Чакра Фролова - Всеволод Бенигсен

– Жаль, – искренне согласился Фролов. – Зато Райзберг жив.

И добавил неуверенно:

– Наверное.

– И Гуревич тоже, – хмыкнул Кучник. – Сволочь.

– Да чего уж теперь…

– Не скажи. Это ж из-за его рюкзака Лушкевича убило. И из-за пистолета его чертова! Не услышь немцы выстрел, не прибежали бы.

– Может, зря ты в драку полез, – заметил Фролов, но, заметив ледяной взгляд Кучника, осекся.

Где-то автоматной очередью застучал дятел, и беглецы невольно вздрогнули.

– А подо мной мина не взорвалась, – сказал Фролов после паузы. – Это чудо?

– А ты сколько весишь?

– Сейчас-то, наверное, и до семидесяти не дотяну.

– Ну вот.

– Что «ну вот»?

– Чудо было бы, если бы она взорвалась. Мина-то противотанковая. На нее вес нужен. Да не смотри ты так. Смешанное поле-то. С разными минами. А мы нужны были, чтоб их саперам потом легче работать было.

Не ожидавший от Семена таких глубоких познаний в области минирования делах, Фролов уважительно промолчал.

– Ладно, – сказал Кучник, вставая. – Пора идти.

– Куда?

– А теперь один хрен. Но желательно на восток.

Фролов встал и двинулся следом за Кучником. Только сейчас он почувствовал нечеловеческий голод – ведь они не ели с прошлого привала. Тогда еще был жив Лушкевич.

– Видать, в гробу лежать, и правда, плохая примета, – неожиданно сказал Кучник, продираясь через ельник.

– Но Гуревич-то жив, – возразил Фролов, не желая приводить их самих в пример, – это показалось ему неосторожным, – мало ли, что день грядущий нам готовит.

– Жив, – буркнул Кучник. – А добро свое наворованное все равно потерял.

И злорадно хохотнул.

Дальше они молча брели по лесу. Почти молча, поскольку Кучник время от времени изрекал какие-то общие фразы вроде «Сейчас бы покурить» или «И где сейчас Райзберг, интересно». Но они не предполагали никакой реакции, а Фролову было лень вступать в разговор. К тому же на него с запозданием навалился страх. Какой-то животный и неконтролируемый. Возможно, он навалился и на Кучника, но выражался иначе: тот все время что-то говорил (наверное, доказывая самому себе, что остался жив). Фролова же трясло где-то в районе желудка и трепать языком совсем не хотелось. Слова казались фальшивыми.

Солнце еще только готовилось зайти за горизонт, а Фролов клевал носом и чувствовал себя столетним стариком, которого по чьей-то злой воле поселили в еще крепкое тело и теперь заставляли куда-то идти. Поразительно, сколь относительно время. Обычный календарный день превратился в тягучую вечность. Еще сегодня ночью они были в Минске, а теперь продирались через какой-то бурелом и конца-края этому не было видно. Теперь уже не только Никитин с Невидово, но и Варя, и даже Гуревич – все превратилось в далекое размытое воспоминание из другой жизни. Поразительно, подумал Фролов, как избирательна память: оставляет только хорошее, а все прочее разбавляет ностальгическим флером. И вот уже Невидово представляется уютным, и переправа в гробах забавной, и даже Гуревич милым. Дальше додумать Фролов не успел, потому что ощутил тупой удар по голове, и все покрыла тьма.

Очнулся от ноющей боли в затылке. Сколько прошло времени, трудно было сказать. Судя по все еще заходящему солнцу, не так много – может, минут десять, может, полчаса. Рядом, прислонившись спиной к дереву, сидел Кучник.

– Живой? – спросил он невесело. – Поздравляю. Теперь к своим попали.

– Каким еще своим? – простонал Фролов и попытался приподняться, но голова закружилась, и он лег обратно, скосив глаза в сторону. Там, как в перевернутом объективе, вверх ногами стоял молодой парень с винтовкой.

– Партизаны, чтоб их, – сухо ответил Кучник.

Фролов все-таки предпринял героическое усилие и подполз к дереву, где сидел Кучник. Затем, цепляясь за шершавую кору, принял что-то похожее на сидячую вертикальную позу. Мир совершил кульбит и вернулся в естественное положение. За это время к парню присоединился какой-то бородач. Заметив змеевидные телодвижения Фролова, он подошел.

– Ну что, хлопцы, готовы?

– К чему, дядя? – фамильярно спросил Кучник, жуя травинку. Судя по всему, в минуты опасности он терял благоговейный страх перед смертью и наглел.

– К тому, чтоб Родине послужить. Или вы не советские?

– Мы-то советские. А вот вы какие, если по башке бьете и не верите ни хрена?

– Ты меня поучи еще, – помрачнел бородач. – Я все ваши байки наизусть знаю.

– Какие еще к черту байки?! – взорвался Кучник.

– Дезертирские, вот какие.

