По следу Саламандры - Глеб Сердитый

А антаер, легко выхвативший из руки ближайшего противника оружие, тем временем уже оказался рядом с младшим агентом и коротко ударил его стволом своего «Хорнед Оула» по пальцам.

Не успел выпавший из руки драммер со стуком упасть на пол, как агент почувствовал жесткий тычок дулом в подреберье, а суперагент и спецагент увидели направленное на них оружие, которое только что принадлежало одному из них.

Новая пауза обещала агентам еще больше неприятностей, но и дарила время для раздумий.

— Итак, — дав им в полной мере прочувствовать диспозицию, Кантор наконец прервал молчание. — Полагаю, мы должны объясниться.

Этим он как бы ставил точку в первой сцене нелепого спектакля, и все почувствовали вдруг, что нужно переходить к сцене следующей, которая и в самом деле просто обязана начаться с взаимных объяснений.

Агенты службы безопасности синдикатов (экономическая полиция и экономическая контрразведка, как их назвали бы в другом мире, более похожем на наш) представляли собой эффективную, высокопрофессиональную, обладающую значительным опытом и широкими полномочиями структуру. Ссориться с ними было неправильно и даже опасно. Но поставить их на место, несомненно, стоило.

И, твердо продолжая свою линию, Кантор без особых церемоний представился.

Не сказать, что агенты обрадовались, узнав, кто перед ними, но некоторое облегчение это им принесло, что явно отразилось на их уже не таких уверенных лицах.

На случай такого контакта у агентов, очевидно, была соответствующая инструкция, и это помогло им вернуться на привычные рельсы.

— Вы, достойные господа, — закрепляя инициативу, заговорил Кантор, — имеете что–то против сочинителя, не сделавшего ничего дурного?

— Н… нет, ничего, собственно, — сказал суперагент, с трудом отведя взгляд от оружия в левой руке антаера.

— В таком случае я склонен предположить, что сочинители пугают агентов службы безопасности Совета синдикатов. Взгляните на достойного Малькольма. Вы боитесь его?

— Нет, — уверенно сказал суперагент, бросив мимолетный взгляд на Лендера.

— Тогда зачем вам оружие?

На лице суперагента сменились быстрым каскадом просветление, понимание и ясность. Кантор, без сомнения, ненадолго показал ему что–то, чего доселе не замечал этот человек.

— Приберите–ка ваши драммеры, достойные господа, иначе кто–то здесь может пострадать.

С этими словами антаер убрал палец со спускового крючка, бросил трофейный драммер суперагенту и шагнул в сторону, давая и младшему чину среди агентов подобрать оружие.

Переглядываясь и ощущая некую неловкость, агенты вслед за поймавшим свой драммер старшим спрятали свои «стокеры». Скрылся под сюртуком Кантора и славный образец работы мастеров компании «Бейзин и Пелвис».

— Итак, — объявил Кантор почти торжественно, — все, что мне хотелось у вас узнать, я уже выяснил. Вы не боитесь сочинителей, ничего не имеете против присутствующего здесь представителя этого уважаемого цеха. А визиты без приглашения, но с оружием — просто ваша нелепая привычка, сформировавшаяся по причине дурных манер. У меня к вам нет никакого дела, и меня вы более не интересуете.

Суперагент захотел что–то возразить, но Кантор не дал ему вставить слово.

— Однако у достойного Хая Малькольма Лендера, чей покой вы нарушили столь бесцеремонно и в столь неурочный час, наверняка есть к вам вопросы, не так ли? — и Кантор величественным жестом пригласил сочинителя принять эстафету.

Лендер открыл было рот, но не нашел что сказать, и закрыл его снова.

— Красноречиво, — сказал Кантор с усмешкой, — у достойного господина сочинителя просто нет слов. Извольте объясниться, господа! Мы ждем!

Главный из агентов провел по лицу шевронной перчаткой, как бы стирая серую пыль, и набрал в легкие воздуха.

— Я не уполномочен давать какие бы то ни было объяснения своих действий, — заговорил он в полном соответствии с инструкцией, — мы, действуя в интересах синдикатов, явились к господину сочинителю, дабы задать несколько вопросов относительно событий в Нэнте…

— Прекрасно, — вставил Кантор, как бы проверяя, легко ли будет в нужный момент прекратить открывшийся ручеек слов.

— И мы решительно настроены эти вопросы задать, — продолжал суперагент, воодушевляясь, — а посему…

— Достаточно, — отрезал Кантор, — все ясно.

