Битва за Севастополь. Последний штурм - Нуждин Олег Игоревич

Вскоре после наступления рассвета на 35-й батарее встретились генералы И.Е. Петров и П.А. Моргунов. Они обменялись мнениями о ситуации на фронте, потом поднялись на одну из орудийных башен и долго смотрели на расстилавшийся далеко на востоке город. Над ним распростерлось зарево пожаров, отовсюду долетали звуки взрывов и выстрелов. Генералы долго молчали, а потом И.Е. Петров вдруг произнес, что «в самый трудный свой час человек способен подняться над собой, стать выше своей судьбы»[423]. Что этим хотел сказать командарм, генерал П.А. Моргунов не спросил, но произнесенные слова запомнил.

В 5.40 командование СОРа отправило короткую телеграмму в адрес наркома ВМФ и в Генеральный штаб. В донесении говорилось о создавшейся к утру обстановке и о переводе командных пунктов СОРа, Приморской армии и береговой обороны на 35-ю батарею. Хотя положение стало угрожающим, о необходимости готовить и проводить эвакуацию вновь ничего сказано не было.

Утром 30 июня в настроениях командования СОРа, судя по всему, наступил трагический перелом. Адмирал Ф.С. Октябрьский разуверился в способности Приморской армии удержать Севастополь. Он решил, что организованная оборона далее невозможна и дальнейшее продолжение сопротивления грозит уничтожением и пленением войск, и в первую очередь командования. Поэтому в 7.15 30 июня 1942 г. вице-адмирал Ф.С. Октябрьский и член Военного совета дивизионный комиссар Н.М. Кулаков отправили новую телеграмму следующего содержания: «Тт. Буденному, Исакову. Противник ворвался с северной стороны на Корабельную сторону. Боевые действия принимают характер уличных боев. Оставшиеся войска сильно устали, ярко выражая апатию. Резко увеличилось количество самоутечки, хотя большинство продолжает героически драться. Противник резко усилил нажим авиацией, танками, учитывая сильное снижение нашей огневой мощи; надо считать, что в таком положении мы продержимся максимум два-три дня.

Исходя из конкретной обстановки, прошу вас разрешить мне в ночь с 30.06 на 1.7.1942 года вывезти самолетами 200–250 человек ответственных работников, командиров на Кавказ, а также, если удастся, самому покинуть Севастополь, оставив здесь своего заместителя, генерал-майора Петрова»[424].

Насколько можно судить, решение о частичной эвакуации, в первую очередь командования флота и армии, адмирал Ф.С. Октябрьский принял вечером 29 июня или в ночь на 30 июня. В пользу этого утверждения можно привести следующие факты:

– прибывшие ночью 29 июня подводные лодки Л-23 и Щ-209 распоряжением командующего флотом должны были после разгрузки выйти в район 35-й батареи и ждать особого распоряжения. По утверждению работника штаба флота лейтенанта В.С. Дондукова, доставившего пакет с распоряжением командиру Щ-209, в нем были заранее составленные списки на эвакуацию комсостава;[425]

– в этот же день в Севастополе был оставлен один из прилетевших с грузом самолетов «Дуглас», поставлен в отдельный капонир, в его кабине постоянно находился в готовности к взлету экипаж;

– были задержаны сторожевые катера СКА-021 и СКА-0101 (укрыты в Камышовой бухте);

– утром 30 июня началась очистка помещений 35-й батареи от посторонних военных и гражданских лиц, осуществлявшаяся силами группы особого назначения (командир – старший лейтенант В.К. Квариани)[426]. О связи этих действий с готовящейся эвакуацией говорит то, что в дальнейшем именно этому отряду доверили охрану и сопровождение командования к местам посадки;

– как свидетельствовали многие командиры, уже с утра 30 июня начался отзыв командного состава с фронта.

Подготовку к несанкционированной эвакуации до получения официального разрешения держали в секрете. Поэтому причины вызова командирам не объяснялись. И те, отбывая в штаб армии, командование своими соединениями, разумеется, никому не передали.

