Аттила. Бич Божий - Морис Бувье-Ажан

Второе объяснение: низкий боевой дух войск. Допустим. Но как могло случиться, что именно Аттилу охватил дух пораженчества, когда его командиры и советники рвались в бой? Такое едва ли могло произойти. Лучше, нежели они, чувствовал настроение бойцов? Маловероятно. Он стоял еще дальше от простых воинов, чем его командиры.

Третье объяснение: угроза со стороны Марциана, который шел разорять гуннские земли и мог преградить Аттиле путь к отступлению. Но в Паннонии были оставлены значительные силы, которые могли защищаться, и имелись союзники, обязавшиеся прийти на помощь в случае реальной опасности. В Мантуе вопрос стоял не об отступлении, которому Марциан мог помешать, а о наступлении дальше на юг! К тому же первой заботой Аттилы еще до спуска по альпийским склонам, которые Марциан мог защищать, было спровоцировать того на выступление и пригрозить самым худшим, если византиец не примкнет к договору и продолжит отказываться от уплаты дани.

Нет, не может быть, чтобы Аттила действительно опасался Марциана. Однажды он уже стоял у стен Константинополя и теперь предпочитал ставить перед собой более сложные задачи.

Итак? Объяснение — в конечном счете тоже военное — заключается в том, что он беспокоился о судьбе центральной и восточной частей империи?

Это объяснение, хотя оно и не может быть единственным, стоит ближе всего к истине.

Аттила так хорошо наладил почтовую связь, что всегда и везде был в курсе событий, происходящих в самых отдаленных уголках его империи. Он знал, что экспедиция Ореста не решила всех проблем в Центральной Азии и на Востоке. «Укрепленные пункты» снова были стерты с лица земли, и кавказские аланы могли взять верх над Эллаком. Следовало ли в этих условиях продолжать борьбу, стремясь расширить пределы империи, если нельзя было прочно удерживать ее в руках и такой, какой она была?

Для полноты картины стоит упомянуть и еще об одной гипотезе, выдвинутой некоторыми исследователями. В ней снова фигурирует «пакт двух друзей». Аэций помог выбраться Аттиле из тяжелого положения под Орлеаном и на Каталаунских полях, а теперь Аттила мог одним махом разрушить всю блестящую карьеру Аэция, но не стал, так как долг платежом красен. Но в сложившихся условиях, и особенно с учетом масштаба поставленных Аттилой целей, такое предположение выглядит чистой воды романтикой.

И все-таки? Еще одно объяснение: здоровье Аттилы.

Только одним лишь плохим состоянием здоровья Аттилы также нельзя объяснить всего, но этот фактор не следует сбрасывать со счетов.

Аттила лишился сил и боялся конца. Рвота, головные боли, кровотечения и обмороки. Он больше не мог продолжать игру.

Он скрывал свою болезнь, но знал, что скоро будет уже не в состоянии это делать. Тогда зачем упорствовать? Зачем пытаться завершить завоевание, конца которого он все равно не увидит, зачем продолжать идти вперед и вперед, когда он мог умереть по дороге? Не разумнее ли было бы отказаться от прежних замыслов и посвятить остаток дней укреплению уже созданной империи в надежде, что она останется прочной на долгие годы?

Такое состояние души вполне понятно. Известно, что по возвращении из похода Аттила много дней был недосягаем для всех, кроме врачей, которые поклялись сохранять все в тайне. Он не допускал к себе даже Онегеза, который был вынужден в это время править от его имени.

Почувствовав себя лучше, Аттила оставил Онегеза фактическим правителем и принял несколько решений, направленных одновременно на укрепление собственного престижа и упрочение союзов на случай возможного возобновления военных действий. Были на то основания или нет, однако в этом усмотрели признак гнетущего его страха, посчитав, что император хотел напомнить о себе, скрыть от всех свою болезнь и показать, что он сам занимается самыми важными политическими вопросами и вынашивает новые грандиозные замыслы.

Именно в этот период он посылает в Паннонию «экспедиционный корпус» под началом Ореста, который отбросил в Мезию наемников Марциана. Выполняя приказ императора, Орест направил в Константинополь послов, которые были приняты одним из византийских министров. Послы спрашивали, намерен или нет император Восточной Римской империи платить дань, обещанную Феодосием II? Если нет, то он должен готовиться к худшему. Ответа не последовало, но Марциан забеспокоился. Он усилил свои войска в Мезии, назначив командующим «другого» Аэция, о котором уже упоминалось.