— Однако…

— Полно. Наша поездка в Нэнт была связана исключительно с расследованием, которое веду я. Достойный Лендер не имеет права распространяться ни о каких событиях, свидетелем которых он был, ни о каких фактах следствия, домыслах и идеях, а также о событиях, которые могут иметь отношение к расследованию. Об этом Лендером собственноручно был составлен и подписан соответствующий документ, — словно старую, заученную еще в детстве балладу, на одном дыхании выдал Кантор.

— Но–о–о… — попытался вставить Лендер, однако был проигнорирован.

— Я действую в интересах синдикатов, которые в данный момент являются моим клиентом, и властью, делегированной мне лендлордами, уведомляю вас, что мой клиент не потерпит вмешательства в дознание и расценит всякие препятствия моей работе как враждебные действия по отношению к нему, — продолжал Кантор, жестом повелевая Лендеру замолчать.

Суперагент теперь несколько раз открыл и закрыл рот, пытаясь вставить словцо, но Кантор всем видом давал понять, что ничего слушать не намерен.

— Всю информацию о ходе расследования вы можете получить у шефа полицейского управления в официальном порядке, направив соответствующие запросы, — закончил Кантор.

Агенты переглянулись. Пререкаться было бессмысленно, а задавать вопросы вне перспективы получить на них ответы не позволяла инструкция, ибо им тоже предписывалось всячески оберегать не только факты, но и само направление, в котором они ведут свое дознание.

Кантор убедился, что его аргументы нашли понимание, и подытожил:

— Не смею более задерживать столь занятых, достойных господ.

Затем проводил стушевавшихся, но быстро возвращающих свою спесь агентов за дверь, проследил, чтобы они не замешкались в коридоре, и повернулся к Лендеру.

— Но я не писал никакого документа о неразглашении фактов… — промямлил сочинитель, кажется, сам понимая, что более нелепое заявление придумать трудно.

— Разумеется, — отмахнулся Кантор, — ведь потребуй я у вас подобный документ, он вступил бы в противоречие с вашими прямыми обязанностями.

— А как же?..

— Не стоит смущаться. Вы же писали какой–то документ у меня в кабинете, не так ли?

— Да, но…

— А я и забыл, что это была за бумага. Скажем, не вполне корректно воспроизвел его содержание. Бывает. Всего не упомнишь.

— О, я совсем не жалею, что не напомнил вам суть той расписки, — усмехнулся Лендер с облегчением.

— Вот и славно. — Кантор взглянул на свои часы. — Бывают такие досадные люди, что избавляться от них можно любыми средствами, кроме разве смертоубийства. А теперь признавайтесь: чего, по–вашему, от вас хотели агенты?

— Понятия не имею…

— Да, это еще одно темное пятно на неясной карте дела. Плохо, что они ничего не успели у вас спросить, но куда лучше, что вы не успели им ничего ответить.

Лендер, придя в себя окончательно, вдруг, словно вспомнив о чем–то, вылетевшем за всеми этими перипетиями из головы, схватился за копилочку, в которой помещались его рисковые монеты.

От Кантора не ускользнул этот жест.

— Вас побеспокоил ваш личный историк?

— Увы мне…

— Некоторые трудности?

— Достаточно серьезные…

— Для чего?

— Не совсем понимаю, — нахмурился сочинитель.

— Вы сказали «достаточно серьезные». Я и спросил. Для чего достаточно серьезные?

Лендер невесело усмехнулся, сообразив, что не совсем точно подобрал слова.

Цеховая болезнь сочинителей, умеющих на бумаге толково составлять фразы, но привыкших пренебрегать этим в разговоре столкнулась с цеховой привычкой антаеров придираться к порядку и согласованию слов.

— Трудности, достаточные для того, чтобы прийти в отчаяние. И настолько, что я хотел бы спросить совета у вас.

— Хотели бы? — вновь каверзно переспросил Кантор. — При каких обстоятельствах вам будет угодно захотеть?

— Да я сегодня ночью исчерпал запас красноречия, описывая на бумаге гонки паротягачей, — извиняясь, сказал сочинитель.

— Не в моих правилах влезать в секреты ремесла, которым я не владею, но, по моему профессиональному суждению, необходима исключительная, решительная точность языка, — в свою очередь расшаркался антаер. — Формулировка «хотел бы» предполагает какие–то условия. Также она указывает на смятенное состояние души, нерешительность и сомнения. Так вам нужен совет или для этого недостает каких–то дополнительных обстоятельств?

— Я вижу, — Лендер жестом пригласил Кантора к выходу, — что попасть к вам на допрос и не быть вполне уверенным в себе — крайне опасно.