Мое самодержавное правление - Николай I

Письмо твое от 10 (22) получил сегодня утром, любезный отец-командир. Новое несчастие, постигшее наше семейство, узнали мы третьего дня вечером, и то неполно, по телеграфу; а через четыре часа позже прибыл Иванов с письмом брата. Несчастие его точно душу раздирает. При тебе он несколько отведет душу, ибо будет с тем, кого так душевно любит и который испытал подобное нам!

Слава Богу, что с Краковом конец. Шуму и крику будет много; не полагаю, чтоб было другое; впрочем, пусть суетятся, принять будем мы готовы. Ренневаль здесь очень испуган и говорит, что опасается, что Гизо не устоит. Я так не полагаю этого; но, ежели б и было так, что нам за дело, хоть бы и Тиер его заманил, не боюсь ничуть.

Пальмерстон тоже будет шуметь и грозить, но почти уверен, что сим и кончится. Положение Галиции весьма ненадежно, в том нет сомнения, и будет им худо, ежели не будут строже поступать и не облекут, кого послать хотят, полною властию. Уверен, что пропаганда и эмиграция будут беситься и всячески искать будут новых способов нам вредить; надо быть осторожными.

В Вильне, с присылки Иолшина, дело пошло гораздо лучше и, полагаю, будут еще важные открытия; надо идти до корня. Бунтующих мужиков в Белостоке надо примерно наказать, как и везде, где затеют выходить из повиновения. Сокрушает меня состояние Радомской губернии; нельзя ли бы было придумать новой шоссейной работы или нанять их для Брестско-Киевской. Боюсь, чтобы положение края вновь не отдалось на войско, и прошу тебя всячески стараться обеспечить их от нужды.

С.-Петербург, 9 (21) декабря 1846 г.

Сын вручил мне письмо твое, мой любезный отец-командир, за которое душевно благодарю. Свидание с М. П. было самое тягостное, и без жалости ни видеть, ни слышать его нельзя; после долгих колебаний он, однако, решился выехать в Новгородский кадетский корпус, дабы прождать там, покуда все ужасные церемонии не будут кончены; все это ляжет на нас и не облегчит наше горе ужасными воспоминаниями.

Жене уже это отдалось, и молю Бога, чтобы хуже не было. К делу. Все твои записки читал с удовольствием; остается желать только, чтобы все было успешно довершено. Сокращение издержек по администрации, и в особенности уменьшение числа чиновников, считаю мерою полезною и даже необходимою.

Предупредить беспорядки, от уменьшения повинностей ожидаемые, очень желательно; но, ежели и будут, несколько примеров строгости все укротит. Главное – забрать должно зачинщиков зла и подстрекателей. По Краковскому делу шуму и вранья много, но, кажется, тем и кончится, а что хорошо, то явная вражда между Англией и Франциею, которая и при сем обстоятельстве не могла быть предлогом для сближения и взаимного против нас действия.

С.-Петербург, 28 декабря 1846 г. (9 января 1847 г.)

Сведения, которые ты сообщаешь про готовящееся в Пруссии, совершенно подтверждаются со всех сторон; но, что всего хуже, король в своем ослеплении начал теперь ссориться с австрийцами за подчинение Кракова общему австрийскому тарифу; и так как Австрия весьма справедливо не соглашается на бессмысленные требования короля, то он выходит из себя, ругается впропалую, и, право, не знаю, до чего дойти может.

Я ему решительно объявить должен был, что, находя его требования совершенно несправедливыми, объявляю ему, что не могу допустить его неправильных притязаний к Австрии и, в случае серьезной ссоры, присоединяюсь к Австрии, так, как бы присоединился к Пруссии, ежели бы считал вину со стороны Австрии. Авось этим предупрежу крайности.

Этот пример безрассудства короля не один; таких много и по всем делам, и легко вообразить, что из всего этого происходит просто срам и жалость. Здесь все тихо и хорошо. Брату лучше, и он теперь начинает быть спокойнее духом, хотя часто очень грустен.

С.-Петербург, 5 (17) февраля 1847 г.

И так вот, чего мы опасались, сбылось. Пруссия из наших рядов выбыла и ежели еще не перешла в ряды врагов, то почти наверно полагать можно, что, чрез малое время и вопреки воле короля, станет явно против нас, т. е. против порядка и законов!

Нетерпение короля чванствовать перед своими камерами побудило его без всякой причины их теперь же созвать, как бы в доказательство, что смеется над нами и над теми, которые не переставали выставлять ему всю безрассудность его затей. Что из этого выйдет, один Бог знает.

Но одно уже положительно: нас было трое, теперь мы много что двое; но за то отвечаю положительно, что я тверже и непоколебимее пребуду в правилах, которые наследовал от покойного Государя, которые себе усвоил и с которыми с помощию Божию надеюсь и умереть.

В них одних вижу спасение. Ежели же обратиться к самому этому новому положению или конституции, то в ней столько странностей и даже противоречий, что мудрено и понять. Между тем Мейндорф уже пишет про неудовольствие дворянства за преимущество, дарованное одной части из их сословия без уважительной причины; стало, уже есть зародыш неудовольствия даже в высшем сословии.

Добрые люди находят, что все это лишнее и не постигают пользы всему; а либералы смотрят на это как на первый будто шаг в их смысле, но отнюдь не как на конец того, что король даровать должен! Спрашиваю, кого же удовлетворил король? И сам себя назвал в подчиненные; стало, не он один уже правит, а зависит от 600 человек. Гадко и грустно.

С.-Петербург, 17 (29) апреля 1847 г.

Известия из Пруссии все очень неопределительны; говорят, будто король хочет весьма решительно действовать; желал бы сего, но что-то плохо верю и понять не могу, зачем было ему соглашаться на ответный адрес, который, после слов его, был неуместен и только что дал случай высказать много вздору и выказал, до какой степени дух в остаток уже испорчен.

Кажется, что беспорядки, бывшие в Берлине, точно не политического свойства и, действительно, произошли от дороговизны; но статься может, что это была только попытка, дабы удостовериться, как правительство примется; хорошо, что войско исполнило долг.

Славянское общество, как кажется, мы успели захватить в самом начале и строго с ним покончим. Занимают меня много твои гомельские соседи, раскольники, которые с той поры, что узнали, что появился в Австрии лжемитрополит, как с ума сошли, и дерзости их начинают выходить из меры; это преопасная струна и по развитию, и по богатству, которое имеют в руках. Будем действовать весьма осторожно, но положительно с дерзкими.

Петергоф, 10 (22) июля 1847 г.

Признаюсь тебе, что я не совсем разделяю мнение твое насчет исхода сейма в Берлине; мне кажется, что король, своими явными противоречиями между слов и дел, вконец себя уронил в мнении всех честных и благомыслящих людей, говоря одно, делая другое. Последний отказ его никого не успокоил, никого не удовлетворил и все оставил в таком тяжком недоумении будущего, что вряд ли что может быть хуже этого положения.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});