Решение адмирала Ф.С. Октябрьского на эвакуацию поддержал маршал С.М. Буденный, в то время – командующий Северо-Кавказским фронтом. От своего имени он доложил в Ставку, что Приморская армия истощена непрерывными боями, боеспособность войск сильно упала, а новых подготовленных оборонительных рубежей Севастопольский оборонительный район больше не имеет. Осознавал всю критичность ситуации и нарком ВМФ адмирал флота Н.Г. Кузнецов. Поэтому они однозначно выступили за срочную эвакуацию войск СОРа на Большую землю.

Впрочем, приготовления и частичная эвакуация начались еще до получения разрешения на нее. В ночь на 30 июня самолеты Особой авиагруппы в последний раз вылетели на штурмовку и бомбардировку войск противника. А с рассветом 6 Як-1, 7 Ил-2, 2 И-153 и по одному ЛаГГ-3, И-16 и И-15бис вылетели с Херсонесского аэродрома в Анапу. На одном из «яков» в качестве пилота отправился на Большую землю командующий ВВС СОРа генерал-майор В.В. Ермаченков. Как вспоминал впоследствии один из летчиков группы, В.И. Раков, генерал предупредил, что «пришлет транспортные самолеты для эвакуации с аэродрома оставшихся раненых, членов Военного совета, личного состава авиационной группы и всех остальных.

– Я вас засыплю самолетами! Только успевайте принимать! – успокаивал генерал Ермаченков, но отлет подействовал, конечно, удручающе»[427].

В 19.00 в Севастополе была получена телеграмма адмирала Н.Г. Кузнецова: «Эвакуация ответственных работников и ваш выезд на Кавказ Ставкой разрешены». В свою очередь, на основании указаний Ставки маршал С.М. Буденный конкретизировал поставленные перед командованием СОРа задачи. Он направил две телеграммы – одну адмиралу Ф.С. Октябрьскому в Севастополь, вторую – начальнику штаба Черноморского флота контр-адмиралу И.Д. Елисееву в Новороссийск. Текст первой телеграммы гласил:

«1. По приказанию Ставки Октябрьскому, Кулакову срочно отбыть в Новороссийск для организации вывоза из Севастополя раненых, войск, ценностей.

2. Командующим СОРом остается генерал-майор Петров. В помощь ему выделить командира базы посадки на правах помощника с морским штабом.

3. Генерал-майору Петрову немедленно разработать план последовательного отвода к месту погрузки раненых и частей, выделенных для переброски в первую очередь. Остатками войск вести упорную оборону, от которой зависит успех вывоза…»[428]

Как указывает в своем исследовании Г.И. Ванеев, этот приказ был получен 30 июня с большим опозданием, около 22.00, что было вызвано повреждением приемного радиоцентра на мысе Херсонес в результате артиллерийского огня противника[429]. До настоящего времени достоверно неизвестно, доложили или нет содержание данной директивы Ф.С. Октябрьскому и И.Е. Петрову. И.С. Маношин утверждает, что из-за сложностей с дешифровкой это сделать не успели[430]. По мнению авторов книги «Героическая оборона Севастополя», «директива в силу сложившейся обстановки в Севастополь не дошла»[431].

В свою очередь, адмирал И.Д. Елисеев получил от командующего Северо-Кавказским фронтом следующие указания:

«1. Все находящиеся в строю катера МО, подлодки, сторожевые катера и быстроходные тральщики последовательно направлять в Севастополь для вывоза раненых, бойцов и документов.

2. До прибытия в Новороссийск Октябрьского организация возлагается на вас.

3. Попутными рейсами завозить боезапас, необходимый защитникам для прикрытия вывоза. Отправку пополнения прекратить. Организовать прием в Новороссийске и Туапсе.

4. На все время операции по вывозу ВВС Черноморского флота максимально усилить удары по аэродромам противника и порту Ялта, с которых действуют блокадные силы»[432].