Энн из Зелёных Крыш - Люси Мод Монтгомери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так и есть, – ответила Марилла. – Теперь на нее можно положиться. Я боялась, что она никогда не отделается от своего легкомыслия, но ей это удалось, и мне не страшно доверить ей серьезное дело.
– Когда я три года назад впервые увидела Энн, то подумала, что из нее вряд ли выйдет что-то путное, – сказала миссис Рейчел. – Никогда не забуду, с каким гневом она накинулась на меня тогда. Вернувшись домой, я сказала Томасу: «Запомни мои слова, Томас – Марилла еще наплачется с этой девчонкой». Но я ошибалась, чему искренне рада. К счастью, Марилла, я не принадлежу к той породе людей, которые никогда не признаются в своих ошибках. Я была не права в отношении Энн, но это неудивительно: никогда прежде я не встречала такого странного и необычного ребенка. Все дело в этом. К ней нельзя применять те же правила, которые подходят при воспитании других детей. А как она изменилась внешне за последнее время – стала настоящей красавицей, хотя я не поклонница бледнолицых девушек с огромными глазами. Мне больше по душе румяные, крепкие девицы, вроде Дианы Барри или Руби Джиллис. От Руби так прямо глаз не отвести. Но когда рядом с ними Энн – не знаю, как это объяснить, – они, несмотря на всю свою красоту, кажутся обычными и простоватыми. Энн – белая июньская лилия, которую она называет нарциссом, на фоне крупных красных пионов.
Глава 31
Там, где ручей встречается с рекой
Энн, как и хотела, замечательно провела лето, как никогда наслаждаясь отдыхом. Они с Дианой практически все дни проводили на природе. Им дарили радость Тропа Влюбленных, Ключ Дриады, Ивняк и Остров Виктории. Марилла не чинила препятствий вольной жизни Энн. Доктор из Спенсервейла, приезжавший в дом Барри в ту злополучную ночь, когда у Минни Мей был приступ крупа, увидел Энн в начале каникул в доме своего пациента, недовольно сжал губы, покачал головой и послал Марилле Катберт через знакомых записку. В ней было написано:
«Старайтесь, чтоб ваша рыжеволосая девочка как можно больше времени проводила на воздухе, и не позволяйте ей читать, пока она не окрепнет».
Это послание очень напугало Мариллу. Она увидела в нем угрозу смерти от чахотки для Энн и решила скрупулезно придерживаться указаний доктора. В результате это лето стало лучшим в жизни Энн, полным свободы и шалостей. Энн гуляла, каталась на лодке, собирала ягоды, всласть намечталась, и когда наступил сентябрь, была полна энергии; ее глаза светились здоровым блеском, а пружинистая походка удовлетворила бы и взыскательного доктора из Спенсервейла. Ее сердце снова наполнилось жаждой побед.
– Я чувствую, что полностью готова к учебе, – объявила она, доставая учебники с чердака. – Ах, вы мои милые друзья! Как я рада видеть снова ваши честные лица – даже твое, геометрия. Я провела чудесное лето, Марилла, и теперь «радуюсь, как исполин, готовый пробежать поприще»[7], как сказал мистер Аллен в прошлое воскресение. У мистера Аллена потрясающие проповеди, вы согласны? Миссис Линд говорит, что проповеди у него с каждым днем становятся все лучше, и мы не успеем оглянуться, как его уведет у нас какая-нибудь городская церковь, а нам пришлют неопытного проповедника. Но какой толк придумывать несчастья раньше времени, не так ли, Марилла? Лучше наслаждаться проповедями мистера Аллена, пока он с нами. Родись я мужчиной, обязательно стала бы священником. Если их вера крепка, они могут принести в мир много добра. А как замечательно произносить яркие проповеди, трогающие души людей! Почему женщины не могут быть священниками, Марилла? Я задала этот вопрос миссис Линд, чем повергла ее в шок. «Это немыслимая вещь, – сказала она. – Такое еще может быть в Штатах, а, возможно, уже есть, но, слава богу, в Канаде это пока невозможно, и, надеюсь, впредь ничего не изменится». А вот я не пойму, почему так. Я думаю, женщины могут быть превосходными священниками. Когда нужно исполнить какую-то общественную миссию – устроить чаепитие при церкви или собрать деньги на благую цель, женщины берутся за это и успешно справляются. Я уверена, что миссис Линд могла бы не хуже нашего директора, мистера Белла, читать молитвы, а после небольшой практики – и проповеди.
– Да, думаю, могла бы, – сухо сказала Марилла. – Она и так на каждом шагу произносит проповеди. От ее зоркого ока никто не скроется, так что у жителей Эйвонли мало шансов сбиться с пути.
– Марилла, я хочу кое-что рассказать вам, – произнесла Энн в приступе доверительности, – и узнать, что вы думаете по этому поводу. Меня этот вопрос очень беспокоит – особенно в воскресные дни. Я искренне хочу быть хорошей, и, когда нахожусь с вами или с миссис Аллен или мисс Стейси, особенно сильно этого хочу. Я стремлюсь доставить вам радость, сделать что-то, заслуживающее вашего одобрения. А вот рядом с миссис Линд я чувствую себя испорченной девчонкой – меня так и подмывает пойти и сделать как раз то, против чего она возражает. Во мне нарастает непреодолимое искушение. Как вы думаете, в чем тут причина? Неужели я неисправимо плохая?
Марилла колебалась одно мгновение, а потом со смехом ответила:
– В таком случае и я тоже. Рейчел вызывает у меня такое же желание. Иногда мне кажется, что она большего добилась бы, если б не шпыняла людей, стараясь наставить их на путь истинный. Было бы правильно создать особое предписание, запрещающее некоторым людям давать наставления направо и налево. Впрочем, я не имею права так говорить. Рейчел – добрая христианка и хочет только блага. В Эйвонли нет добрее души, и она никогда не отлынивает от работы.
– Я так рада, что вы чувствуете то же самое, – сказала Энн. – Это меня успокаивает и поддерживает. Теперь я не буду так волноваться. Но меня беспокоит не только это. Вопросы подступают со всех сторон. Только разберешься с одним, как появляется другой. Когда начинаешь взрослеть, столько всего надо обдумать, принять важные решения. Понять, что хорошо, а что плохо, – нелегко и отнимает много времени. Взросление – такая серьезная вещь. Но когда меня окружают такие добрые друзья, как вы и Мэтью, миссис Аллен и мисс Стейси, у меня есть все шансы двигаться в правильном направлении. А если что-то пойдет не так, в этом будет только моя вина. Я чувствую огромную ответственность – ведь у меня есть только один
