Игра теней - Кэтрин Сатклифф

– Но я не отказала. Мне просто нужно время, чтобы решить.

– Ты любишь его?

– Люблю, – ответила она. – Возможно, я и не сознавала этого, пока он не рассказал нам о своем прошлом и не признался во лжи, а я обнаружила, что не могу сердиться на него за это. Честно говоря, Генри, я с вами тоже была не слишком правдива.

Он перестал ходить туда и обратно.

– Я пришла сюда не только за этими проклятыми семенами каучукового дерева. У меня была мысль встретиться с Кингом и заставить его признаться в том, что он убил моего отца.

– Господи! – воскликнул Генри. – Сара, во имя святой Виктории, как это пришло тебе в голову?

– Не знаю. Наверное, я действовала неразумно. Все, что мне было важно, – опозоренное имя отца и то, как это может отразиться на мне. Я чувствовала себя просто ужасно, Генри. Я чувствую себя виновной за все наши неудачи. Вы с Морганом рисковали жизнью, чтобы доставить меня в Жапуру, где я смогла найти эти проклятые семена, чтобы с их помощью купить возможность быть принятой в обществе, а это теперь не имеет для меня никакого значения. Я должна принести вам свои извинения.

Генри сел на землю рядом с ней, скрестив ноги, его лицо приобрело странное обиженное выражение.

– Раз уж мы начали исповедоваться, я думаю, ты тоже должна знать всю правду. В начале мы и не собирались идти сюда за семенами каучукового дерева. Нам нужны были деньги, чтобы на них добраться до Жапуры и там отомстить Кингу… среди прочих дел.

Сара помолчала, глядя на профиль своего друга, потом сказала:

– Поэтому вы все время старались сбежать от меня?

– Да.

– Понимаю… – Она глубоко вздохнула и посмотрела на костер, и на тени, пляшущие вокруг него.

– Ты выйдешь за него замуж? – спросил Генри.

– Я хочу это сделать, но боюсь. Ты понимаешь, почему?

– Ты боишься отказаться от своей жизни в Лондоне.

– Да.

– Когда я жил в Англии, у меня были все удовольствия, которые можно купить за деньги, но мне не с кем было разделить их. Ни одного друга. Мне было нелегко отказаться от той жизни, но я отказался и теперь не жалею. Потому что теперь у меня есть друг, который заботится обо мне, и для него не имеет значения, какое место я занимаю в обществе. Мне представляется, что любить кого-то и быть любимым, – это еще большее счастье.

Сара взглянула в темноту – туда, где спал Морган.

– Я думаю завтра уехать из Жапуры, Генри.

– И забыть про Кинга?

– Это уже не кажется мне важным. – Она снова посмотрела в сторону Моргана. – Как ты думаешь, он пойдет со мной или будет настаивать на том, чтобы встретиться с Кингом?

– Если он считает, что у вас есть будущее, я думаю, он не станет рисковать и искать встречи со своим старым врагом.

Сара вздохнула и закрыла свои усталые глаза. Внезапно она почувствовала спокойствие и уверенность, потому что теперь она поняла, что ей делать дальше. Будущее было неясным, но одно она точно знала: она разделит его с Морганом Кейном.

Рассвет. Сара вскочила на своем матрасе, когда воздух прорезал пронзительный яростный вопль.

– Морга-а-ан!

Она второпях натянула на себя одежду, открыла палатку и вылезла наружу. Сжав кулаки, Генри стоял посреди поляны и метал громы и молнии на окруживших его индейцев.

– Что вы болтаете, будто никто из вас не видел, как он ушел. Черт побери, я должен был догадаться, я должен был это предвидеть.

– Что случилось? – крикнула она.

– Он ушел.

– Куда ушел? – Генри не ответил, и она подбежала к нему. – Куда ушел? – повторила она настойчиво.

Он покачал головой и ногой поддал чайник с кипящей водой. Она схватила его в охапку и повернула лицом к себе.

– Куда ушел Морган? – закричала она. Он сунул ей в лицо записку от Моргана.

– К Кингу, конечно, куда же еще?

Морган шел сквозь деревья, иногда останавливаясь, чтобы не пропустить зарубки на гладких, светлых стволах каучуковых деревьев. Он знал, что шансов столкнуться с «серингерос» у него почти нет. Рабочий день сборщика каучука начинался в четыре утра, еще в темноте, когда он шел по своему маршруту с мачете в одной руке, и мачадьино – тяжелым молотком – в другой. В мешке на спине он обычно нес кружку, в которую сливал тягучую белую жидкость. Хороший «серингерос» на любой другой плантации мог обрабатывать до трехсот деревьев в день. Однако здесь он должен был обработать не менее четырехсот, чтобы не подвергнуться наказанию кнутом – по удару за каждое недостающее до четырехсот дерево. Это тропа, по которой шел Морган, вся заросла: значит, деревья отдыхали. Спиралевидные шрамы на стволах затягивались, но через несколько недель из них снова будут цедить сок.

Он шел по тропе, гниющая трава под ногами заглушала его шаги, кусты тихо шелестели. Где-то рядом были хижины сушильщиков. Запах жареных орехов «ури-ури» и вонь разогретого каучука вызывали знакомое тошнотворное состояние.

Пройдя еще полмили, он был вынужден остановиться и передохнуть. Пот лил с него градом, и временами его так сильно трясло, что он не мог держать в руках винтовку. Боль пульсирующим огнем пропитала все его тело до самых костей, но когда ему становилось так худо, что казалось он больше не вытерпит, он заставлял себя вспомнить месяцы, проведенные у Кинга, – вспомнить весь ужас и боль, которые ему пришлось там испытать. Тогда нынешнее состояние не казалось ему таким уж невыносимым.

Странно, как ему удавалось вызвать эти воспоминания. По правде говоря, он хотел этого – какими бы гнусными они ни были. И облегчение приходило как поток, лившийся через некую дверь, которую он сам пытался долгое время держать закрытой. Но тревога не проходила. Не проходил и страх. Ему помогал жар. Он притуплял реальную действительность. Это напоминало ему кошмары, которые мучили его каждую ночь в прошедшем году. Только очень скоро этим кошмарам суждено было сбыться в действительности.

Он вышел к ручью и пошел по его извилистому течению, пока его не остановил дым из хижин сушильщиков: он был таким сильным, что Морган едва мог дышать. Судя по положению солнца, было уже за полдень. Скоро «серингерос» погрузят высушенный каучук в фургоны «маттейрос» и, как только это будет сделано, вернутся в свои хижины пережидать самое жаркое время дня.

Он шел по воде, преодолевая искушение окунуться всем телом в прохладные чистые воды ручья. В прогалине показалась небольшая, конической формы, хижина. Окружающие ее деревья зачахли в отравленном воздухе. Еще не переступив порог, Морган уже знал, что ждет его внутри.

И все же струя зловонного смрада чуть не сбила его с ног. Он перевел дыхание и, собравшись с духом, вошел в этот ад.

У яркого огня склонился изможденный старик, пот струился по его морщинистым щекам. В клубах дыма можно было разглядеть, что в корявых руках он держал длинную трубку. Он все время поворачивал ее над очагом, и на ее конце сворачивался каучук, формируясь в массу, похожую на подушку.