Идеальный враг - Михаил Кликин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Зато что-нибудь подсунуть можно, – ответил Павел, прыгнул на площадку и перехватил летящий мяч. Сейчас ему хотелось бегать, скакать, метаться. Хотелось драться, биться. Пусть с друзьями, пускай только за мяч.
Ему необходимо было выплеснуть злость, что постоянно копилась в нем.
Иначе однажды она прорвется.
– Может сыграем двое на двое? – предложил Гнутый.
– Только при условии, что Шайтан играет не со мной, – сказал Рыжий.
– Тогда давайте играть трое на одного…
Солнце припекало.
Шел последний летний месяц, и ночи становились все холодней. Утренняя роса уже не освежала, а студила. Все чаще наползали в лагерь из леса туманы, все гуще они становились, все холодней. Серая мгла, в предрассветной тиши окружив лагерь, сразу со всех сторон, словно по команде, тихо пересекала минное поле, просачивалась через колючую проволоку, через высоковольтную сетку, взбиралась на бетонную ограду и переваливалась через обе стены – и внешнюю, и внутреннюю…
Во всем чувствовалось – скоро осень.
Потому дневное тепло становилось все желанней. И каждый погожий день штрафники стремились провести на свежем воздухе под солнечными лучами. Они забирались на накалившиеся покатые крыши бараков, они вытаскивали матрацы и одеяла, расстилали их на скамейках и прямо земле, они мастерили подобия гамаков.
В ясный день почти весь лагерь высыпал на улицу. Загорающие люди смотрели в небо и видели там лишь облака и солнце.
А на заключенных сверху смотрели дула пулеметов…
– Пятнадцать лет! – крикнул Рыжий, получив мяч. – Они дали мне пятнадцать лет! Эти гады сделали меня стариком!
Они не стали играть друг против друга. Они продолжили играть против незримого воображаемого противника.
Вчетвером.
Одной командой.
– Эй, Грек, хватит тебе валяться! – крикнул Гнутый, получив пас. – Маркс, давай тоже к нам!
– Я одежду стерегу, – отозвался Грек.
– Не хочу, – угрюмо откликнулся Маркс. Последние дни у него было отвратительное настроение. Он был подавлен. Он был оскорблен. Он всегда полагал, и говорил всем, что если его однажды захотят лишить бороды, он уволится.
Но лагерный парикмахер, не обращая внимания на протесты и ругань связанного клиента, обкорнал тупыми ножницами его бороду, а потом и вовсе – начисто! – ее сбрил.
Маркс чувствовал себя вдвойне обманутым. Мало того, что его лишили обожаемой растительности, так вдобавок он и рапорт об увольнении не может подать.
– Тебе еще повезло! – Гнутый перекинул мяч Павлу. – Мне дали восемнадцать!
– Я не собираюсь здесь задерживаться! – Павел представлял, что против них играет команда недругов. Здесь и Некко, и Клоп, и…
Он обыграл Некко, сбил плечом Клопа, пробежал прямо по нему. Вырвался вперед. Под щитом уже ждал Шайтан. И Павел отдал ему пас.
– Здесь плохо! – Шайтан прыгнул. – Плохо! – Он не попал.
Но Павел был уже рядом.
– Я убегу!
Он подхватил падающий мяч, подпрыгнул высоко – словно ввинтился в воздух. И сверху – сам удивился, что так получилось – широким движением, со всей силы – словно профессиональный игрок – загнал мяч в корзину. Случайно зацепившись пальцами за вибрирующее кольцо, повис на нем, довольно ухмыляясь.
Друзья остановились. Рыжий уважительно присвистнул. Шайтан завистливо вздохнул.
– А еще говорил, что играть не умеешь, – сказал Гнутый.
– Не умею, – честно признался Павел, покачиваясь на кольце. – Само получилось. Раньше никогда… Даже не знаю, почему…
Биоактивация… Злость…
Вдруг что-то треснуло.
Павел не успел испугаться, не успел отцепиться.
Металлическое кольцо вывернулось. Лопнул деревянный щит.
И Павел рухнул в пыль, пребольно ударился копчиком о жесткую землю. На голову посыпались щепки и труха. Что-то более тяжелое стукнуло по макушке, словно клюнуло. Свалилось на плечо. Металлическое, холодное. Со стуком упало на землю.
Павел опустил глаза.
Гвоздь.
Здоровенный пятнадцатисантиметровый гвоздь почти в палец толщиной. Ржавый и немного погнутый.
Острый.
– Что тут у вас? – поднялся с лавки потревоженный Грек. – Ох ты, черт!
– Веселье кончилось, – сказал Рыжий.
