Великая и ужасная красота - Либба Брэй

— Матушка, что случилось? Ты в порядке? Мама!

Она открывает глаза, дышит тяжело.

— Так трудно удерживать это на расстоянии…

— Удерживать что?

— Ту тварь. Она продолжает искать нас.

Из-за дерева выглядывает чумазая девочка. И смотрит на матушку расширенными глазами. Лицо матушки смягчается. Дыхание становится спокойным. Она снова та же, какой я ее помню, — когда она хлопотала по дому, отдавая приказы слугам, или вдруг решая все поменять местами…

— Беспокоиться не о чем. На какое-то время я могу обмануть тварь.

Фелисити зовет меня:

— Джемма, ты пропустишь все самое интересное!

Девушки кружатся, танцуя под музыку лютни и песню рыцаря.

Матушка начинает плести из золотой нити «чашку с блюдцем». Но ее пальцы подрагивают.

— Почему бы тебе не присоединиться к подругам? Мне бы хотелось посмотреть, как ты танцуешь. Иди, дорогая!

Я неохотно плетусь к девушкам. И по пути опять замечаю ту девочку, испуганно смотрящую на матушку во все глаза. Было в этом ребенке что-то неотразимо притягательное. И мне кажется, я должна знать, что это такое, хотя и не могу подобрать слов.

— Да, пора потанцевать!

Фелисити хватает меня за руки и кружит. Матушка аплодирует нашей джиге. Рыцарь все быстрее и быстрее перебирает струны лютни, подстрекая нас двигаться энергичнее. И мы действительно пляшем все отчаяннее, наши волосы развеваются, мы крепко держим друг друга за руки, чтобы не разлететься в разные стороны.

— Что ни делаешь, делай изо всех сил! — кричит Фелисити, и наши тела будто не подчиняются закону гравитации, превратившись в размытые пятна цвета на фоне удивительного пейзажа.

Когда мы вернулись в свои спальни, небо уже потеряло глубокий оттенок ночи. До рассвета остается не так много времени. И утром нам, конечно, предстоит расплачиваться за ночные приключения. Мы ведь опять не выспались.

— Твоя матушка — просто чудо! — говорит Энн, ныряя под одеяло.

— Спасибо, — шепчу я, расчесывая волосы щеткой. Из-за бешеного танца — и последовавшего за ним падения в траву — они перепутались так, что их, казалось, уже невозможно привести в порядок. Как и мои мысли.

— А я свою маму совсем не помню. Как ты думаешь, это очень плохо?

— Нет, — отвечаю я.

Энн засыпает, и ее следующие слова звучат неразборчиво:

— Хотела бы я знать, а она-то меня помнит?..

Я собралась ответить, но вдруг поняла, что не знаю, что тут можно сказать. Да и в любом случае это не имеет значения. Энн уже ровно посапывает. Я бросаю щетку и тоже забираюсь в постель, но чувствую, как подо мной что-то шуршит. Я шарю рукой по простыне — и нахожу записку. Мне приходится подойти к окну, чтобы прочитать ее.

Мисс Дойл!

Вы затеяли чрезвычайно опасную игру. Если вы не пожелаете немедленно остановиться, я буду вынужден принять меры. Я прошу вас все прекратить, пока это еще возможно.

И еще одно слово торопливо нацарапано ниже, но потом зачеркнуто:

Пожалуйста.

Он не подписался, но я знаю, что это дело рук Картика. Я разрываю записку на крошечные кусочки. А потом открываю окно и пускаю их по ветру.

ГЛАВА 25

Так продолжается еще три дня. Мы беремся за руки и вступаем в наш личный рай, где становимся владычицами собственной жизни. Под руководством обнаженной охотницы Фелисити превращается в весьма искусную лучницу, стремительную и неукротимую. Голос Энн все сильнее с каждым днем. А Пиппа уже совсем не походит на ту избалованную барышню, какой она была всего неделю назад. Она стала добрее, перестала взрываться по любому поводу. Рыцарь слушает ее, как никто и никогда не слушал прежде. Я думаю, что меня ведь всегда раздражало, когда Пиппа открывала рот и начинала болтать без передышки… и только теперь я поняла, что она, похоже, просто боялась, что никто не станет прислушиваться к ее словам. Я поклялась впредь всегда давать ей возможность высказаться.

Мы уже не боимся слишком сблизиться. Наша дружба имеет под собой надежную основу и расцветает все пышнее. Мы надеваем на головы венки, скабрезно шутим, хохочем во все горло и кричим, поверяем друг другу страхи и надежды. Мы даже не боимся рыгнуть, потому что не ждем осуждения. Вокруг ведь нет никого, кто мог бы начать нас воспитывать. Никто не твердит нам, что мы неправильно себя ведем, неправильно говорим и думаем. Но это не потому, что мы делаем, что хотим. Это потому, что нам теперь позволено хотеть.

— Эй, посмотрите-ка! — воскликнула Фелисити.

Она прикрывает глаза, и с вечно закатного неба сыплется теплый дождь. Мы мгновенно промокаем насквозь, и это кажется нам восхитительным.

— Ну, знаешь ли, это нечестно! — визжит Пиппа, но при этом смеется от души.

Я никогда в жизни не оказывалась под таким чудесным дождем. Но, впрочем, мне ведь никогда и не позволялось оказаться под дождем. Мне хотелось пить дождевые струи, купаться в них…

— Ага! — победоносно кричит Фелисити. — Это я сотворила такой дождь! Я это сделала!

Мы визжим и бегаем взад-вперед, скользим, падая в грязные лужи, снова вскакиваем на ноги… Перемазавшись с головы до ног, мы швыряем друг в друга пригоршни ила и мокрой земли. И каждый раз, когда кому-то удается попасть в цель, слышится отчаянный визг и клятвы немедленно отомстить. Но на самом деле мы наслаждаемся всем этим, для нас в новинку ощутить себя мокрыми и грязными, при том, что никому в мире нет до этого дела.

— Ох, я, кажется, уж слишком промокла, — восклицает Пиппа после того, как мы одержали над ней победу. Она вся покрыта грязью, ни единого сухого пятнышка не осталось на ее одежде.

— Ну, и довольно, пожалуй, — решаю я.

Закрыв глаза, я представляю себе жаркое солнце Индии, и через несколько секунд дождь прекращается. Мы быстро высыхаем и приводим в порядок одежду и уже готовы вновь появиться в школьном холле или на церковной службе. По другую сторону серебряной арки безмолвно высятся хрустальные руны, выстроившиеся в широкий круг, надежно хранящие в себе великую силу…

— Разве не было бы потрясающе, если бы мы показали им всем, что можем делать? — задумчиво произносит Энн.

Я беру ее за руку и замечаю, что на ее запястье нет новых порезов, а сохранились только заживающие шрамы прежних ран.

— Да, это было бы потрясающе.

Мы все растягиваемся на траве головами друг к другу, как спицы мельничного колеса. И долго лежим вот так, взявшись за руки, физически ощущая нашу общность, передающуюся через надежное тепло кожи… пока кому-то не приходит блестящая идея снова пролить на нас дождь.

— Расскажи мне еще раз, как действует магия рун? — прошу я матушку.