Золото империи. Золото форта - Вадим Александрович Ревин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, что, господа заключенные! Погостить к нам или навсегда?!
– Вестимо, что погостить, – сказал Микола, улыбаясь. Граф не счел надобностью отвечать, кивая холодно, подтверждая слова друга. В душе он надеялся, что если не к вечеру, то завтра непременно покинет предоставленные апартаменты.
Ответ казака не понравился хозяину форта. Строптивость графа ему тоже пришлась не по нутру. Всё отметил, но решил спросить, помахивая папками в воздухе:
– С чего так решили, любезный?
– Так войн много, – ответил Билый, чуть разводя руками, дабы не напугать надзирателей. – Кто ж служивых держать долго будет?
– В окопы, значит, хочешь?
– Можно и в окопы, коль для другого не найдут применения.
– В окопы захотели! Вот мы тут лабораторию по исследованию чумы задумываем, вот там вам и самое место будет. Ишь, окопные герои! Умерьте героический пыл, господа. Ладно, – по-деловому произнес сухощавый мужчина. – Хорош впустую говорить, разберемся, кто из какого сословия! И кто для чего нужен!
Годы службы в должности бессменного начальника форта-тюрьмы для заключенных по политической статье, «особой политики», как любил говорить сам начальник, наложили отпечаток на его характер. С виду добродушный, оставляющий впечатление уравновешенного, спокойного человека, внутри он был несгибаемым, холодным, порой черствым. «Что тот тюремный сухарь», – отзывались о нем подчиненные. Дожив до своих 52 лет, не обзаведясь ни домом, ни семьей, начальник форта полностью отдавался службе на том посту, на который его определили семнадцать лет назад, переведя за незначительную провинность из строевых офицеров в начальники форта, который, по сути, являлся тюрьмой.
Начальник беглым взглядом пробежался по папкам с делами.
– А ведь ты прав, голубчик, – не отрывая глаз от исписанных чернилами листов, произнес он. – Действительно, сословия дворянского. Граф Суздалев, собственной персоной.
Охранник машинально вытянулся в струнку.
– Экий ты, голубчик, служака. Все бы тебе во фрунт, – тюремный старший офицер криво усмехнулся, глядя на поведение своего подчиненного. – Полноте. Теперича граф Суздалев обычный заключенный.
И, переведя взгляд на Ивана, добавил:
– Стало быть, сословия он арестантского и отношение к нему должно быть соответствующее, как того велит устав. Не так ли, ваше сиятельство?
Граф хотел было возразить в ответ, но Микола незаметно толкнул его в бок, что не осталось без внимания начальника тюрьмы.
– Совершенно верно, господин казак. Не стоит произносить лишних слов. Вразумите своего друга. Здесь учреждение особое. Все сказанное остается в этих стенах, и от сказанного напрямую будет зависеть то, какими окажутся для вас эти стены. Я люблю тишину и покой, и заключенные у меня в большинстве своем, – тут он улыбнулся, – сидят как мышки. Ну, а кто птицей себя мнить начинает, особливо если буревестником, то их могут, совершенно случайно, найти у прибрежных скал, изрядно пообщавшимися с местной подводной фауной. Падать, знаете ли, с высоты весьма больно. Причем чем выше, тем больнее. Надеюсь, я понятно объяснил правила поведения в сем учреждении?
Билый с Суздалевым молчали. Микола стоял со спокойным взглядом, стараясь смотреть куда-то сквозь говорившего начальника тюрьмы. Иван же не мог хорошо скрыть своего волнения. Желваки на щеках заходили, дыхание участилось. «Холоп, смерд ползучий. Со мной! С графом Суздалевым так разговаривать?!»
Но поток его возмущенных мыслей прервал короткий и властный приказ начальника форта, обращенный к охраннику.
– Определи господ в их хоромы. Этого, – указывая на Суздалева, – в девятую, там просторнее, граф все-таки. А этому и в двенадцатой удобно будет. Казак и стоя выспится. Не так ли, Николай Иванович?
