Сестра Керри - Теодор Драйзер

32. Пир Валтасара. Провидец-толкователь

Чувства, вызванные у Керри прогулкой по Бродвею, сделали ее чрезвычайно восприимчивой к пьесе, которую она видела в тот день. Актер, исполнявший главную роль, приобрел популярность в веселых комедиях, где к сценам, полным юмора, подмешано для контраста несколько сцен человеческого горя.

Для Керри, как мы уже знаем, театр всегда имел большую притягательную силу. Молодая женщина не забыла своего памятного выступления в Чикаго, оно жило в ее душе и занимало ее мысли в те долгие вечера, когда качалка и модный роман были ее единственными развлечениями. И если ей случалось побывать в театре, она тотчас вспоминала о своем актерском даровании. Нередко какой-нибудь эпизод вызывал в ней страстное желание выступить на сцене и выразить те чувства, которые она испытывала бы на месте того или иного действующего лица. И почти каждый раз она уносила с собой яркие впечатления, дававшие пищу для раздумий на весь следующий день. Этим она жила больше, чем реальными событиями, наполнявшими ее повседневное существование. Не часто бывало, чтобы она приходила в театр, взволнованная виденным в жизни. Но сегодня в ее душе тихо зазвучала песня желаний, пробужденных зрелищем роскоши, веселья и красоты. О, эти женщины, которые сотнями и сотнями проходили мимо нее, — кто они? Откуда эти богатые, изящные туалеты, эти ткани изумительной окраски, серебряные и золотые безделушки? Где обитают эти прелестные женщины? Среди каких обтянутых шелком стен, среди какой узорной мебели и пышных ковров проводят они свои дни? Где их роскошные жилища, наполненные всем, что можно купить за деньги? В каких конюшнях отдыхают эти лоснящиеся нервные лошади и стоят великолепные экипажи, где живут лакеи в богатых ливреях? О, эти особняки, этот яркий свет, этот тонкий аромат, уютные будуары, столы, ломящиеся под тяжестью яств! Нью-Йорк, должно быть, полон таких дворцов, иначе не было бы и этих прекрасных, самоуверенных, надменных созданий! Их выращивают где-нибудь в оранжереях. Керри было больно от сознания, что она не принадлежит к их числу, что ее мечты, увы, не осуществились. И она поражалась своему одиночеству в последние два года, своему равнодушию к тому, что так и не достигла положения, на которое надеялась.

У пьесы был банальный сюжет из жизни светских салонов, где среди раззолоченной мебели разодетые дамы и кавалеры терзаются муками ревности и любви. Такие пьесы всегда приводят в восторг людей, всю жизнь тщетно мечтавших о подобной роскоши. Здесь показано страдание в идеальных жизненных условиях. Кто не согласился бы погоревать, сидя в золотом кресле? Кто не захотел бы погрустить среди надушенных гобеленов, мягких пуфов и слуг в ливреях? Горе в таких условиях становится заманчивым. Керри жаждала приобщиться к нему. Ей хотелось переносить страдания, каковы бы они ни были, именно в такой обстановке, или если это невозможно, то хотя бы изображать их на сцене, в чудесных декорациях. Она была настолько захвачена всем виденным, что пьеса показалась ей необычайно прекрасной. Она унеслась мечтой в этот искусственный мир и была бы рада никогда не возвращаться к действительности. В антракте Керри разглядывала элегантную публику первых рядов и лож и пополняла свои представления о Нью-Йорке. Теперь она знала, что до сих пор не видела его целиком, что этот город — сплошной вихрь веселья и радостей.

А когда они вышли из театра, тот же Бродвей снова преподнес ей еще более наглядный урок. Картина, которую она наблюдала по дороге в театр, стала еще эффектнее и в своей яркости достигла апогея. Керри не могла прийти в себя от всей этой безумной роскоши. Какой контраст с ее положением! Да, она не живет, она даже не имеет права утверждать, что живет, пока на ее долю не выпадет хотя бы малая частица вот такой жизни! Здесь женщины тратили деньги, не считая: стоило лишь заглянуть в любой магазин, мимо которого они проходили, чтобы убедиться в этом. Цветы, драгоценности, сласти — вот что, казалось, наполняло жизнь всех этих элегантных дам. А она! У нее едва хватало карманных денег на то, чтобы раза два в месяц позволить себе прогуляться здесь и посидеть в театре.

В тот вечер уютная маленькая квартирка показалась Керри будничной и заурядной. Это было совсем не то, чем наслаждался весь остальной мир. Равнодушным Взглядом следила она за служанкой, готовившей обед. В голове то и дело вставали сценки из виденной комедии. Больше всего она вспоминала очаровательную актрису, исполнявшую роль недоступной красавицы, которая лишь после долгих ухаживаний сдалась возлюбленному. Керри покорило изящество этой женщины. Ее туалеты были настоящим шедевром, ее страдания были так правдивы! Тоска, которую она изображала, была понятна Керри. Керри была уверена, что и сама могла бы сыграть не хуже. Некоторые места она провела бы даже лучше этой актрисы. Она повторяла вслух отдельные фразы…

О, если бы попасть на сцену, если бы и ей дали такую роль, — какой интересной, какой полной стала бы ее жизнь! Ведь она тоже могла бы волновать зрителей своей игрой.

