Реликварий - Линкольн Чайлд

Женщина не отвечала. Д’Агоста достал ещё одну фотографию и поднес её к лицу женщины:

– Миссис Муньос?

Долго, очень долго женщина оставалась неподвижной. Затем её взгляд обратился на снимок.

– Это Памела Вишер в то время, когда ей было два года. Столько же лет, сколько моей дочери.

Миссис Муньос взяла снимок в руки.

– Ангелочек, – прошептала она.

– Ее убили те же люди, которые напали на ваш поезд, – проговорил он быстро, но без нажима. – Миссис Муньос, прошу вас, помогите мне, пожалуйста, найти этих ужасных людей. Я не хочу, чтобы они убили ещё кого-нибудь.

По щеке миссис Муньос поползли слезинки, губы задрожали.

– Ojos…

– Прошу прощения, не понял?

– Глаза.

Последовала длительная пауза, после которой губы миссис Муньос снова зашевелились.

– Они появились тихо… глаза, как у ящериц. Дьявольские глаза. – Женщина всхлипнула.

Д’Агоста хотел задать очередной вопрос, но доктор Вассерман остановил его взглядом.

– Глаза… cuchillos de pedernal… лица, как у дьяволов.

– Почему?

– Старые лица, viejos…

Она прикрыла лицо ладонями и застонала.

Вассерман поднялся и дал знак д’Агосте:

– Достаточно. Пошли отсюда.

– Но то, что она…

– Хватит. Уходите немедленно.

Оказавшись в коридоре, д’Агоста достал записную книжку и, как умел, записал слова, произнесенные по-испански.

– Что это? – спросила Хейворд, заглядывая ему через плечо.

– Испанский язык.

– Видимо, это не тот испанский, с которым мне приходилось сталкиваться.

– Только не говорите, что вы, помимо всех прочих своих талантов, ещё и habla Espanol.

– Невозможно работать “чистильщиком”, изъясняясь только по-английски, – удивленно вскинула брови Хейворд. – И что эти закорючки должны, по-вашему, означать?

Д’Агоста сунул записную книжку ей в руки.

– Попробуйте сами сообразить, что это значит.

Хейворд, шевеля губами, стала изучать запись. Затем она подошла к медицинскому посту и подняла телефонную трубку.

Из палаты вышел Вассерман, аккуратно закрыв за собой дверь.

– Лейтенант, ваш подход традиционным не назовешь… мягко говоря. Но в конечном итоге, как мне кажется, он может принести больной пользу. Благодарю вас.

– Не надо меня благодарить. Лучше поставьте её как можно быстрее на ноги. У меня осталась ещё масса вопросов.

Хейворд положила трубку и подошла к ним.

– Это все, что мы с Хорхе смогли сделать. – Она протянула лейтенанту записную книжку.

– Ножи из кремня? – недоуменно спросил д’Агоста, глядя на запись.

– Не уверена, что она сказала именно это. Мы лишь строили догадки, – пожала плечами Хейворд.

– Спасибо. – Д’Агоста сунул блокнот в карман и быстро двинулся к выходу. Правда, через секунду он остановился, словно вспомнив что-то важное.

– Доктор, – сказал он, – примерно через час здесь может появиться капитан Уокси.

Лицо доктора Вассермана зловеще потемнело.

– Но, как мне кажется, миссис Муньос слишком утомлена для того, чтобы принимать посетителей. Разве я не прав? Если капитан Уокси станет доставлять вам неприятности, отошлите его ко мне.

В первый раз за все время лицо Вассермана озарилось широкой улыбкой.

38

Когда Марго в десять утра вышла в конференц-зал отдела антропологии, совещание было уже в полном разгаре. Столик посреди комнаты был усыпан пустыми кофейными стаканчиками, бумажными салфетками, недоеденными круассанами и смятыми пакетами от завтрака. Кроме Фрока, д’Агосты и Уокси, в зале – к немалому удивлению Марго – сидел шеф Хорлокер. Тяжелые нашивки на воротнике его мундира казались совершенно неуместными среди лабораторного оборудования.

– И ты хочешь, чтобы мы поверили в то, что убийцы обитают в глубине так называемых Тоннелей Астора? – гремел Уокси, обращаясь к д’Агосте. Капитан мрачно оглянулся на Марго и буркнул: – Рад, что вы смогли прийти.

Фрок поднял глаза и, не скрывая облегчения, откатил кресло чуть назад, освободив для неё место за столом.

– Марго! Наконец-то. Возможно, ты сможешь внести ясность. Лейтенант д’Агоста только что сделал весьма забавное заявление о твоих открытиях в лаборатории Грега. Он сказал, что во время моего отсутствия ты провела…э-э-э…некоторые дополнительные исследования. Если бы я не знал тебя, моя дорогая, так хорошо, то я мог бы подумать, что…

– Прошу прощения! – громогласно произнес Д’Агоста. Все замолчали, и лейтенант обвел взглядами собравшихся. – Мне хотелось бы, чтобы доктор Грин поделилась с нами своими открытиями, – негромко закончил он.

Марго заняла место за столом. Молчание Хорлокера её удивило. Видимо, что-то произошло, и это что-то связано с ночным убийством в подземке. Вначале она хотела извиниться за опоздание, напомнив, что оставалась в лаборатории до трех часов ночи, но тут же передумала. Насколько ей было известно, Джен – её ассистентка – продолжала трудиться до сих пор.

– Минуточку, – начал Уокси. – Я говорил, что…

– Заткнитесь, Уокси, – бросил, не поворачивая головы, Хорлокер. – Доктор Грин, полагаю, вам следует прямо и точно сказать нам, что вы делали и в чем суть ваших открытий.

– Не знаю, что успел рассказать лейтенант д’Агоста, – глубоко вздохнула Марго, – но я постараюсь говорить кратко. Нам удалось определить, что деформированный скелет принадлежит Грегори Каваките, бывшему ранее смотрителем в музее. Мы с ним были здесь в свое время аспирантами. Оставив музей, Грег, очевидно, организовал серию подпольных лабораторий, последняя из которых находилась на железнодорожном дворе Вестсайдской сортировочной станции. Мои исследования показали, что незадолго до своей гибели Грег занимался выращиванием генетически измененного вида Liliceae mbwunensis.

– Того растения, без которого не мог прожить Музейный зверь? – спросил Хорлокер. Марго напряглась, ожидая услышать в голосе шефа саркастические нотки, однако ни сарказма, ни иронии она не уловила.

– Да. Но теперь я думаю, что растение служило не только источником питания Мбвуна. Если я не ошибаюсь, оно несет в себе реовирус, способный вызывать морфологические деформации у принимающих его внутрь существ.

– Ну-ка, ещё раз, – попросил Уокси.

– Проще говоря, вызывает физические изменения. Уиттлси – руководитель экспедиции – видимо, употребил растение в пищу. Возможно, это произошло случайно, а возможно, и против его воли. Подробности нам уже никогда не узнать. Но теперь становится ясно, что музейный зверь был некем иным, как Джоном Уиттлси.