Билый лишь усмехнулся в ответ.
– Все, голубчик, веди. Неча долго рассусоливаться. И так задержались дольше обычного. Да и мне ужинать пора.
И, улыбаясь, глядя на заключенных, произнес:
– Милости просим в наш санаторий. Желаю приятного времяпрепровождения. Как вы там думаете? Слово-то какое необычное. Ах да! Недолгого.
Микола вновь усмехнулся:
– И вам не хворать.
Лицо начальника форта стало непроницаемо холодным. Во взгляде этого казака читалась откровенная насмешка, неприятие всего того, что чуждо воспитанному в свободе духу.
«Ничего, – промелькнуло в голове у начальника форта. – Поглядим. Время покажет. А для тебя теперь год за вечность покажется. Не таким крылья обламывали».
Он молча дал знак охраннику. Тот снова вытянулся, затем, обращаясь к Билому и Суздалеву, приказал:
– Руки за спину. Вперед!
Микола с Иваном нехотя выполнили приказ и, сопровождаемые охранником и под пристальным взглядом начальника тюрьмы, направились в приготовленные для них камеры.
Глава 13
Сочные желтые груши были дивно как хороши. Тщательно перебранные и уложенные в белоснежную плетеную корзинку, накрытые накрахмаленной салфеткой – они предназначались баронессе Измайловской.
Господин Травкин отогнал двух наглых ос от медового гостинца и с тревогой посмотрел на центральный вход церкви Святой Богородицы. Люди медленно выходили, останавливаясь, крестясь на двери и купола. Среди разодетых мещан и удачливых мастеровых мелькнуло ослепительно-белое платье, и хоть лицо Лизоньки скрывалось под вуалью, следователь сразу узнал ее. «Пора!» – скомандовал сам себе титулярный советник и двинулся наперерез выходящим. Баронесса задерживалась у каждого нищего и щедро раздавала милостыню. Видно было: или грехи замаливала, либо втайне у Господа просила за кого-то.
«Хотя почему за кого-то?» – подумал следователь и поравнялся с баронессой. Обратил на себя внимание, слегка кланяясь и приподнимая котелок.
Лизонька сдвинула бровки на озабоченном лице и слегка улыбнулась в ответ, явно не припоминая. Господин Травкин проявил настойчивость, видя, что его хотят обойти, как возникшее недоразумение на пути.
– Добрый день, сударыня.
– Добрый день. Простите, мы знакомы? – Рука баронессы в белой перчатке слегка тронула вуаль. Женщина попыталась скрыть мимолетную неловкость.
– Как же, баронесса Измайловская, вы могли меня забыть! Это ведь я – титулярный советник Травкин!
– Травкин?! – воскликнула Лизонька, останавливаясь. – О нет. Я не забыла такую смешную фамилию. Я вас сразу вспомнила. И что? Зачем вы здесь? – Ноздри молодой женщины гневно раздулись. Следователь растерялся.
– Вот. – Он протянул перед собой корзину. – Подарок вам принес.
Баронесса изумленно отпрянула.
– Подарок? Мне? И что там?
– Груши, – пробормотал Травкин, смешиваясь. Уши его заалели. Лизонька не поверила и слегка приоткрыла салфетку.
– Действительно груши, – сказала она. – Мне еще никто никогда не дарил груш. – И баронесса взяла тяжелый плод в узкую ладонь. Подбросила. Поймала. Есть не стала. Закрутила в пальцах. – Как там маменька поживает? Удалось ей город покинуть? Или так и чахнет в доме?
– Маменьке скучать некогда. Она у меня цветы выращивает. Продает в лавке напротив.
– Стало быть, флорист ваша матушка, – сказала баронесса, и они двинулись в толпе к воротам, где стояли конные экипажи.
– Кто?
– Неважно, – отмахнулась Лизонька грушей от Травкина. –