– Это точно, – мрачно сказал Гнутый. – Насчет мяча и площадки я договаривался с Черным Феликсом. Думаю, он очень на нас разозлится…
Они были изгоями, их считали людьми низшего сорта. Пока никто не признал их за своих. Все называли их «дохлыми». Даже бригадир на людях разговаривал с ними сквозь зубы. И с этим ничего нельзя было поделать. Потому что человек не может сломать систему. Он может лишь подстроиться под нее…
– Я виноват, – Павел накрыл свою находку ладонью. Шершавый металл приятно холодил пальцы. И этот холод добирался до самого сердца. – Значит мне и разговаривать с Феликсом…
Когда Павел оторвал руку от земли, гвоздя под ней не было.
3
Барак обезлюдел. Только телевизор невнятно бормотал разными голосами. Павел, чуть прибавив громкости, присел перед ним на пол.
– Я тоже пойду к Феликсу, – сказал Гнутый, устраиваясь на шатком табурете. Рядом стояло пустое кресло, но «дохлые» не имели права в него садится. Кресло предназначалось для настоящих людей.
– Я с вами, – сказал Рыжий, рукавом протирая заплеванный, засиженный мухами экран.
– Я тоже, – сказал Шайтан.
Грек и Маркс промолчали.
Черный Феликс возглавлял «военную» группировку лагеря. Это был здоровенный негр родом, кажется, из Анголы. Его посадили за убийство трех офицеров проверяющей комиссии. Рассказывали, будто офицерам не понравилось, как Феликс после марш-броска стреляет по мишеням. Они же не догадывались, что у чернокожего капрала в жизни началась полоса неприятностей: во-первых, его бросила жена; во-вторых, у него обнаружили редкую форму какой-то специфической лихорадки, в связи с чем ему предстояло пройти курс неприятных процедур; в-третьих, кто-то из недоброжелателей разместил в сети жутко непристойную фотографию Феликса с не менее непристойным комментарием. Фотография пользовалась большой популярностью. Собственно, из-за этого снимка жена Феликса и подала на развод. Проверяющие офицеры, как оказалось, тоже видели это фото, и зачем-то сказали об этом капралу. Потому и пострадали. Феликс выгнал их на стрельбище и точными очередями из карабина «Овод» положил рядом с бронированными мишенями. Офицеров собирали по кускам. А Черного Феликса направили в Черную Зону, где доступа в сеть нет, никогда не было и не будет…
– Он нормальный мужик, – сказал Гнутый. – Да и мы ничего страшного не сделали.
– Ага, – сказал Рыжий. – Просто сломали баскетбольный щит на его площадке. А завтра второй барак должен играть с третьим.
– Лучше не напоминай, – поморщился Гнутый.
По телевизору показывали документальный фильм об экстеррах. Ничего нового не говорили – все подобные фильмы на девяносто девять процентов повторяли друг друга.
– Пива бы сейчас, – вздохнул Рыжий, глядя, как на экране человек в герметическом комбинезоне разделывает тело инопланетной твари, попутно что-то объясняя мимо камеры.
– Хотя бы кока-колы, – сказал Гнутый.
Павел поднялся, намереваясь отправится в туалет.
– Эй, Писатель, уж не за пивом ли ты собрался? – окликнул его Рыжий.
– Нет, – Павлу сейчас было не до шуток.
– Жаль…
Барак только выглядел пустым. Люди здесь были. Только они ничем не выдавали своего присутствия. Они спали, они притворялись, что спят, они хоронились, они играли с собой в какие-то странные игры. Здесь было очень много странных людей.
Людей ли?
В полосах падающего из потолочных окон света танцевала пыль. Павел шагал мимо рядов прячущихся в тени двухъярусных нар и старался не обращать внимания на свисающие с них ноги, черные и дурно пахнущие, на торчащие из под одеял грязные руки. Казалось, что конечности эти мертвы и отделены от тел. Бледные изможденные лица безучастно следили за ним – лица призраков, лица «дохлых».
Туалет было в трех шагах, когда вдруг странный голос остановил Павла:
– Ты хочешь это прекратить? – скособоченный, подобострастно улыбающийся рваным ртом Щенок встал на пути.
– Что?
– Клоп донимает тебя. Я все вижу. Ты хочешь отделаться от него?
Павел с трудом разбирал, о чем говорит Щенок; его голос, похожий на скуление, звучал глухо и неразборчиво.
– Ты можешь мне помочь?
– Если призрак преследует тебя, покажи ему зеркало.
– Как это понять?
– Если ты хочешь отделаться от своих страхов, напугай их.
– Я должен напугать Клопа? Но как?
– Покажи ему зеркало!
– Черт возьми! Ты можешь говорить по-человечески?!
Щенок перестал улыбаться. Он пристально смотрел Павлу в глаза, и от его взгляда мурашки бегали по коже.
– Что? – не выдержал Павел. – Что ты так смотришь?
– Отомсти за меня! – отчетливо проговорил Щенок незнакомым голосом – словно другой человек говорил. – Отомсти! – Его изуродованная щека задергалась, рот перекосился, глаза заблестели копящейся влагой. Щенок, испугавшись своей слабости или застеснявшись ее, торопливо опустил голову, отступил в тень, упал ничком на чьи-то нары, уткнулся лицом в грязную подушку, заскулил.
