Кардонийская петля - Вадим Панов

– Синьор фельдполковник!

Выходить на связь Шеро категорически запретил, опасаясь перехвата, велел внимательно изучать переговоры землероек, и если судить по безумному взгляду, услышал радист нечто важное.

– Что?

– В эфире сообщение: сегодня ночью в Фадикуре подняли бунт пленные, набросились на охрану…

– Что в этом плохого? – осведомился Адам.

Он не учёл выражение лица радиста, не понял, что новость плохая. Нет – ужасная. Он уловил главное: бунт, восстание, и поспешил с замечанием.

– Их около… около пятнадцати тысяч…

Весомая сила.

– Они взяли город? – быстро спросил Шеро. – К ним прорываются наши?

Сантеро был не одинок, все офицеры подумали, что новость хорошая. И все ошиблись.

– Пятнадцать тысяч, – повторил радист. – Пятнадцать тысяч погибших.

– Как погибших?

– Из пулемётов. – Радист всхлипнул. – Охрана порубила их из пулемётов. Пятнадцать тысяч человек… Пятнадцать…

У Адама задрожали руки.

Пятнадцать тысяч человек? Из пулемётов? Происходящее не укладывалось в голове. Каждое слово понятно, каждая фраза, но дальше – пустота. Собранные в омерзительное целое, эти фразы не имели смысла. Пока не имели.

Порубили из пулемётов?

Кошмарная новость разнеслась по колонне лесным пожаром, и ошарашенные люди стали подходить к поляне, к офицерам. Многие хотели спросить: «Это правда?», но не решались, потому что видели: правда.

– Пятнадцать тысяч…

Растерянность? Да, Адам видел в глазах растерянность, непонимание и… злобу. Ни капли страха или смятения, лишь ненависть и злоба. Расправа оглушила ушерцев, но не заставила бояться.

– Они хотят убивать нас! – Никакого возвышения на поляне не было, ни импровизированного стола, ни даже пня, а потому Шеро просто выпрямился во весь свой немаленький рост, расправил плечи и неожиданно оказался на голову выше всех, даже Акселя. – Они отказывают нам в праве на жизнь, и мы должны ответить! Святая Марта свидетель: я не хотел сегодня драться, но теперь всё изменилось. Теперь я хочу их убивать. Я хочу убить их всех!

– До Унигарта? – с улыбкой переспросил Хильдер.

– Дошли бы, – убеждённо отозвался Шипхе. – Потому что волосатики сейчас де-мо-ра-ли-зо-ва-ны. – Фельдфебель помолчал и с удовольствием повторил: – Де-мо-ра-ли-зо-ва-ны.

И языком цокнул от избытка чувств.

Сложное слово Шипхе подслушал у Хильдера, заучил и теперь козырял им во всех разговорах. Которые, естественно, вертелись вокруг учинённого разгрома. Вокруг невероятной победы, к которой Двенадцатая бронебригада имела самое непосредственное отношение.

Рывок через Межозёрье дался Яну, да и всем приотцам, необычайно легко: никакой усталости от предшествующего марша и бессонной ночи, лишь приятное ощущение превосходно выполненной работы. Радость, почти счастье. И даже сейчас, в конце дня, несмотря на то, что на ногах Ян находился уже больше суток, он продолжал оставаться бодрым – нервное напряжение не отпускало.

Победа!

Двенадцатой велели остановиться на Тикаре, взять под контроль мост, наладить взаимодействие с дивизионом полевой артиллерии и не рыпаться. Именно последний приказ выводил бравого фельдфебеля из себя.

– Ладно, до Унигарта, может, и не дошли бы, но уж до полуострова – точно! Они же кубарем от нас катились!

– Это верно, – усмехнулся Ян.

– Ни одной контратаки!

Место для лагеря выбрали за холмами, не стоило мозолить глаза сидящим на той стороне волосатикам, и от гаубиц подальше, чтобы не повторить печальную участь авангарда, рискнувшего взойти на неохраняемый с виду мост. Авангард растерял половину состава и еле унёс ноги, и мост пока сочли неприкасаемым. Двенадцатая принялась разбивать лагерь, а эскадрон Хильдера выдвинулся в охранение. Один «Джабрас» занял позицию на западе, на всякий случай, как говорится, а три остальных обозначили присутствие приотского флага на высоком берегу Тикары. Спокойно, уверенно и без всякой расслабленности.

Выстрелов с той стороны не было.

– Как думаете, господин капитан, до зимы войну закончим? Устоят супротив нас волосатики?

– Может, и устоят.

– Да ну?

– Они ещё сильны, до зимы вполне продержатся, – вздохнул Хильдер. – Оружия у них полно, если волосатики перебросят на континент подкрепление, всё начнётся сначала.

– Так ведь мы…

– Тихо! – Ян схватил бинокль, но к глазам не поднёс, стал озираться, пытаясь понять, откуда идёт подозрительный шум. – Слышишь?

– Двигатели вроде? – Шипхе пожал плечами: – От лагеря шум, наши, наверное…

– Это «Азунды»!

Звук стал ближе, отчетливее, и у Хильдера задрожало веко.

Неправда, что бронетяги рычат одинаково. Опытный военный никогда не спутает мерное гудение «Бёллера» с натужным рёвом «Доннера» или игривым жужжанием «Клоро». И «Джабрас» от «Доннера» нормальный панцирник на слух различит, не спутает. Но с «Азундами» вояки, случалось, попадали впросак: огнемётные бронетяги строили на базе «Бёллеров», звук двигателя похож, но только не для Хильдера.

– «Азунды», – прошептал Ян. – Это «Азунды».

И его внутренности сжались так, словно их беспощадно сдавила чья-то тяжёлая рука в холодной железной перчатке.

– Огонь!

Приотская бронебригада состоит из десяти-двенадцати мехэскадронов, по четыре бронетяга в каждом, уже сорок машин. К тому же у моста стояла «тяжёлая» бригада, в основном состоящая из мощных галанитских «Джабрасов», против которых Шеро мог выставить лишь четыре «Доннера» и пять «Бёллеров» – только им удалось собрать полный боекомплект – да четыре «Азунды», на которые ушерцы делали главную ставку.

– Огонь!

В бой пошли исключительно добровольцы, но недостатка в них не было: разъярённые ушерцы мечтали отомстить землеройкам за чудовищное преступление. Винтовки, карабины и патроны собирали со всей колонны, в результате получился отряд в восемьсот штыков, которому приказали вывести из игры приотских артиллеристов. Возглавил удар, разумеется, Крачин, и тут фельдполковник не ошибся: пехота врезала одновременно с бронетягами, идущие в первых рядах эрсийцы стремительно ворвались на артиллерийские позиции и завязали лютый ближний бой. Не столько стреляли, сколько рубили; не побеждали, а убивали.

За Фадикур. За пятнадцать тысяч расстрелянных братьев.

– Огонь!

А стрелковый батальон, который должен был прикрывать артиллеристов от вражеской пехоты, накрыли «Бёллеры». Два залпа из пушек обратили в кровавую мешанину землю, людей и палатки, следом завизжали шестиствольные «Гаттасы», добавляя раскалённый свинец, а затем бронетяги принялись утюжить лагерь гусеницами.