Избранное. Романы и повести. 13 книг - Василий Иванович Ардаматский

Долго молча мы шли по темным ночным улицам. Вдруг мистер Глен громко выругался и сказал;

– Коммунисты работают!

– Но они ведь тоже немцы? – спросил я.

Мистер Глен ничего не ответил.

8

Накануне открытия фестиваля я чувствовал себя далеко не уверенно. Все мои попытки встретиться с Поляковым еще раз оказались тщетными. Большую часть дня я проводил в Восточном Берлине и видел, как огромный город добровольно отдавался во власть праздника, изменяя и свой облик, и весь дух жизни. С приближением фестиваля я все острее чувствовал там одиночество и свою незначительность. Однажды у меня мелькнула мысль, что, наверное, то же переживал Христос среди непонимавших его… На пресс-конференциях с каждым днем называли все более внушительное число участников праздника и все увереннее говорили о его успехе. Было впечатление, что мы работаем впустую. Я не решался сказать о своих мыслях даже мистеру Глену. Было видно, что он тоже нервничает…

– Полякова видел? – Он встречал меня этим вопросом каждый раз и, услышав отрицательный ответ, бросал: – Вряд ли это результат хорошей работы…

В последний вечер перед открытием фестиваля я присутствовал на оперативном совещании, которое проводил мистер Берч. В большой комнате находилось человек тридцать. Очевидно, это были руководители различных антифестивальных организаций. Перед открытием совещания они толпились у громадного, занимающего чуть ли не всю стену плана Берлина. Заглядывая в бумажки, водили по нему пальцами. Мистер Берч и мистер Глен одновременно говорили по разным телефонам. На длинном столе стояли полевые рации. Возле каждой с наушниками на голове сидел оператор, Все это, наверное, было похоже на военный штаб перед сражением.

Мистер Глен кончил говорить по телефону и подозвал меня:

– Полякова видел?

– Нет.

– Скверно, Юрий, очень скверно, – тихо сказал он, не глядя на меня.

– Господа, господа! – позвал мистер Берч. – Разобрались? Кто не успел, сделает это позже. А сейчас прошу сюда.

Все сгрудились возле его стола.

– Несколько дополнительных заданий, господа. Завтра к вечеру мы должны точно знать местожительство всех интересующих нас делегаций. Надо выяснить режим их охраны. Дальше. С утра наши вертолеты будут разбрасывать листовки. Проследите, как будет реагировать на них толпа. Если увидите явно благоприятное отношение, знакомьтесь с этим человеком, старайтесь узнать его имя, адрес, телефон… Повторяю еще раз, господа, если кто-либо из вас будет задержан, вы – немцы, действующие согласно своим убеждениям. И все. Не надо бояться. Мы вас выручим. До завтра, господа.

В кабинете остались мистер Берч, мистер Глен и я.

– Как у вас с русским? – обратился ко мне мистер Берч.

– Никак не могу его найти, – сказал я.

– Надо лучше искать, Коробцов. Ваша операция может оказаться перспективной. И мы вам поможем. С сегодняшнего вечера в вашем полном распоряжении будет машина. На третий день фестиваля в вашей франкфуртской газете появится статья, косвенно поддерживающая красный фестиваль. Статья будет подписана фамилией Штаммер. Вы получите несколько номеров газеты. Подарите ее с надписью Полякову и другим русским. Скажете, что вас переубедил фестиваль. А план операции с Поляковым остается прежним. Желаю успеха.

Мистер Глен вышел вместе со мной.

– Надо познакомить тебя с шофером, – сказал он.

За рулем старого «штеера» сидел грузный мужчина лет сорока, о котором я пока знал только то, что его зовут Курт и что он вместе с его «штеером» взят нами на временную работу.

– Приятное занятие – потрепать нервы красным, – сказал он, когда мы познакомились. – Я этим делом уже занимался – до самой Волги прорвался.

– Вы были солдатом? – спросил я.

Он молча вынул из кармана и показал мне железный крест на ленточке.

Мы договорились, что завтра утром он приедет за мной пораньше. И когда я в семь утра вышел из отеля, Курт со своим «штеером» был уже на месте.

Мы поехали в Восточный Берлин. Как только миновали зональную границу, нам пришлось остановиться – наперерез машине выбежала стайка девушек в национальных костюмах. Они вручили нам по маленькому букетику красных гвоздик и по белому флажку с эмблемой фестиваля.

– Поздравляем вас с открытием фестиваля! – весело и вместе с тем торжественно произнесла высокая темноволосая девушка с милым курносым лицом. – Добро пожаловать!

– Поди сюда, – улыбаясь, сказал ей Курт.

Она приблизилась.

– Твой отец немец?

Она кивнула.

– А мать?

Она снова кивнула.

– А ты, красная сучка, кто? – Курт швырнул ей в лицо цветы и включил скорость – машина рванулась вперед.

Когда мы отъехали немного, я сказал:

– Прошу вас впредь ничего подобного не делать. Вы можете сорвать мне всю работу.

Курт сквозь зубы сказал:

– Жаль, автомата нет под рукой.

Я повторил свою просьбу в более категорической форме. Курт промолчал, только чуть заметно кивнул.

Несмотря на ранний час, на улицах было многолюдно – все шли к стадиону.

На Александрплац мы зашли позавтракать в украшенный флажками открытый павильон. Народу там было полным-полно. У стойки тесно и весело, продавец еле успевал откупоривать бутылки с пивом.

Курт тихо сказал мне:

– Ну как быть спокойным? Ведь это немцы, которых красные разбили в лепешку. А им, посмотрите, весело. Я готов свой железный крест растоптать ногами…

Мы приехали в район, где жила советская делегация. Оставив машину в переулочке, порознь подошли к подъезду института, превращенного