Ответы на вопросы православной молодёжи - диакон Андрей Кураев

Оттого-то идея о том, что ВСЕ люди идут в ад, присутствует во многих религиях древности. В скандинавских, шумерских. То же самое мы встречаем в «Одиссее» Гомера, об этом плачет Экклезиаст. И вот на этом фоне звучит Евангельская радость: спасение возможно хотя бы для желающих его.

Но сегодняшняя гедонистическая культура требует от Христа: «Мы в тебя не верим, но ты все равно нас спасешь, правда?». Что ж, христианство обречено на то, чтобы дерзить и противоречить этим странным ожиданиям.

— Что вы можете посоветовать человеку, который в Бога верит, а в бессмертие души поверить не может никак?

— Ну, здесь уже есть некий повод для самоуважения. Большинству людей сегодня кажется, что никакого Бога нет, а они зато совершенно бессмертны. Это и называется оккультизмом, и увлечение им, на мой взгляд, свидетельствует о душевной неразвитости.

Если же говорить о конкретных рецептах… Вы что же, действительно полагаете, что Бог работает начерно? Пишет и рвет, пишет и рвет?

— Да, примерно так мне и кажется.

— Ну, это было бы слишком бессмысленным и унылым времяпрепровождением. Ничто не пропадает. Как говорил Достоевский — здесь, на земле, все начинается и ничего не кончается… Стоило создавать такую сложную систему, чтобы пустить ее под откос.

— Но зачем тогда столько… откровенно примитивных систем?

— Не надо высокомерия. Ему интересны все. Если мы будем спасены — мы сможем посмотреть на мир Его глазами. Посмотреть и понять. В одной бардовской песне были дивные слова:

Уходят люди — каждый в свой черед.Всей жизни суть в простом вопросе этом:Кого Господь к ответу призовёт;Кого утешит Сам Своим ответом.

— Отец Андрей, зачем Богу человек?

— А ни зачем. Это чистый Дар. Это мы привыкли мыслить в рамках контрактно-выгодных отношений. Не для Себя Бог нуждается в нас, а для нас. Он создал нас во времени с целью подарить нам Свою Вечность. И он дал нам свободу, чтобы этот Дар мы смогли принять свободно. Бог хочет не усвоить нас Себе, но подарить Себя нам. Это и называется любовью. Бог отпустил нас от Себя в надежде, что мы вернемся.

— Интерес к оккультизму и в самом деле довольно неожиданен для нашего в общем-то безрелигиозного общества. Что Вы думаете о природе этого интереса?

— Я бы не сказал, что наше общество безрелигиозно. Напротив. По моим наблюдениям, сегодня в России количество верующих раза в три превышает количество жителей. Попробуйте провести небольшое социологическое исследование. Выйдите на свою лестничную площадку, позвоните во все квартиры и спросите: вы собираетесь праздновать Пасху? Никто не скажет «нет». В следующий раз спросите: «А вы слышали последнее пророчество астрологов? На следующей неделе, понимаете ли, надо все деньги из банка забрать». Вам ответят: «Да, да, конечно, заберем!». Через неделю зайдите к ним скажите: «А вы знаете ли, что спасение к человечеству придет через летающие тарелки? Через год они будут летать над нами и нас спасать. Они будут разбрасывать энергетические пирамидки по всей Москве». — «Ой, поскорее бы!» — услышите вы в ответ. Современное массовое сознание характеризуется не неверием, не недоверием, а всеверием. Отчасти это связано с советскими временами. С тех пор осталось убеждение, что разум и вера несовместимы. Раньше советский человек себе говорил: если разум и вера несовместимы, то я выбираю разум и долой веру. Сегодня мода изменилась, но тот же шаблон заставляет сделать иной выбор: из несовместимости разума и веры я выбираю веру — и долой разум.

Люди готовы воспринимать любой бред, не давая себе отчета, какие это влечет за собой последствия, какие обязанности возлагает на них принятая ими вера. Это и есть главное искушение оккультизма. Оккультизм — это религиозная вера, которая дает некие эзотерические «права», не возлагая ни малейших обязанностей. Этакая «быстрорастворимая нирвана», удобная в быту «карма-кола»: легко, замечательно (две-три позы, две-три брошюрки) — и никакой серьезной ответственностии никаких перемен в жизни. А то, что примитивно, легко, то и является массовым. Это отказ думать, отказ выбирать. Выбор всегда жесток. Надо от чего-то отказаться. А ведь так хочется с полным комфортом — на 600-м «мерседесе» — въехать сразу в царство небесное.

Общество в целом не может из «вечной мерзлоты» атеизма сразу шагнуть в высоту православия. Сегодня люди обречены на то, чтобы пройти всю историю религии, начиная от нуля и потихонечку — через мир магизма, мир оккультизма, шаманизма дойти до Евангелия…

— Но до христианства мы уже не дойдем.

