Антибункер. Погружение - Вадим Денисов

Я сильно изменился. Не мог не измениться – столько всего произошло. Поймал себя на мысли, что Алексей Исаев, неплохой вояка, сейчас меньше всего думает о драке, тут мы категорически не сходимся с Игорем. Есть дела поважней.

Уже через пару часов пути почувствовал, что скоро вымотаюсь. Тяжело одному. Ни в туалет на корму, ни на диванчик – спинку разгрузить. Даже чай не нальёшь, страшновато выпускать штурвал из рук. Я ведь не профессионал, только учусь быть таким! Дело в том, что у речного судна курсовая устойчивость отсутствует напрочь. У теплохода или катера нету, знаете ли, схода-развала, сам он на прямой курс не вернётся, приходится постоянно подрабатывать штурвалом. Наверное, у современных морских кораблей есть какие-то электронные системы курсовой устойчивости; мне же приходится всё делать руками.

Нет уж, с такими навыками и оборудованием рисковать никак нельзя, придётся загодя искать удобное место и вставать на ночь.

Впереди, у одного из многочисленных островков, так щедро разбросанных по всей реке, стоял, воткнувшись в берег ржавым носом, допотопный буксир. Я протянул руку назад и взял бинокль. Видно было, что его уже успели пограбить, можно не останавливаться.

Да тут ещё и жильё есть! Слева по борту на берегу вдали показалась очередная группа домишек: два жилых и пара сараев. Дымов нет, людей и лодок не видно. Опять брошенное жильё. Где карта? Так, вот этот остров… Что за село? Ну, так и знал, что не обозначено.

Пш-ш…

– «Самоед» вызывает «Ангар».

– В канале «Ангар», – раздался голос Петлякова. – Как дела?

– Нормально, только заманался я что-то так плестись. Видишь строения на берегу?

– Чё ж не видеть-то, вижу, не слепой.

– На карте не нахожу.

– И пёс с ней, раз нет, значит, нет. Картографическая эвтаназия случилась.

В динамике послышался стук, мне показалось, ещё и чей-то смешок. Что не так? Ёлки, да на пароходе музыка играет! Вот паразиты! Я, значится, иду под аккомпанемент двигателя, руки и спина задеревенели, а у них танцы! Где взяли-то? Магнитофона в рубке я не видел, уж такое ретро обязательно бросилось бы в глаза… Херцы-берцы, они Дашкин планшет врубили! И – через громкую связь! Будь на палубе, услышал бы.

С ненавистью глядя в тупую корму плавмагазина, я передал:

– Хочу туда проскочить, разведать.

Динамик почмокал конфеткой, булькнул горячим сладким чайком с мятой, я судорожно сглотнул и попытался облизать сухие губы.

– Сгоняй, пока молодой, – милостиво разрешил шкипер. – Я скорость сброшу.

– Нет уж! И так плетёмся, словно улитки, догоню. Отбой.

Вот так и взращиваются отшельники. Даже обидно.

Катер, обрадовавшись кратковременной свободе, рыскнул влево, двигатель загудел громче, буруны выросли и отошли ещё дальше от корпуса. Берег приближался.

Моё внимание привлекла ещё и черная точка, по берегу в сторону изб шёл медведь. На караван – ноль внимания, потому что далеко. Они ещё помнят, что к судам приближаться опасно, но уже привыкли, что в селениях по берегам никого нет.

Он пока и меня словно не замечает. До покосившихся срубов ему оставалось топать всего пару сотен метров. Зверь постоял несколько минут на месте, застыв, как гранитный болван в предгорьях, принюхался и вразвалочку, словно пьяный матрос торгового флота, пошёл себе дальше, постепенно прижимаясь к откосу невысокой террасы. Место выбирает, где поудобней забраться. Вот наглец! Забравшись наверх, топтыгин двинулся к цели. Экземпляр зачётный, почти чёрный крупный самец, взрослый. Ещё тощий, не успел накопить жирку. Осенью при ходьбе жир под шкурой будет играть волнами. Через равный интервал зверь тормозил и, поднимая огромную голову, сканировал пространство – уши двигаются, будто у кота! У них отличный слух. Во монстр! Поди и сопит ещё, вон как дёргает носом, разбирая запахи! Медведь, как правило, разведывает местность только на уровне своего роста, именно поэтому против них так эффективна засидка на деревьях – идущие поверху ароматы проплывают мимо. Нет у этого зверя противника, способного атаковать его сверху. Рысь не бросится, самец-конкурент на дерево для атаки не полезет.

У, гад… Не люблю я этих каннибалов. Так же, как белых его сородичей, те вообще кошмар.

КС-100 подходил быстро, я вжал кнопку сирены.

Ага! Вали-вали! Вдруг там кто-нибудь ещё живёт. Покачивая на бегу из стороны в сторону толстым мохнатым задом, мишка метнулся в сторону леса.

Из домов никто не вышел, похоже, заимка действительно брошена.

Это уже третий медведь, замеченный мной на берегу, в открытую. Никогда такого не видел! Тяжкие времена наступают. Выстоял, допустим, человек, зацепился за судьбу, пришёл в себя. Только, казалось бы, начал налаживать систему жизнеобеспечения, а тут они попёрли, один за другим! Представьте: ружьишко есть, да вот патронов к нему пулевых да картечных всего ничего, по десяточке. Вот и выживай тут.

К осени медведи взломают все брошенные строения, бесцеремонно выволакивая оставшееся имущество во двор, раскидают, порвут когтями в поисках съестного. Ещё и пару куч навалят в качестве метки. А теперь – внимание: привыкнув безнаказанно грабить пустые избы, звери без всякой опаски начнут подходить и к жилым…

Увидев такого наглеца, понимаешь, как непросто будет людям обживать Енисей заново.

– «Самоед», что там?

– Пустышка, никаких признаков.

– Ты бы перестал мотаться к каждому дому, – посоветовал шкипер. – Если есть кто живой и он захочет объявиться – объявится. А если нет, то и беспокоить не нужно. Ещё нарвёшься на дурную пулю. Как понял?

Старик дело говорит. Уже несколько заимок видели, и ни души… Но я всё равно готов мотаться, мочи нет плестись за сухогрузом, работа для пенсионеров.

– «Самоед», как меня слышно, приём!

– На связи, подхожу.

– Так-то лучше, а то и за двое суток не доберёмся.

Тут я заметил, что шкипер «Провокатора» всё-таки снизил скорость, старый хрыч! Подчиняясь, катер резко изменил направление и почти на полной скорости помчался к старшему брату.

И вновь потянулись километры нудятины. Здесь мало кто упоминает слово «мили».

Контролю расстояния иногда помогали соответствующие столбы на берегах, хотя за ними тоже хреново следили… На Енисее нет единой базы для отсчёта километров, как, скажем, в Волжском бассейне. Русло реки разбито на четыре огромных участка, и везде свой счёт: от Красноярска до устья Ангары – первый, от Ангары до устья Подкаменной Тунгуски – второй, там стоит большой посёлок Бор, чуть ли не центр золотой провинции, скоро увидим… Там счётчик обнуляется, и начинается третий участок: Бор – Игарка. От неё отсчитывают протяжённость последнего участка, и уже от Карского: Енисейский залив – Игарка.