Молния Господня - Ольга Михайлова

  - Не говоря уже о том, - продолжал тем временем прокурор, - что далеко не все горожане так же сведущи в логике, как его милость, и вполне могут сказать, что синьор Леваро, задержавший в прошлом году убийцу и тогда же назначенный главой денунциантов, - просто sbadatо, разиня...А обстоятельства дела многим известны.

  Инквизитор лишний раз убедился в мудрости матери-Церкви, весьма пристально следившей за тем, чтобы инквизитор, рожденный в Генуе, не попадал в Геную, рожденный в Палермо - служил бы в Милане, а уроженец Беневенто - осуществлял бы правосудие во Флоренции или Неаполе, где не имел ни родственных, ни дружеских связей. Миром правили монахи - безбрачные мужчины, давшие обеты послушания и нестяжания. Независимые и свободные, не обременённые суетными мирскими связями. Ему было всё равно - что скажет трентинская толпа. Но Трибунал состоял в основном или из местных уроженцев, или из тех, кто, подобно Элиа и Энрико, обосновались здесь из-за женитьбы и ставших полноправными гражданами города. Ни тот, ни другой не были равнодушны к тому, что о них говорится, и не хотели бы ронять свое реноме в глазах трентинцев. Джеронимо понимал их.

  Впрочем, репутация Святой Инквизиции была делом и его чести.

  - Если так рассуждать, нам придётся круглый год заниматься пошлой уголовщиной, - ядовито высказался Вианданте, понимая, что сам противоречит сказанному им ранее, и потому, вздохнув, продолжил, - ну, ладно, Господи. Святая ночь называется. Узнайте, кто убитая. У неё на пальце - кольцо. Похоже, обручальное. За кем она замужем? Если убита жена - первый подозреваемый - муж, сразу установите наблюдение. Поторопись, Элиа, нам нужно все узнать до поездки в Больцано. Известите Чинери. Что? - прервав свои распоряжения, спросил у что-то бормочущего Тимотео.

  - Опознать её могу и я. В чём сложность-то? Это Бьянка Дуччио, соседка моей тетки Донаты. Живёт... жила возле монастыря Августинцев, неподалеку от бывшей еврейской синагоги. А вот мужа у неё увела полгода назад её же подружка Нунциата Борачча, по прозвищу ... впрочем, Бог с ним, с прозвищем... и эта самая Бьянка поклялась, что отомстит разлучнице.

  Джеронимо подумал, что не так и плохо, что в составе Трибунала столько местных - зато все сплетни известны. Однако, пока сообщенное не проливало света на происшествие. Если убитая обещала свести счёты с соперницей, почему сама оказалась убитой? Но что-то тут маячило. Не флорентинец и не миланец приехали, чтобы разделаться с толстой трентинкой. Отказавшись от версии об извращенце, следовало придерживаться фактов.

  Элиа послал Подснежника за Луиджи Салуццо, отправил Тимотео согреться и собрать денунциантов, а сам решил было направиться к августинскому монастырю, но Джеронимо, напомнив ему об оставшейся ветчине и необходимости позавтракать и предупредить Терезу, погасил его порыв в зародыше. За трапезой инквизитор поинтересовался прозвищем упомянутой Нунциаты, которое забыл Бари. Элиа ответил, что Тимотео ничего не забыл, он вообще ничего не забывает, - просто постеснялся произнести такое в присутствии Главы Трибунала. Джеронимо задумался и прекратил расспросы. Допрос Нунциаты Бораччи был короток. Она провела всю рождественскую ночь у своей подруги Эмилии, с её сестрой и двумя её племянниками. И те подтвердили, что гостья, порадовавшая их всех щедрыми подарками к Рождеству - никуда от них всю ночь не отлучалась. Это было странно. Почему бы ей не встретить Рождество с любовником?

  Разве это было бы не более естественным?

  Муж Бьянки провёл ночь вместе с друзьями - Туллио и Оливерио. Допросить последних не удалось - они были пьяны до положения риз. На этой стадии расследования, костеря про себя Элиа за то, что делает работу Чинери, Джеронимо распорядился узнать, чем располагала убитая? Оказалось, что и дом на Монастырской улице, и немалые деньги принадлежали самой Бьянке, доставшись ей от покойного отца. Сам же Алессандро Дуччио не имел ничего.

  Проспавшиеся дружки не смогли убедительно подтвердить, что Алессандро пребывал с ними неотлучно, а дыба довершила дело. Арестованный твердил, что на убийство его толкнула чертова Нунциата, она же подсказала, как избавиться от трупа. При этом он произнес-таки кличку, под которой она была известна в городе, - после чего покрасневший Джеронимо резко распорядился доставить арестованного и его пассию к Чинери - и никогда больше не упоминать о них. Мало того, что приходится делать работу магистрата, так ещё и подобные мерзости выслушивать в Святую ночь?

