Возьми меня с собой - Бочарова Татьяна Александровна

Лера вспомнила, каким покоем и умиротворенностью дышало лицо Натальи после ночи, проведенной с Машкой, и с горечью подумала, что, имей старшая сестра детей, может, и не было бы тех трагедий, которые произошли по ее вине. Жизнь без Максимова не показалась бы ей такой пустой, лишенной всякого смысла, если бы у нее было о ком заботиться, помимо цветов в горшках, которые единственные теперь оплакивали Натальину гибель.

Лера изумилась такой сверхъестественной быстроте реакции растений на исчезновение хозяйки, но потом вспомнила статью, которую прочла в одном популярном журнале. Там говорилось, что комнатные цветы — это живые организмы, способные крепко привязываться к людям, заботящимся о них, и тонко чувствовать происходящее вокруг.

Тогда, читая об этом, Лера лишь скептически усмехалась, но сейчас вынуждена была признать, что в написанном была доля истины.

Начни пока карты сортировать, — попросила Анна. — Какие больные потяжелее, тех откладывай сюда, — она хлопнула ладонью по краю столешницы. — А я в туалет забегу, морду сполосну, приведу себя в порядок. Не волнуйся, я мигом.

— Давай, — согласилась Лера.

— Сказать твоим, что ты ухолишь? Может, кто попрощаться захочет. — Совсем высохшие глаза Анны озорно сверкнули.

— Ни в коем случае!

— Ладно, ладно, — успокоительно произнесла Анна. — Не боись. Буду молчать как рыба.

Она вышла из кабинета.

Лера быстро проглядела карты максимовских больных, отобрала нужные. Анна все не возвращалась, и в ожидании ее Лера уселась на знакомый черный диванчик в углу.

В памяти одна за другой оживали картины из прошлого, но теперь Лера четко улавливала в них скрытый от нее ранее смысл.

Вот здесь, на этом самом диване, сидела она, когда шеф говорил ей пророческие слова о том, как легко в их профессии ошибиться и сколь трагичной может оказаться эта ошибка. Сейчас Лера понимала, что Максимов завел этот разговор не случайно: он все заранее спланировал и подготавливал ее к тому, что должно было произойти в недалеком будущем. Специально настраивал, чтобы, когда осуществится убийство Скворцова, Лера вспомнила его предсказание и, не колеблясь, приняла на себя вину.

Вспоминала она и то, как много раз во время объяснений с ней шеф бледнел, покрывался потом, хватался рукой за грудь. Тогда Лера не придавала этому никакого значения, потому что была обозлена и взволнованна, но теперь совершенно ясно осознавала, что у Максимова один за другим случались стенокардические приступы, приведшие к инфаркту…

Лере захотелось поскорей покинуть кабинет, и вообще отделение, больницу. Куда запропастилась Анна? Все-таки побежала курить? Ильин наверняка уже сделал в трудовой книжке запись об увольнении, и вещи давно собраны, лежат в пакете в ординаторской, дожидаясь хозяйку. Хватит тягостных воспоминаний, нужно постараться забыть обо всем. Завтра вечером у нее самолет, а послезавтра они с Машкой уже будут ходить по Мурманску.

Лера поднялась с диванчика и решительно пошла к двери. Но дверь распахнулась, и появилась Анна. Лицо ее было тщательно напудрено, газа вновь подведены и накрашены.

— Все? — Она вопросительно глянула на стопку в углу стола.

— Все. Я пойду, ладно?

— Давай. — Анна обняла Леру, осторожно дотронулась напомаженными губами до ее щеки. — Писать будешь?

— Обязательно. — Лера тоже поцеловала подругу, хотела уже выйти, но вдруг остановилась: — Аня!

— Да.

— У меня к тебе просьба.

— Хоть десять, — Анна выжидающе уставилась на Леру.

— Ты можешь связаться с органами опеки?

Анна удивленно подняла брови:

— Насчет чего это?

— Насчет Скворцова. Попробуй внушить им, что родственники совершенно не занимаются стариком. Пусть их лишат опекунских полномочий. Как ты думаешь, возможно такое?

Анна неопределенно пожала плечами:

— Кто знает? Я попробую, а там посмотрим. А что, он тебя просил об этом?

— Да нет. — Лера отвела взгляд чуть в сторону. — Просто жаль его, он страдает от одиночества. Может, найдутся другие люди, помилосердней?

