они сумасшедшие, эти белые! Из какого сумасшедшего дома они приплыли? — сверкая ослепительной белозубой улыбкой, ахала коричневая молодка, обращаясь к сморщенной, как моченое яблоко старухе-торговке, соседке.

— Они не сумасшедшие, они больны и голодны, — вздохнула старуха и незаметно опустила апельсин в карман продранной робы проходившего мимо русского матроса.

11 августа, 16 час. 00 мин.

На центральной базарной площади — праздник «зеленого змия». Здоровенный детина, мясистый, ширококостный, восседал между бочек, прикрыв набухшие веки, свесив между колен бурые окорокоподобные ручищи.

Возле его ног вилась, гримасничала, виляла розовым задом макака.

Рогозин нерешительно потоптался и пошел было дальше, но детина приоткрыл глаз и слегка поманил его толстым пальцем.

Рогозин, прижимая к груди суму, спрятанную под драной робой, приблизился.

Виноторговец подал едва уловимый знак — обезьяна насторожилась, задрав хвост, привстав на задние лапки. Виноторговец что-то утробно буркнул — обезьяна молнией взметнулась на гору бочек, едва касаясь их, схватила большой оловянный ковш, слетела вниз и, подставив ковш под крантик, наполнила его ромом.

Рогозин вытащил из-под робы золотой, обезьяна цепко стиснула его, повертела перед глазами, ловко засунула за щеку и протянула наполненный до краев ковш.

Рогозин жадно припал к нему…

11 августа, 16 час. 10 мин.

Бурковский вошел в приемную.

— Господин губернатор ждет Вас, — вскочил секретарь и пропустил Бурковского в огромный, обитый красным деревом кабинет.

— Поручик Его величества императорской гвардии Бурковский, — представился Стефан выходящему навстречу ему из-за стола господину.

— Очень рад! — к нему, степенно переваливаясь, приблизился седовласый человек с подагрической внешностью, с бритыми румяными щеками. У него были полные круглые руки, круглые ноги, круглое туловище. Голова его едва достигала плеча Бурковского.

— Весьма рад! — повторил губернатор.

11 августа 16 час. 15 мин.

Виноторговец, оставаясь в полудреме, довольно цыкнул.

— Обезьянка вновь устремилась к крантику, снова ковш — до краев.

— Больно сладка у тебя водица, — принимая очередную порцию и отдавая золотой, сообщил макаке Рогозин. — Сейчас бы водочки!.. Да разве тут в вашей Макеу отыщешь?

Несмотря на критические замечания в адрес рома, Рогозин осушил и этот ковш с такой же быстротой, как предыдущие.

Виноторговец, уже не скрывая потрясения, отворил оба глаза и, почтительно глядя на Рогозина, тяжело кряхтя и отдуваясь, приподнял свое рыхлое туловище с сиденья, накрытого цветастым, правда, сильно засаленным истертым ковриков.

Обезьяна по привычке бросилась к крану, но виноторговец отпихнул ее ногой и самолично преподнес полный ковш удивительному покупателю, ни капли не пьянеющему, к тому же сказочно щедрому.

Рогозин принял ковш и чуть было не расплескал — в ногах вертелась, тыкалась в колени обезьяна, задрав лапки, протягивала громадную янтарную кисть винограда.

— Смотри! Зверь, а соображает, — Рогозин расчувствовался, поскреб обезьяну между ушами. — Ты бы мне хлебца черного, да с огурчиком…

Обезьяна, прыгая в восторге, старалась всучить виноград.

— Ладно, уймись, прикомодная! Вижу, торговать умеешь, — Рогозин передал в цепкие обезьяньи пальцы золотой, отодвинул протянутую виноградную гроздь. — А это — тебе.

За этой сценой внимательно наблюдали пятеро оборванных туземцев, под их лохмотьями угадывались крепкие, отлаженные мускулы.

— Эй, братва, давай, подваливай! — почувствовав их упорный взгляд, обернувшись позвал Рогозин. — Угощаю!

Оборванцы тут же очутились рядом.

— Наливай свою липучку! Только быстрее! — вкладывая горсть золотых в задрожавшие руки торговца, приказал Рогозин. — Давай! Быстро!

— Йес! Йес! Бистро! — загомонил торговец, продемонстрировав, несмотря на свои гигантские размеры, удивительную проворность.

Вмиг откуда-то появилась разномастная посуда — кружки, пиалы, чашки. Ром полился рекой. Казалось, возле бочек собрался весь базар, но подходили, спешили со всех сторон новые и новые, желающие приобщиться к дармовому пиршеству.