Избранное. Романы и повести. 13 книг - Василий Иванович Ардаматский

– Фу ты, какая нелепость, – огорченно произнес мистер Глен и обратился к капитану Долинчу: – Этот человек действительно для вас ценен?

– А что? – с вызовом спросил капитан Долинч.

– На время, пока Коробцов там, его следовало бы убрать, – сказал мистер Глен.

– Ни в коем случае! Давайте поищем другой выход.

– Миссия Коробцова – сугубо секретная и важная. Мы обязаны немедленно устранять самую малейшую возможность раскрытия наших замыслов.

– Я в своем агенте уверен больше, чем в мистере Коробцове. Это ему нужно напомнить о категорическом условии вашего плана.

– Юрий, кто этот человек? Почему ты, в самом деле, стал разговаривать с ним? – обратился ко мне мистер Глен.

– Я его знал в Ростове. Он помогал нам с мамой, когда началась война.

– Все это – дешевая лирика, – прервал меня капитан Долинч и, достав из стола какой-то листок, продолжал: – Для нас более важно другое. Вот личная карточка этого человека… Роман Улезов. Ростов. Тысяча девятьсот сорок первый – сорок второй год – тайный осведомитель гестапо. Тысяча девятьсот сорок второй – сорок третий – заместитель командира карательного полицейского батальона. Награжден медалью «За особые заслуги перед Германией». Внесен коммунистами в список особо важных преступников, они требовали его выдачи для суда. Хватит? Надеюсь, вы теперь понимаете, какой это верный человек. Как можно его устранять? Он будет молчать.

– Но как его об этом предупредить, не давая никаких объяснений? – спросил мистер Глен.

– Очень просто, – ответил капитан Долинч. – Мистер Коробцов без всяких разговоров передаст ему конверт с деньгами. Скажет только – от капитана Долинча.

– Я не хочу его больше видеть! – почти крикнул я.

– Опять дешевая лирика, – поморщился капитан Долинч. – Мы здесь заняты делом, за которое отвечаем головой.

– Юри, тебе придется это сделать, – строго сказал мистер Глен. – Это действительно наилучший способ ликвидировать инцидент.

– Ну вот и прекрасно! – сказал капитан Долинч. Он быстро запечатал деньги в конверт и протянул его мне. – Прошу, мистер Коробцов. И поймите – вы еще дешево отделались.

Мистер Глен, как всегда, подвез меня. Он всю дорогу молчал. А я с отвращением к самому себе думал о том, как буду вручать конверт Роману Петровичу Улезову.

– Прошу тебя, Юрий, – сказал мистер Глен, остановив машину примерно в полкилометре от лагеря. – Помни о дисциплине. Ждать осталось недолго.

– Почему я должен передавать деньги… агенту гестапо? – спросил я.

– Передашь! Выполняй приказы, черт возьми! – с яростью крикнул мистер Глен. Он круто развернул машину и уехал…

Улезова я нашел в канцелярии, где он просматривал какую-то картотеку.

– Юрий! Ну, здравствуй, здравствуй! – сказал он. – Ты куда-то ездил? Что новенького?

Я протянул ему конверт:

– От капитана Долинча.

– Долинча? – вырвалось у него испуганно.

Он распечатал конверт, посмотрел, что там лежит, и вдруг по-солдатски вытянулся передо мной и тихо сказал:

– Прошу прощения.

Я отвернулся. После этого Роман Улезов явно старался не попадаться мне на глаза. Но мне от этого легче не было.

12

Я получил письмо из советского посольства в Бонне. Меня приглашали посетить консульский отдел двенадцатого сентября, а письмо пришло одиннадцатого утром – очевидно, оно где-то было задержано.

Позвонив в Мюнхен капитану Долинчу, я получил приказ выехать с первым же автобусом.

Когда я приехал, мы с мистером Гленом заперлись в пустой комнате.

– Ну вот, Юрий, наступил один из самых ответственных моментов нашей операции, – начал мистер Глен. – Помни, что там с тобой будут разговаривать люди более опытные, чем ты; они попытаются поймать тебя на противоречиях, на неточностях. Свою легенду ты знаешь отлично, но все же старайся быть немногословным. Особенно в аргентинском эпизоде. Больше говори о побуждениях к возвращению: одиночество в чужом мире, лучше умереть, чем жить на чужбине, и тому подобное. Наконец, ты квалифицированный токарь, и нахлебником дома не будешь. Волнуешься? – внезапно спросил он.

– Немного, – ответил я не сразу.

Я и в самом деле не испытывал большого волнения. Последние два дня у меня вообще было состояние какого-то отупения. Хотелось только как можно скорее вырваться отсюда, чтобы началась наконец работа…

Такси остановилось возле советского посольства. У полицейского, стоявшего перед воротами особняка, я спросил, как пройти в консульский отдел. Не удостаивая меня разговором, он жестом показал, что надо зайти с переулка.

Сотрудник консульства прочитал приглашение и провел меня в просторный, просто обставленный кабинет. За столом сидел мужчина с седой головой, но лицо у него было совсем молодое.

– Садитесь, – сказал консул сухо и, внимательно посмотрев на меня, спросил: – Коробцов Юрий Михайлович?

– Да.

– Как вы оказались среди перемещенных?

– Во время войны немцы угнали в Германию мою мать и меня. А после войны мать завербовалась в Аргентину. Там она и умерла… Чахотка.

– Судьба русской женщины… Страшно подумать, – сочувственно сказал консул и спросил: – Здесь вам не мешали связаться с нами?

Я сказал, что меня предупредили земляки и я все письма отправлял из Мюнхена.

– У вас в Ростове или где-нибудь еще в Советском Союзе остались родственники? – спросил консул.

– Я просто не знаю, – ответил я. – Отец умер, когда я был еще совсем маленьким. Больше я никаких родственников не знал. Я помню только соседей по улице: тетю Лену – портниху, потом одного старика, который меня очень любил. И ребят, с которыми я учился в школе.

– На какой улице