Алые крылья (сборник) - Алексей Бессонов

– Ну, и дальше что? Может, у пацана на пушку денег не хватало, так хоть испаритель – на каминную полку положить…

– Да понимаете, тот испаритель был с таким прогаром, что я пацану честно сказал – выстрелов сто, не больше. А он мне в рожу усмехнулся и говорит, что мне, понимаешь, и того хватит. И ушел…

– Да-а, – вздохнул Этерлен, – дерьмо это все, полное дерьмо…

Излучатель в его руке дернулся – дважды.

– Пошли, – поморщился Хикки. – Шумно, ой как шумно. Шума много, толку мало. Что, поедем к Липе?

– А ты знаешь, где это? – Этерлен погасил свет, вышел в подъезд и аккуратно прикрыл за собой дверь.

– Да все я тут знаю, Пол. Я этот район терпеть не могу, но знать я его знаю: больше, конечно, теоретически.

Про себя Хикки выругался. Клуб некоей Липы он знал не только теоретически. Два года назад он ввязался в жуткую драку с поножовщиной, пытаясь вытащить оттуда сына одного своего друга: парень сильно сел на плесень и каждый вечер ездил к Липе посмотреть на детский стриптиз и «всосать» порцию. Его дружки пытались испортить Хикки «и фас, и профиль», но закончилось это тем, что он сломал кому-то позвоночник и изрядно порезал нескольких самых ретивых «трофейным» ножиком. Если Ник Батозов стал увлекаться наркотиками – а у Липы без этого трудно, – значит, мозги у него съехали окончательно. Это Хикки совсем не радовало. На здоровье почтенного мерзавца ему было, разумеется, глубоко плевать, тем более что Жирного можно было уже считать покойником, но Хикки беспокоился насчет того, что Батозов мог надавать своим присным таких указаний… указаний, о которых они с Этерленом пока еще не знали.

Пока.

– Лосси, давай за нами, – сказал Этерлен, усевшись в автомобиль.

Теперь, после того, как они едва не лишились своих черепов, Лоссберг прикрывал их действия. «Езда» на боевом катере по улицам ночного города ему понравилась, он даже нашел в ней нечто романтическое. Разумеется, между ними и астронавтом поддерживалась постоянная связь. Хикки глянул в зеркало, увидел, как из темной подворотни медленно выползает узкий черный нос «сто сорок пятого», и тронул машину с места.

Этерлен включил приемник, и из передней панели неожиданно ударил тягучий, густой, как патока, древний блюз.

– Пол, тебе надо увольняться, – произнес Хикки, удивляясь тому, что он говорит. – Ты стал настоящим психом, ничуть не хуже Жирного.

Этерлен шмыргнул носом и отвернулся к окну. Хикки посмотрел, как просачивающийся через чуть приоткрытое окно ветер треплет его светлые волосы, собранные на макушке черным кожаным бантом, и подумал, что сейчас Этерлен взорвется по-настоящему. Он был к этому готов. Наверное, готов с того момента, когда понял, что испытанный боевой офицер, каким он привык воспринимать своего старшего товарища, вдруг превратился в человека, уставшего бороться с накопившимися в нем страстями. Горечь, которую Этерлен долго хранил в себе, перегорела в ярость. Контролировать ее он уже не мог…

– Я знаю, – неожиданно тихо ответил Этерлен – он все так же продолжал смотреть, как улица несет мимо него желтые шары фонарей. – А дальше?..

– Я уйду от тебя, но куда, но куда? – хрипловато, страдая, пела женщина, и ее глубокий прокуренный голос заполнял собой салон автомобиля.

Хикки стиснул руками рулевое колесо.

Впереди не было ничего, кроме смерти. Еще никогда он не осознавал это с такой четкостью, как сейчас, двигаясь по залитым водой улицам Эболо. Только смерть, и слабая, очень слабая надежда, что они хоть что-нибудь успеют, а потом, – потом его смерть не будет такой уж бессмысленной.

– Лосси, – позвал Махтхольф, поднося к лицу рацию, – я тебя не вижу.

– А как же ты меня увидишь? – фыркнул в ответ Лоссберг, – Вода с неба так и валит… я метрах в ста позади вас. Меня вообще не видно.

– А, понял. Слушай меня внимательно: сейчас справа откроется трехэтажный особняк в колониальном стиле. Перед ним, как бы в глубине, заброшенный двор, частично обнесенный кирпичным забором. Заползи туда, места тебе хватит.

– Понял.

– Черт, – Этерлен повернулся к Хикки и раздраженно пристукнул ладонью по панели перед собой. – Тачку ведь придется бросить.

– Не принципиально. Для меня это не ценность.

– Да плевать я хотел на тачку. Куда я дену терминал? Служебный терминал? Ч-черт, я точно превращаюсь в идиота.