  Может, и вправду, отдохнуть от всей этой мерзости, съездив в Больцано? Впрочем, вспомнив, что предстоит сделать там, Вианданте поморщился. Мир смердел и загнивал, он утратил какие-то самые важные, самые значимые и самые прочные опоры, шатался и сползал всё ниже и ниже - к той беспросветной пропасти адской бездны, где светились страшные глаза дьявола. Он, наделённый властью судить и карать, не мог остановить это сползание, не мог воспрепятствовать распаду этих душ, их опошлению, омерзению, оподлению...

  Из душ воистину уходил Господь...

  Глава 16,

  которая повествует о пребывании его милости мессира Империали в Больцано,  где инквизитор, не вылезая из-под одеяла, находит тело своего собрата,  а Леваро постигает новые дефиниции подлости и глупости.

  Вианданте отправился в Больцано через неделю после Рождества. Элиа напросился с ним вместе - мотивируя это тем, что когда-то бывал там и чуть-чуть знает город. Инквизитор согласился - лишняя пара глаз и ног лишней не будет. Пока же методично вспоминал, что знал о Спенто - привычки, склонности... Близки они никогда не были, и Вианданте мало что помнил о бывшем монастырском экономе. По дороге вспомнил о Франческе Романо - это имя почему-то единственное из всего рассказа Фьораванти запало в память. Надо поинтересоваться, нет ли у неё родни - братьев, жениха... Ведь Томазо могли просто отомстить, если факты, изложенные его монастырским собратом истинны... Впрочем, в этом Империали не сомневался - Умберто не лгал. Странно, кстати, в монастырских стенах, Дориа прав, многие отмечали удивительную двойственность Фьораванти, некоторую уклончивость его суждений и неопределённость нрава, но он оказался человеком порядочным, а вот о Спенто епископ Лоренцо был самого высокого мнения. Воистину, человек - самое непредсказуемое творение Божье...

  Больцано отделяло от Тренто почти 36 тосканских, как сказал Фьораванти. Это около 24 генуэзских миль...

  - На пути можно остановиться в трех деревеньках, - размышлял вслух Леваро. - Дорога в горах зимой опасна, есть несколько обрывов. Пройдём ли?

  Джеронимо рассмеялся и рассказал, как однажды один аббат из Сеттимо, человек грузный и толстый, ехал вечером во Флоренцию. По дороге спросил встречного крестьянина: "Как ты думаешь, проеду я в ворота?", подразумевая, успеет ли он добраться до города прежде, чем ворота закроют? "Ничего, отче, - успокоил его крестьянин, - телега с сеном проходит, пройдёте и вы". Вот и мы, думаю, пройдём...

  ...Больцано оказался чуть меньше Тридентиума. Лежащий в ложбине перед возвышающимся над ним перевалом Бреннер, он был весьма красив, и летом, утопая в зелени, выглядел, очевидно, очень живописно. Три башни возвышались над остальными постройками, одна, самая высокая, должно быть, была храмовой колокольней, а две другие, поменьше, венчали магистрат или городскую ратушу. Плотная скученная застройка группирующихся вокруг соборной площади примыкающих друг к другу домов с суровыми глухими фасадами, прорезанными узкими оконными проёмами, с нависающими двускатными черепичными крышами, к предместью мельчала. Сердцем города была Пьяцца-Вальтер, которую местные звали Вальтерплатц. Здесь было много немцев и немецкая речь слышалась куда чаще, чем в Тренто. На площади возвышался готический кафедральный собор с колокольней. Они миновали городские ворота и легко нашли дорогу в ратушу, стоявшую неподалеку от церкви Кальварио, которую встретившийся им прохожий назвал Кальвариенкирхе. Вообще-то, городок был, на пристрастные глаза инквизитора, куда менее хорош, нежели Тренто, разве что каменный шпиль Вирголо у горы Колле был красив.

  Глава города, мессир Вальфридо Никодемо, встретил их настороженно, но, увидев лицо господина инквизитора Тренто, подеста немного оттаял. "Мы много наслышаны, но не обессудьте, едва ли чем можем помочь. Господин Спенто ... как-то не нашёл здесь понимания. Впрочем, не сказал бы, что он его искал. Вы с ним ... друзья?" Вианданте покачал головой. Мессир Никодемо оказал бы ему огромную услугу, если коротко поведал обо всём. "Через несколько недель приедет новый инквизитор, и есть основания думать, что это будет мессир Фьораванти..." Никодемо подался вперед и, высоко подняв брови, тонко улыбнулся. "...Он же должен только узнать, что стало с господином инквизитором, после чего вернуться в Тренто. Мессир Фьораванти проездом был у него и ознакомил с некоторыми деталями происходившего здесь, но ему хотелось быть осведомлённым полнее..." Городской голова задумчиво пожал плечами и приступил к рассказу. Из его слов вырисовывалась, в общем-то, та же картина, что и из повествования его собрата, с некоторыми малосущественными подробностями. Но одну деталь оба они - и Вианданте, и Леваро - отметили как значимую. Из Больцано можно уехать либо дорогой на Тренто, либо через перевал Бреннер. Так вот, никто не выезжал на север - перевал весь под снегом уже месяц. И через трентинские ворота он тоже не выезжал - заметили бы.