— Одна такая уже нашлась, — пробурчала Анна, искоса взирая на Леру. — Да что-то ненадолго ее хватило!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Лера ничего не ответила. Ей было мучительно стыдно. Анна смягчилась, улыбнулась:

— Ладно, я тебя поняла. Попытаюсь сделать все, что в моих силах. Как-никак я теперь у власти. Ну, иди с Богом, счастливого вам с Машкой полета! И пиши, не забывай!

— Я напишу. — Лера шагнула за дверь.

Она зашла в ординаторскую, оделась, взяла вещи, кинула последний, прощальный взгляд на Настину фотографию.

Оттуда, из своего нынешнего пристанища, видит ли она ее, слышит ли произнесенные шепотом слова раскаяния?

Как больно Лере за то, что она посмела подозревать ее в страшных грехах, как горько, что не смогла ничем помешать ее гибели, как стыдно, что вместе с другими посмеивалась над ее странными предчувствиями!

Верные были предчувствия, недоступные разуму, но ясные сердцу и подсознанию. Будто знала Настя, что от Натальи придет к ней смерть.

Лера готова была поклясться, что страх, который она чувствовала в ту ночь, когда поняла правду о Настиной гибели, был неслучайным. Что его каким-то непостижимым, сверхъестественным образом внушила ей сама умершая Настя, явившись к ней во сне. И пусть потом говорят, что нет жизни после смерти, астральных связей и перемещения душ!..

Лера едва заметно кивнула портрету и побрела в коридор.

Отделение казалось опустевшим и сиротливым. Не было привычного утреннего оживления, больные сидели по палатам. Тишину нарушали лишь приглушенные звуки радио, доносившиеся из сестринской.

Лера оглянулась и направилась к выходу, невольно стараясь ступать как можно легче и неслышней. Сзади негромко скрипнуло. Лера ускорила шаг, миновала пустующий пост, взялась за ручку стеклянной двери, ведущей на лестницу.

— Уходишь?

Она остановилась как вкопанная. Затем медленно обернулась.

Андрей стоял посреди коридора, как раз между ординаторской и кабинетом заведующего.

Вот, значит, где пропадала Анна: оказывала Лере медвежью услугу, нарушив свое обещание никому не говорить об ее уходе!

Лера почувствовала, что ею овладевают смятение и паника. Мысли в голове завертелись с бешеной скоростью, одна вытесняя другую, и пропали. Все, кроме одной: как правильно она делает, что уезжает, если при одном звуке его голоса, обратившегося к ней, как прежде, на «ты», ее бросает в дрожь!

Он ждал ответа, и она молча кивнула.

— Зря, — Андрей приблизился, встал напротив Леры. — Это все из-за той ошибки? — Он внимательно вгляделся в ее лицо, которое она старательно отводила в сторону. — Глупо. Ты ведь хороший врач, и все это знают. А от ошибок никто не застрахован.

— Спасибо. — Она наконец овладела собой и заставила себя смотреть ему в глаза. — Приятно слышать комплимент, но дело не в ошибке. Вернее, не только в ней.

— А в чем еще?

— Есть разные обстоятельства. — Лера попробовала улыбнуться, но Андрей не улыбнулся ей в ответ. Лицо его, напротив, стало мрачным и даже злым, как тогда, во время разговора со Знайкой.

— Да нету никаких обстоятельств! — резко произнес он. — Нету! Что я, не понимаю, что ли… из-за меня это все… — Он запнулся, перевел взгляд на старенький, местами потертый, но тщательно вымытый линолеум на полу и проговорил, понизив голос: — Пойми, я прекрасно знаю, как по-свински вел себя все это время.

— Почему по-свински? — спокойно переспросила Лера.

— Ты вел себя абсолютно правильно, как подобает пациенту, который пострадал по вине врача, и…

— Ерунда! — нетерпеливо перебил Андрей. — Твоя ошибка здесь совершенно ни при чем, и вовсе не из-за нее я… — Он оперся рукой о стену за Лериной спиной, слегка коснувшись ее плеча. — Послушай, мне нелегко это говорить, но я понимаю, что должен. Должен объяснить тебе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Объяснить что?

— Если бы я прожил нормальное детство и юность, такие, как у всех людей — с родителями, домашними праздниками, вечерними чаепитиями, — возможно, я был бы несколько другим. Но… — он поднял глаза, — я такой, какой есть. Может быть, слишком недоверчивый и подозрительный или… просто глупый! Наслушался всякой чепухи, которую слушать было вовсе не нужно, и решил, что у тебя ко мне не может быть ничего серьезного. — Андрей наконец улыбнулся, но будто бы через силу. Лицо его так и осталось напряженным, и Лера поняла, что он опасается, как бы она не спросила, чего именно он наслушался.