Хикки вздохнул. Он проехал мимо светящегося огнями клуба и затормозил в сотне метров от него. Еще раз прикинул, – нет ли в машине каких-то личных вещей, – потом распахнул дверь.

– Бери папку, и идем.

Они совершенно спокойно прошли по тротуару перед входом в заведение Липы и через несколько метров свернули налево. Старинный особняк, из окон которого раздавалась адски громкая музыка, был обнесен невысоким забором, тянувшимся вглубь квартала. Хикки и Этерлен оказались как бы в «коридоре», ограниченном двумя заборами. Впереди острые глаза Хикки различили темный контур катера.

– Ну и место, – прошипел Этерлен. – Наверное, такое только у вас на Острове встретишь…

Катер стоял посреди почти круглого двора, на который мертво смотрели черные провалы стрельчатых окон полуразвалившегося двухэтажного дома времен начала колонизации планеты. Перед носом катера валялось здоровенное гнилое бревно. Отдав Лоссбергу бесценный терминал, Этерлен настороженно повертел головой. Справа от него в темноте угадывался неровный контур древнего кирпичного забора, а слева – забор более свежий, отделявший клуб от заброшенной дыры посреди квартала. В этом заборе Этерлен заметил весьма удобный пролом.

– Хик, там же наверняка есть задний ход, – утвердительно произнес он.

– Задний проход, – хмыкнул Махтхольф. – Да, есть. А ты думал, я поведу тебя через парадный подъезд? Черта с два, у них входные билеты дорогие. Ну, идем.

– Не суетитесь там, – глухо донесся до них голос Лоссберга из открытого бокового люка.

Дождь сыпал уже не так активно, как прежде, но все же достаточно густо для того, чтобы две черные фигуры совершенно потерялись в сумраке, разрываемом лишь пляшущим светом из окон особняка. Миновав пролом в заборе, офицеры бегом прокочили небольшую полосу свободного пространства и прижались к мокрой стене здания. Сверху гремели какие-то невероятные синкопы, через которые прорывались визгливые голоса клиентов матушки Липы. Все они уже находились в глубочайшем «пике».

– Слушай, а давай сверху, – предложил Этерлен. – Вон, ты видишь, пожарный выход со второго этажа…

– Знать бы, куда ведет та дверь. Ну ладно, узнаем. По крайней мере, через нее будет удобно уходить. Поехали…

Взбираясь по лестнице, Хикки впервые за очень долгое время ощутил нечто, похожее на давний боевой азарт. Теперь, как и когда-то, он был не дичью, а охотником. Он вспомнил те, прежние времена, и усмехнулся. У него за плечами было три десятка боевых миссий и несколько настоящих десантных операций, ему приходилось командовать людьми, убивать и умирать самому. Когда-то ему это нравилось.

Этерлен склонился над дверью и возмущенно фыркнул.

– Этот замок не открывался лет двести, – прошептал он.

Дверь он одолел при помощи рейнджерского тесака, всунув ее в щель косяка и вырвав замок наружу. На Хикки пахнуло теплой затхлостью. Музыка стала еще громче.

«Береги башку, – напомнил он себе, – главное, это башка…»

Они вошли в небольшую каморку, заваленную каким-то непонятным хламом. Впереди тускло светилась прямоугольная рамка еще одной, внутренней двери. Ее также пришлось взламывать тесаком.

– Тише ты! – зашипел Хикки, раздраженный деревянным скрипом.

Этерлен безразлично махнул рукой. Дверь вывела их в слабо освещенный коридор, который заканчивался грязной лестницей со следами засохших желтых плевков. Похоже, в этом закоулке употребляли кое-что похуже плесени. Желтым сплевывали курильщики местного «желтого гриба», который вызывал стойкие, иногда длительные галлюцинации и очень быстро отправлял человека на кладбище.

Хикки вынул из петли на бедре свой тяжелый боевой «Нокк», сбросил с плеч ненужный уже плащ, и уверенно скользнул вверх по лестнице. Дальше началась «зачистка» – когда-то привычная, а теперь уже порядком подзабытая. Они двигались быстро, «качали», в довольно хорошем темпе – Этерлен вышибал запертую дверь, а Хикки, с излучателем наперевес, вламывался в помещение. Иногда на них как-то реагировали, чаще – нет. Отвратительно пахло грибом. Один раз в Хикки выстрелили: седой мужчина в дорогом костюме, рядом с которым в полном «пике» валялся обнаженный подросток, выдернул из-под руки пистолет и, не глядя, спустил курок. Хикки равнодушно превратил его в кляксу на стене и пошел дальше. Удар – заход – короткий взгляд – выход.

– Ну, он внизу, – уверенно заключил Хикки. – Мы обошли весь этаж, а на третьем не «принимают», там уже только отсыпаются. Он внизу… ты только не пугайся – там сейчас такая содомия, что с непривычки глаза могут вылезти.