Пара Ноя - Мария Свешникова

с кем я связалась? – театрально поцокала с наигранным осуждением. – Ты даже не знаешь, что такое трюизм.

– Не знаю, и что? Ян, я такой, какой есть, и я люблю тебя. Закрой глаза.

– Чтобы ты сбросил меня с лодки?

– А что? Вариант. Глаза закрывать будешь? – сдерживал он улыбку. Он всегда улыбался, когда Яна ерничала и подтрунивала над ним.

Яна прищурилась. Никита надел на безымянный палец кольцо с увесистым, с пару карат, бриллиантом в форме капли.

– Олень, запомни этот день, все, что я сегодня тебе скажу, что ты случайно увидишь. Запомни, пожалуйста. Когда-нибудь ты поймешь, что сегодня я доверил тебе свою жизнь.

– Опять на меня ответственность перекладываешь? – Яна изучала на солнце блеск камня, а после чуть не перевернула лодку, когда бросилась целовать Никиту и пыталась расстегнуть ему штаны на глазах у чопорных европейцев, проплывавших мимо.

– Муж и жена – одна сатана. Пошли в номере почилим? Только сначала селфи на память?

Этот кадр Яна добавила в избранное. Никуда не выкладывала, никому не отправляла, сохранила для себя.

Рука сама полезла в альбом из той поездки. Бесконечные двери, цветники, ужины, виды, несколько удачных портретов. И еще фотография, которую в том путешествии Никита сделал с особой старательностью, хотя и не любил снимать. В номере отеля он сфотографировал Яну спящей на фоне голубой стены. Красиво получилось – он долго экспериментировал с настройками камеры, чтобы поймать свет и передать глубину оттенков интерьера.

Тогда она не смотрела на стену с цитатой, она смотрела в серо-голубую ртуть его глаз. В них проглядывали светло-чайные прожилки на солнце, а в тени они наливались синевой горного озера. А еще Яна чувствовала себя защищенной, уверенная, что шершавые языки злобных псов никогда ее больше не коснутся. После пары бокалов «Просекко» Яна задремала и проснулась оттого, что Никита сидит на полу и снимает ее спящую. На фоне цитаты.

– Олень, сохрани эту фотографию навсегда, – с некоторой тоской в голосе попросил он.

– Почему?

– Потому что сегодня мы обменялись судьбами, например.

– И что, я тоже теперь стану жаворонком и буду бегать в шесть утра? – Яна выпорхнула из одеяла и притянула к себе Никиту ногами.

– Ну, не настолько.

– Тогда ладно. Оставляю кольцо. Слушай, а почему Олень, а не Олененок?

– Потому что во всем, что с нами происходит, больше смысла, чем тебе сейчас кажется. Только не забудь ничего, ладно?

Яна тогда удивилась, почему Никита предпочел небольшой сьют номеру с видом на Женевское озеро. Предложений в отелях на набережной было пруд пруди, но он настоял на N`vy, еще и письма строчил, чтобы дали определенный номер.

У них над кроватью было написано: «All human beings are also dream beings. Dreaming ties all mankind together» – и на фото она мирно сопела как раз под этим странным текстом. Яна подняла глаза от экрана и задумчиво уставилась в окно, на мелькающие панельные свечки окраины Москвы. Что-то знакомое. Блин, что-то очень знакомое!

В животе все переворачивалось от волнения, казалось, что адреналин польется из ушей. Как тошнота, подступало понимание, что мозг вот-вот сделает открытие, которое перевернет всю жизнь. Яна прогуглила эту фразу. Да, это неправильная, искаженная цитата из Керуака, та самая, что подчеркнута в книге! И в этой – двенадцать слов.

Глава 25

Уже в аэропорту, у самого гейта, когда багаж был сдан, а посадочные талоны распечатаны, Яна позвонила маме. Сообщила, что вынуждена уехать. Уклончиво сказала, что на пару месяцев. Галина Ивановна не стала добиваться никакой конкретики, наверное, понимая, что сейчас не может быть никакой определенности и требовать ее ни от кого нельзя.

Крис не умолкая трещала с Леной по рабочим вопросам. Нужно было передать контакты всех подрядчиков, от бухгалтера до поставщика фурнитуры, чтобы скромное предприятие функционировало в своем нормальном режиме. Только сейчас стало понятно, какая огромная работа проделана за эти годы. Если, не поднимая головы, вариться в своем небольшом бизнесе, то и не замечаешь, как он растет; это как с детьми, отвернулся – уже паспорт получает.

Что делать с двенадцатью словами из женевского отеля? Просто забыть о них? Теперь это уже чужая история, Яну лишили права голоса и возможности поучаствовать. Сказать Коле фразу? Но он ее бросил. Да и будет ли дальше заниматься этой историей? Наверняка он устал от всего этого детективного триллера и решил умыть руки. А если будет продолжать рыть землю носом? Тогда ему поможет эта информация. Может, сказать Максиму? Но неизвестно, что он знает из этой истории, а что – нет. Яна перечитала фразу на фото еще раз пять.

Она написала двенадцать слов на салфетке, поставила свой стаканчик на нее. Сделала красивый инстаграмный кадр с кофе, пластиковым цветком и панорамным окном аэропорта, за стеклом которого полным ходом шла посадка на ее рейс. Заветные слова хорошо читались на фото. Но выкладывать его в соцсеть, как сделала бы это раньше, конечно, не стала. Просто отправила его Коле с лаконичной подписью «Вылетаем».

В урну, куда перед посадкой выбрасывали остатки еды, пустые бутылки и использованные пластыри, полетели три айфона. По несколько номеров было выписано из них, и аппараты были сброшены до заводских настроек. Максим пристально наблюдал за цифровой казнью, наверное, ему это и было поручено. Коля отправил его как надсмотрщика, который должен был следить, чтобы взбалмошные женщины, большие и маленькая, не натворили ничего, что выбивается за рамки инструкций.

И вот наконец белоснежная сталь самолетных закрылков, грохот турбин, приветствие пилота – сначала на русском, а потом на ломаном английском. Лязг пряжек ремней безопасности, далекий детский недовольный плач. Все – путешественники, и только они – беглянки. Взмывая вверх, самолет разрывал полотно тумана, высвобождая свои крылья для тепла солнечного света. В брюхе механической птицы Яна свернулась калачиком у окна, чтобы обводить контуры областей пунктиром, красным выделять хребты – будто за окном не горные массивы, а контурные карты на уроке географии.

* * *

Пересечение границы на стареньком джипе, похожем на советский уазик, пришлось на то время, когда вечер опускается алой скатертью на горные массивы. Вереница автомобилей двигалась словно гусеница. Собаки пытливо обнюхивали багажники, высовывая языки от жажды. Леська не выдержала и пошла знакомиться с хвостатыми пограничниками. Крис решила, что лучше проконтролировать общение, размять конечности, и скользнула в дверь следом за ней тенью обеспокоенной матери.

– Макс, как думаешь, что нас ждет? Такая каша в голове. – Яна, сидевшая на переднем сиденье, отчаялась поймать радиостанцию и решила заполнить молчание.