Герствуд застал Керри в унылом настроении. Она сидела у окна в качалке и тихонько покачивалась, погруженная в свои думы. Не желая расставаться со своими фантазиями, она отвечала скупо или старалась промолчать.

— Что с тобой, Керри? — немного погодя спросил Герствуд, заметив ее грустную молчаливость.

— Ничего, — бросила она. — Я себя неважно чувствую.

— Ты не больна, надеюсь? — спросил Герствуд, близко подойдя к ней.

— Да нет! — почти с раздражением отозвалась Керри. — Просто мне не по себе.

— Очень жаль, — сказал Герствуд, отходя и одергивая на себе чуть топорщившийся жилет. — А я думал пойти сегодня в театр.

— Мне не хочется, — сказала Керри.

Ей было досадно, что приход Герствуда нарушил и развеял ее чудесные видения.

— Я уже была сегодня на утреннике, — добавила она.

— Вот как! — сказал Герствуд. — Что же ты смотрела?

— «Золотые россыпи».

— Ну и как? Понравилось тебе?

— Очень.

— И тебе не хотелось бы пойти вечером еще раз?

— Пожалуй, нет, — сказала Керри.

Все же, очнувшись от своей меланхолии и усевшись за стол, она передумала. Тарелка супа иногда творит чудеса. Керри пошла с Герствудом в театр и тем самым на время вернула себе душевное равновесие.

Однако толчок к пробуждению был дан. Как бы она ни старалась забыть об этом, чувство неудовлетворенности почти не покидало ее. Время и постоянство — о, какая это сила! Так капля воды долбит камень, и он в конце концов распадается на куски.

Примерно через месяц после описанного нами утренника миссис Вэнс снова пригласила Керри в театр. Она слышала от Керри, что Герствуд не придет к обеду домой.

— Почему бы вам не пойти с нами? Не готовьте сегодня обеда. Мы пообедаем у «Шерри», а потом отправимся в «Лицей». Непременно пойдемте с нами!

— Благодарю вас, я, пожалуй, пойду, — согласилась Керри.

Она уже с трех часов начала одеваться, чтобы к половине шестого быть готовой отправиться в известный ресторан, в ту пору конкурирующий с «Дельмонико». В наряде Керри, несомненно, сказывалось влияние изысканной миссис Вэнс. Та постоянно обращала ее внимание на всевозможные новинки дамского туалета.

«А вы не хотите купить такую-то или такую-то шляпку?», или «Вы видели новые перчатки, которые теперь носят — с овальными перламутровыми пуговками?» — такие вопросы Керри постоянно слышала от своей подруги.

— Когда вы в следующий раз будете покупать себе ботинки, дорогая моя, — наставляла ее миссис Вэнс, — непременно купите на пуговицах, с лакированным носком и на толстой подошве. Это самая модная обувь нынешней осенью.

— Спасибо, я так и сделаю, — говорила Керри.

— Ах, дорогая моя, вы заметили, какие блузки появились у Альтмана? — сказала ей в другой раз миссис Вэнс. — Изумительные фасоны! Я присмотрела там одну блузку, которая, я уверена, очень пошла бы вам. Я тотчас подумала об этом, как только увидела ее.

Керри с большим интересом прислушивалась к советам приятельницы, ибо в отношении миссис Вэнс к ней чувствовалось гораздо больше искреннего Дружелюбия, чем бывает между двумя хорошенькими женщинами. Миссис Вэнс искренне полюбила Керри за ее мягкий и ровный нрав, и ей доставляло удовольствие указывать соседке на модные новинки.

— Почему вы не купите себе юбку из синей саржи, какие продают сейчас у «Лорда и Тэйлора», — сказала однажды миссис Вэнс. — Такую — колоколом. Они как раз входят в моду; к тому же темно-синий цвет так идет вам!

Керри жадно ловила ее слова. О подобных вещах ей никогда не приходилось беседовать с Герствудом. Постепенно она начала высказывать желание купить то одно, то другое, а он соглашался, ничем не проявляя своего мнения. Разумеется, он заметил новые наклонности Керри и, слыша на каждом шагу похвалы по адресу миссис Вэнс, сообразил, откуда дует ветер. Пока он вовсе не собирался в чем-либо препятствовать Керри, но вскоре убедился, что ее потребности растут. Это, конечно, не могло быть ему особенно по душе, но он все еще по-своему любил ее, а потому предоставил событиям идти своим чередом.