Аттила направил также делегацию в Рим, которая благополучно добралась до места назначения. Послы прибыли получить дань, оговоренную с папой и полномочным представителем императора, так как выплата задержалась недопустимым образом. Валентиниан III незамедлительно удовлетворил требование и принес свои извинения за задержку, которая произошла по «не зависящим от него обстоятельствам».

Кроме того, Аттила послал партию оружия франкам-рипуариям в знак дружбы и дорогого ему союза, который он хотел еще более упрочить на случай возможной войны.

Он попытался также, но безуспешно, возобновить отношения с бургундами.

С особой радостью он узнал о гибели Сангибана, который все-таки не уберегся от оружия вестготов. Но с аланами дело решительно не клеилось. Западные аланы в Галлии и Испании были практически полностью перебиты, восточные сделали невыносимой жизнь Эллака. Кроме того, среди акациров произошел раскол, и часть их присоединилась к непокорным аланам, тогда как обычно эти народы плохо ладили друг с другом. Было замечено появление новых племен, которые, по-видимому, были родственны акацирам. Дикие пришельцы вторгались почти со всех сторон в долины восточных рек на востоке и в районы Урала.

Император собрал, постаравшись придать этой встрече по возможности более торжественный характер, своих главных полководцев и министров и заявил им, что его здоровье в полном порядке и что он намерен лично заняться восстановлением порядка в империи вплоть до самых дальних восточных окраин, а затем предпринять наиболее грандиозную в своей жизни кампанию против «римских империй».

Можно ли, учитывая вышесказанное, объяснять уход из Италии подорванным здоровьем?

Можно, поскольку некоторые поступки Аттилы свидетельствуют об этом, вне всякого сомнения, допустить, что неожиданное ухудшение самочувствия сыграло свою роль в решении отказаться от захвата Рима, но оно не стало единственной причиной.

Необходимость усмирить мятежников в центральной и восточной частях империи послужила дополнительным мотивом. Но надо признать, что Аттила не сразу бросился покорять бунтующие провинции и что он мог доверить осуществление карательной экспедиции Оресту, снабдив того необходимыми указаниями и дополнительными войсками.

Едва поправив пошатнувшееся здоровье, Аттила немедленно заявил о своем желании восстановить порядок в империи и утвердить свою власть во всем римском мире — цель, о которой он впервые заявил официально.

С учетом этого можно предположить, что отказ от Рима был продиктован сложившимися обстоятельствами. Аттила усомнился в своих физических силах и сделал вид, что уступил просьбам папы, на самом же деле хотел лишь отдохнуть и подлечиться и затем возобновить борьбу с новой силой. Однако зная о готовности Рима капитулировать, трудно представить себе, чтобы Аттила мог лишить себя столь славной победы, которая стала бы блистательным завершением его карьеры. Умереть в Риме, покоренном Риме, открывшем ему свои ворота, — это был бы настоящий апофеоз!

Некоторые исследователи утверждают, что он посчитал этот триумф бесполезным, так как после его смерти никто не сумел бы сохранить его империю. Такое предположение имеет основания, но при этом с неизбежностью подводит к заключению, что Аттила не верил в возможность существования своей огромной и разноплеменной империи (с Римом или без него) после собственной кончины, а это представляется совершенно невозможным, поскольку именно в этот период он проявляет огромное внимание к своим наследникам и передает все больше полномочий Онегезу.

Итак, мы снова вынуждены рассмотреть вопрос о психическом расстройстве. Уже неоднократно отмечалась неожиданность решений, смена фаз хладнокровия и неврастении, решительности и неуверенности. У Аттилы могла развиваться одна из форм шизофрении.

Часть исследователей склонна видеть в Аттиле авантюриста, искателя приключений. Для него, утверждают они, игра имела больше значения, чем выигрыш, поэтому, поняв, что он победит в этой партии, доводить дело до конца ему было уже неинтересно. Он бросал все и устремлялся на поиски новых приключений, удовлетворенный уже тем, что изумил весь мир. Другие, как Г. Хомайер и Гельмут де Боор, шли еще дальше по пути психоанализа, утверждая, что Аттила был жертвой инстинкта разрушения и что именно гений разрушения определял все его поступки, стирал ли он город с лица земли или разбивал надежды своего окружения, отказавшись его уничтожить.