– Сам ты дезертир, – огрызнулся Кучник и выплюнул травинку. – Мы от Минска тащимся, чтоб к своим попасть, а кто ты такой, я вообще не знаю. Может, националист какой…

– Э-эй, ты поосторожнее со словами-то, – обиделся бородач.

– А то что?

– А то шлепну, и все.

– А кто мешает?

– А тебе жить надоело?

– Да с вами оно как-то не успевает надоесть.

Бородач шмыгнул носом и почесал плечо.

– А может, вы абрамовские?

– Какие еще абрамовские? – промычал Фролов, преодолевая гул в затылке.

– Да ты-то, может, и нет. А твой приятель точно. А? – обратился он к пареньку с винтовкой.

– Может быть, – пожал тот плечами. – Они в последнее время шибко обнаглели…

– Да в гробу мы твое Абрамово видели, – разозлился Кучник. – Даже не знаем, человек это или название деревни. Мы из Минска топаем!

Бородач усмехнулся.

– Не знают они.

Парень тоже усмехнулся. Бородач кашлянул и снял с плеча винтовку.

– Ну, в общем, некогда мне тут сопли разводить. Если абрамовские, то тем более не жаль. Дело простое. У меня задание поляну для прохода техники зачистить. Вот мы тут вашего брата насобирали в лукошко, и вы заодно сгодитесь.

– То есть как «зачистить»? – опешил Фролов.

– Поле немцем заминировано. А вы по нему пойдете. Не пойдете, здесь ляжете. Доступно излагаю или шпрехен зи дойтч?

Кучник побагровел.

– Ты что же, сука, делаешь?! Мы же только что жизнью рисковали! Нас немец через минное поле, как собак подопытных, гнал. У нас товарищ там остался. На ваших же минах подорвался.

– Так что, наши мины, что ли, виноваты? – зло прищурился бородач. – Может, нам вовсе не минировать? Может, нам немца сразу в Москву пустить? Да я смотрю, вы – ребята шустрые.

– Ты что, дядя, совсем умом набок съехал?! – взвился Кучник. – Я тебе русским языком говорю! Ты свой или какой?!

– Тебе, может, и никакой.

Вряд ли бородач вкладывал в эту фразу какой-то намек на национальность, но Кучник тут же завелся.

– Ах, никакой ты мне?! А может, ты и революции с Интернационалом тоже никакой, морда антисемитская?!

Бородач угрожающе передернул затвор на винтовке.

– Ну-ну, ты полегче. У меня задание поляну зачистить. И я это задание с тобой или без тебя выполню. Я своих людей гробить не буду, понял? А ты со своим дружком пойдете, как миленькие.

– Ах, так! – сверкнул глазами Кучник и выпятил грудь. – Ну на! Стреляй, гад! Стреляй простого советского человека Семена Петровича!

Играл ли Кучник в смельчака или вправду созрел до героически-бессмысленной смерти, но бородач замялся и слегка опустил дуло, видимо, не зная, что делать дальше.

– В общем, пойдете поле зачищать, и точка.

То ли дело было в усталости, то ли в тупой ноющей боли в затылке, которая сводила все очарование жизни к нулю, но Фролов вдруг рассмеялся. Надо все-таки иметь мужество оценить юмор судьбы. Даже если он черный.

– Чего это он? – смутился бородач.

– Ничего, – огрызнулся Кучник. – Рехнулся от твоих молодецких ударов по башке. Дайте хоть пожрать перед смертью.

Бородач подумал и кивнул. Возможно, не последнюю роль в этой милости сыграл внезапный смех Фролова.

Минут через пять коренастый мужик лет пятидесяти с изъеденным морщинами лицом принес им мелкой молодой печеной картошки, и они с жадностью набросились на нее. Все это время за ними присматривал тот самый молодой парень, который исполнял роль караульного. С трудом проглотив всухомятку несколько картофелин, Фролов поскреб языком по деснам и небу, снимая налипшую мякоть.

– Запить есть чем? – спросил он паренька.

Тот нехотя достал из-за пояса трофейную немецкую флягу и хмуро пробормотал:

– Все не пейте только.

– Спирт, что ли? – спросил Фролов, отвинчивая крышку.

– Почему? Вода обыкновенная.

– Жаль. Сейчас бы выпить…

– Это да, – сказал с набитым ртом Кучник и повернулся к парню. – Чего стоишь-то? Садись. Расскажи, чем вы тут таким героическим занимаетесь.

Парень садиться не стал, а только махнул рукой.

– Да ничем. Воюем помаленьку.

– И много вас тут?

– Это я не имею полномочий говорить, – ушел в глухую защиту парень.

– Трое, что ли? – пошутил Кучник.

– Да поболе.

– Понятно. Ну и как идет охота на своих?

Парень обиделся.

– Свои воюют все. С врагом бьются.

– И вы, значит, тоже бьетесь?

– Нуу, – замялся парень и вдруг разоткровенничался. – Бьемся, конечно, только… мы уж давно без руководства.