Избранное. Романы и повести. 13 книг - Василий Иванович Ардаматский

в общежитие. Курт сказал мне, что по полученной им инструкции он обязан всегда находиться неподалеку от меня.

Возле входа в институт десятка два немецких ребятишек окружили высокого парня богатырского сложения, который раздавал им значки. Несколько русских парней и девушек, смеясь, кричали ему что-то. Я подошел поближе. Русский юноша лет семнадцати стал рассматривать укрепленный на кармашке моего пиджака фестивальный знак работника прессы.

– Давайте менять, – сказал он и протянул мне значок.

– Нельзя, – сказал я по-русски. – Это служебный знак корреспондента, по нему нас пропускают на фестивальные события.

– Вы из «Комсомолки»?

– Что значит «Комсомолки»? – не понял я.

– Ну, из «Комсомольской правды», – почти обиделся паренек.

– А-а, нет-нет! – улыбнулся я. – Я из немецкой газеты.

– И так хорошо говорите по-русски?

– Я русский.

Паренек быстро отошел к своим товарищам и вскоре вернулся еще с тремя русскими.

– Здравствуйте, – сказал парень в светло-сером костюме и протянул мне руку.

– Здравствуйте, – ответил я и увидел Курта, который пробивался ко мне через толпу ребятишек. Откровенно признаться, в эту минуту я даже обрадовался, что он здесь.

– Вам нужно с кем-нибудь из наших побеседовать? – спросил парень.

– Просто захотелось посмотреть на своих земляков.

– А вы здесь давно?

– Я здесь родился. У меня мать русская.

– Вы из газеты союза свободной немецкой молодежи?

– Нет, из социал-демократической.

– Из Западной Германии?

– Да.

– О, это интересно! – воскликнул он. – Значит, ваша газета за фестиваль?

– Мы занимаем позицию наблюдателя.

– Удобная позиция, ничего не скажешь, – произнес он, бесцеремонно разглядывая меня. – Ну, наблюдайте, мы вам мешать не будем.

Они вернулись на крыльцо. И в это время в дверях института появился Поляков.

– А, Штаммер! – сказал он, увидя меня, и подошел ближе. – Привет, коллега! Первые наблюдения? – Он показал на немецких ребятишек и рассмеялся: – Типичная история – русские вербуют немцев в компартию.

Это было смешно, и я посмеялся вместе с ним.

– Вот какая слава у ваших социал-демократов, – продолжал Поляков, – советские делегаты не захотели с вами разговаривать. Но это, конечно, глупо… – Он вырвал листок из блокнота, написал на нем что-то и протянул мне: – Это мой телефон в отеле «Палас». Если что понадобится, звоните, я вам помогу. Меня можно застать или рано утром, или поздно вечером… Черт возьми! – воскликнул он, посмотрев на часы. – Опаздываю! Пока!

Около стадиона во все стороны расплеснулась огромная толпа. Я сказал Курту, чтобы он не уходил далеко от машины, но в ответ он вынул из кармана такой же, как у меня, корреспондентский значок и, прикрепив его к своей пестрой техаске, пошел вслед за мной.

Зрелище открытия фестиваля меня потрясло. Первый раз в жизни я видел такое огромное скопление людей, абсолютно единых в восторженном отношении к тому, что происходило на стадионе. Уже знакомое мне чувство одиночества и своей незначительности здесь усилилось и постепенно перешло в тупой непроходящий страх.

Он заставил меня хлопать в ладоши, то и дело вскакивать с места, размахивать руками, вместе со всеми скандировать слово «мир». Но когда на парадный марш вышла колонна советской молодежи и стадион потряс взрыв восторга, я, не владея собой, вскочил и, расталкивая людей, убежал со стадиона…

Курт, сидевший поодаль от меня, очевидно, не сразу заметил, что я ушел, и мне пришлось долго ждать его возле машины и все время слышать восторженный рев стадиона.

Но вот Курт пришел. Молча он залез в машину и, только когда я сел рядом, сказал:

– Мастера устраивать спектакли, ничего не скажешь…

Как я был благодарен ему за эту мысль! Ну, конечно же, все это очень здорово подстроено, чтобы обмануть людей, заставить их поверить, будто коммунисты хотят мира.

Вечером на оперативном совещании у мистера Берча каждый снова коротко докладывал о работе своей группы. Я слушал их, и на душе у меня становилось спокойнее – люди делали свое дело, не обращая ни на что внимания. Должен делать свое дело и я.

Все время, пока шло совещание, окна зала освещали разноцветные всполохи. Это в Восточном Берлине взлетали в небо ракеты и фейерверки. Все невольно поворачивали головы к окнам, и в конце концов мистер Берч распорядился опустить шторы.

– День прошел неплохо, – сказал он в заключение. – Мы произвели разведку плацдарма и сил противника. Мы убедились, что плацдарм нам вполне доступен и противник у нас достойный. Остается только неуклонно выполнять намеченный план. Благодарю вас, господа!

Я рассказал мистеру Берчу и Глену о встрече с Поляковым и положил на стол бумажку с номером его телефона.

– Это ве-ли-ко-леп-но! – воскликнул мистер Берч. – Поздравляю вас, Коробцов. Вы все настойчивее и успешнее опровергаете мое мнение о вас.

9

Утром меня познакомили с планом операции «Золотая рыбка». Я должен был сообщить Полякову, что около двухсот юношей и девушек Франкфурта из социал-демократического союза хотят попасть на фестиваль, но у них нет на это денег. Их представители, которые якобы уже находятся в Берлине, хотят встретиться с каким-нибудь советским представителем.

– Русские слишком заинтересованы, в расколе молодой социал-демократии. Они наверняка дадут на это деньги, – сказал мистер Берч. – Момент передачи будет снят на кинопленку, а затем в Западном Берлине созовут пресс-конференцию. Таким образом мы разоблачим истинных хозяев фестиваля, которые покупают молодежь на свои советские деньги.

Я должен был снова встретиться с Поляковым… Позвонил ему в полночь. Никто не ответил. Позвонил