Гитлерленд. Третий Рейх глазами обычных туристов - Эндрю Нагорски
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Далее в своей речи она заговорила о другом: о том, что потеряла почти все личные связи в германском обществе и что её обширные дипломатические знакомства дают сейчас очень мало полезных результатов. Другими словами, в Берлине она становилась бесполезна. «Является ли информация, которую я могу получить через отца – которого ненавидят в Германии и который почти изолирован от остальных иностранных дипломатов, так что не имеет доступа к секретной информации, – достаточно важной, чтобы мне оставаться в Германии? – спрашивала она риторически. – Не будет ли моя работа полезнее в Америке или какой-нибудь европейской организации, вроде Международной конференции мира?»
Марта также отметила, что, хотя она пытается продлить пребывание своего отца в Берлине, оно скоро подойдет к концу. С учетом всего этого Марта Додд предлагала Москве свою работу в каких-то других краях. В то же время она явно питала надежды, что с этой работой у нее будет возможность и дальше встречаться с Виноградовым. Однако после возвращения Доддов в США Виноградова отозвали из Варшавы в Москву. Был 1938 г., вовсю шли сталинские чистки. И первыми их жертвами становились те, кто поддерживал контакты с иностранцами. Не имело никакого значения, если человек при этом выполнял прямые указания Москвы. Любовника Марты арестовали. Еще не зная, что с ним случилось, Марта ответила на его письмо, которое тот написал по указаниям НКВД. Вот как беспечно звучит её письмо от 9 июля: «Борис, мой милый! Я наконец-то получила от тебя письмо… Ты там счастлив? Не нашел ли ты себе новую любимую девушку, вместо меня?» – так спрашивала она. И потом добавляла: «Ты еще не знаешь, а я на самом деле замуж вышла. 16 июня я вышла за американца, которого очень люблю». Виноградову не довелось прочитать эти слова. Его расстреляли раньше, чем послание пришло.
Глава 9. Форма и оружие
Летом 1936 г. недавний выпускник университета Тулейна в Новом Орлеане Говард К. Смит работал в местной газете и зарабатывал по 15 долларов в неделю, но тут случилось чудо: он получил сразу 100 долларов за написанный им короткий рассказ. Окрыленный удачей, он все же оказался достаточно расчетлив и прикинул, где неожиданный гонорар позволит ему протянуть дольше всего. В результате он решил поехать в Германию. Для американца, как он отмечал, Германия была самой дешевой страной в Европе. Его молодые друзья в Новом Орлеане, неспособные позволить себе такие путешествия, часто обсуждали, что же представляет собой новое государственное устройство в Германии: «есть ли от него толк, если оно может решить проблемы вроде наших американских» – так вспоминал Смит. По сути, как он пояснял, все задавались вопросом: «Нацистская Германия – это хорошо или плохо?»
Образование со специализацией в свободных искусствах сделало Смита и его друзей врагами любых диктатур, но Великая депрессия сильно потрясла устои – и они чувствовали, что все на свете оказалось спорно. Поэтому Смит решил отправиться в путешествие «на поиски истины» с разумом, открытым для всего, как он выражался сам. «Как Декарт в политике, я пытался отбросить предрассудки и предубеждения», – объявлял он. Нанявшись матросом на грузовой корабль, отправлявшийся через Атлантику, он получил очень характерное первое впечатление от страны, которую собирался изучить. «Я не успел еще ступить на землю Германии, как она очаровала меня, – писал он. – Мы поднимались по Везеру до Бремерхафена, проходя мимо миниатюрных чудесных городков, и в каждом из них вдоль реки стояли игрушечные домики и пивные под открытым небом».
Вспоминая свои первые впечатления от нацистской Германии, Смит, которому сильно позже предстояло стать знаменитым телеведущим, рассказывал не только о стране, но и о том, как со временем менялись его собственные реакции. Основываясь на том, как менялись его представления во время почти шестилетнего пребывания в Германии, в основном в качестве репортера United Press, Смит разработал целую теорию о том, как американцы и другие иностранцы меняли свое отношение к этой стране. Он выделял в этом процессе четыре стадии.
«На первый взгляд Германия невероятно привлекательна, и это первое впечатление разоружило многих антинацистов, которые так и не подняли свое оружие для нападения, – писал он. – Германия чиста и аккуратна, она по-настоящему прекрасна. Её большие города куда чище, чем это обычно для больших городов… Первое впечатление: здесь царит порядок, чистота и благополучие. И это очень мощная пропаганда для нацистов». Как он выразился, «в самый первый чудесный день в Бремене» ему один портовый рабочий сказал, что немцы «задолго до прихода Гитлера к власти умели быть чистыми, аккуратными и много работать». Это был явный намек на то, что гостям не стоит приписывать все, что они видят, заслугам новых властей.
Но гости в большинстве случаев делали именно это. Некоторые на этом и останавливались – как выражался Смит, «проявляя чувствительность носорожьей шкуры и глубину чайного блюдца». В качестве примера он описал группу американских школьниц, которых видел в Гейдельберге. «Основным препятствием развитию их суждений было, как я думаю, то, что немецкие мужчины красивы и носят униформу».
На второй стадии обнаруживается, что самые приметные черты нацистской Германии – это «военная форма и оружие – даже уже тогда было видно, как масштабно Германия готовится к войне. У меня просто дух захватывало». Изобилие людей в униформе – homo militaris, как выражался Смит, – внезапно сделало нацистское восстановление армии очень реальной вещью. Но видевшие это часто испытывали скорее приятное возбуждение. «Да что там, это вызывало настоящее воодушевление!» – признавал Смит. В Нюрнберге он наблюдал через окно, как «волнами течет широкая река – десять, двадцать тысяч мужчин в униформе, чеканящие шаг по мостовым. Они маршируют под гимн, заполняющий все пространство между домами: от музыки дрожат окна, а юные сердца легко вовлекаются в военный ритм».
Когда же гипнотическое зрелище военных игр начинает немножко отпускать разум, продолжает Смит, многие из приехавших переходят на третью стадию, куда менее пассивную и сопряженную с целым рядом тревожных выводов. «Начинаешь понимать, что всех этих молодых людей, миллионы людей, учат действовать абсолютно рефлекторно», – писал он. Вся эта муштра должна была научить их «убивать, отработанно и привычно… Им отдавали команды, менявшие их личность сильнее, чем превращение доктора Джекилла в мистера Хайда. Они учились крушить, сносить, уничтожать и разрушать».
На следующей стадии человек приходил