— Многие уже и сейчас доходят. И дойдут. Моя надежда — на нормальную человеческую физиологию. Я надеюсь на то, что у людей сработает рвотный рефлекс. Когда со всех сторон перекармливают оккультизмом, рано или поздно сблевать-то захочется. Однажды обомлеет человек: да что же это я с собой позволяю делать?! Что ж это меня с утра до ночи обзывают то голубой свиньей, то красной крысой?! Почему мою жизнь и свободу отбирают, заявляя, что я управляюсь расположением звезд?.. И вот когда человек поймет, какой отравой его кормят, он однажды вслед за Осипом Мандельштамом скажет: «я христианства пью холодный горный воздух».

— Так все же — наше общество языческое или атеистическое?

— Я все-таки убежден, что мы живем среди язычников. Атеист — это крайне редкое существо, атеистов пора уже вносить в Красную книгу. Если он и атеист по отношению к Библии, то он совсем не атеист по отношению ко всяким гороскопам, восточным календарям и прочему.

— В чем, на Ваш взгляд, сила новых религиозных течений?

— Отчасти, в примитивизме. То, что просто, оно эффективно в современном мире. У сектантов подготовить проповедника совсем не сложно. Выучил наизусть Библию — и вперед с песнями. А православие — это целая библиотека. Надо знать историю церкви, наше богослужение, творения святых отцов, философию и историю религии.

Главная причина успеха всех этих течений в их технологичности. В православии есть фундаментальная неясность, даже для нас самих. Любой православный человек, если его спросить — как он пришел в церковь, скажет вам — «да я не знаю, меня Господь сам привел». Здесь есть какая-то тайна личного обращения. А в сектах, напротив, все очень технологично — вот тебе мантра, вот тебе гуру, вот тебе путь. Все это очень привлекает современного человека. Но есть немногие, кого эта технологическая предсказуемость отпугивает. Вот их, тех, кто знает вкус свободы, притягивает православие.

В любом случае рост сект — это обличение нас. Думаю, пора сворачивать десятилетнюю шарманку о том, какие сектанты страшные. Это звучит уже неубедительно. Просто Господь бросает нам вызов: «Научитесь быть христианами без надзора государства, научитесь свидетельствовать сознательно и открыто о своей вере».

— И все же секты гораздо активнее завлекают к себе молодежь…

— Завлекать-то мы как раз и не хотим. Но должны быть места возможных встреч молодежи и ее культуры с православием.

— Неужели сегодня нельзя единым фронтом выступить против агрессии сектантов в Росии?

— Я знаю только одно средство противостояния всем сектам — это наше свидетельство о Православии. Но почему же мы сами сегодня так нелюбопытны по отношению к нашей собственной вере? Нелюбопытство даже самих православных к своей вере поражает.

— Сектанты — Ваши любимые слушатели. В чем чаще всего они обвиняют православную церковь?

— Набор их упреков всегда одинаковый: начиная с того, почему у вас попы такие толстые, и кончая — «зачем иконы делаете?».

Но есть две вещи, на которые в диспутах я реагирую довольно резко. Первое — я сразу осаживаю, когда они начинают пересказывать свою автобиографию в шаблонном стиле: «я был неверующим, был грешником, даже курил, а потом я уверовал и стал святым, и теперь у меня грехов нет и я счастлив и спасен». Агитштампы мне не интересны и я предпочитаю время на них не тратить. Второе — мне не нравится, когда они начинают рассказывать истории про нас, естественно, зеркально перевернутые. Мол, у вас попы пьяницы… Да в России столько водки нет, чтобы число пьяных попов соответствовало их рассказам!

— В человеческой истории постоянно происходит процесс взаимовлияния и взаимопроникновения культур, это неизбежно и естественно. О влиянии Запада на Россию говорится очень много, на эту тему написано громадное количество трудов, но в последнее время очевидно и влияние Востока, я имею ввиду чуть ли не повальное увлечение так называемой «восточной мудростью». Похоже, что об этом как раз мало кто задумывается всерьез.

— Вот еще одна загадка в нынешнем положении дел в России. Влияния Востока нет. То, что называтся «восточной мудростью», приходит с Запада. Я могу это объяснить только тем, что в течение многих веков на Западе существовали очаги неприятия христианства, которые при начале активных контактов Европы и Востока переняли некоторые созвучные их собственному язычеству идеи восточной философии. Не пользуясь доверием и симпатией в христианской культуре Запада, эти языческо-антихристианские анклавы в западной жизни сделали вид, будто они проповедуют не свои собственные доктрины, а всего лишь знакомят европейцев в «мудростью Востока». Так западный «эзотеризм» начал распространять идеи «эзотеризма» восточного. Те же Рерихи и Блаватская проповедуют на самом деле обычную масонскую философию. А при этом они говорят, что проповедуют философию восточных Махатм. К примеру, фундаментальное восточное убеждение — что Бог не является свободной и разумной личностью. Где именно в западной философии, в западной интеллектуальной культуре сохранялась эта идея? — В каббалистике. Очевидно, каббалистические кружки для того, чтобы распространить свое влияние на христианскую среду, создали поле интереса к восточной языческой философии, которая в чем-то была ближе им, чем христианство. Поэтому мы сегодня видим такой странный феномен — учителей всевозможных тибетских, китайских, индийских мудростей с чисто западными лицами. В наши дни для пропаганды Востока гораздо больше сделал Голливуд, чем сами китайские или тибетские монахи.