Секунда между нами - Эмма Стил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она глубоко вздыхает, представляя белоснежные пляжи, соленые волны, холодное пиво и барбекю с лучшим другом, и улыбается.
Ведь теперь она знает: этот день и этот момент – здесь и сейчас – единственное, что у нас есть на самом деле.
Сорок два
РОББИ
«Робби?»
Ее голос. Где-то рядом со мной.
Залитая солнцем улица, Дункан и Австралия постепенно тают, как сон на рассвете.
Вдруг стало совсем темно.
Мы в машине?
Ну конечно, мы в машине. Теперь ее тайна раскрыта: об отце, болезни Гентингтона, о том, что Дункан был первым, кому она все рассказала, об обследовании. Результаты были уже готовы, поэтому она и нервничала в машине. Наверное, она получила сообщение, что ей нужно связаться с неврологом в Сиднее.
Но где же машина? Почему до сих пор так темно?
Глаза начинают перефокусироваться.
Дженн здесь.
Но мы по-прежнему на парковке, и она с улыбкой смотрит на меня.
Я не понимаю.
– Зачем ты вышел? Холодно же, – произносит она и тянется ко мне, чтобы поцеловать так сладко, что я чувствую ее поцелуй всем телом.
Она видит меня.
Что это значит? Мы очнулись? Все прекратилось?
Смотрю на парковку – моя машина на месте. Внутри какая-то тень, движение. Это тот, «прежний» Робби.
У меня сводит живот.
Мы все еще в ее воспоминаниях.
Но почему она не очнулась? Ведь я все знаю. Знаю ее тайну.
Я сделал все, что нужно. Или не все?
– Дженн, ты должна очнуться, – говорю я, протягивая ей руку. – Нам нужно уходить.
Она хмурится:
– В смысле? Почему уходить? От чего?
– Я тебе потом все объясню, – настаиваю я. – Прошу тебя, просто доверься мне! Очнись, пожалуйста!
– Ты меня пугаешь, – говорит она дрожащим голосом.
– Прости, прости. Но разве ты не понимаешь – это все нереально.
– Чего я не понимаю, Робби? – спрашивает она. Ветер треплет ее волосы. – Ты говоришь какую-то ерунду.
Нужно сделать так, чтобы она поняла.
– Где ты сейчас была? – спрашиваю я, сжимая ее холодные руки. – До того, как пришла сюда?
Она неуверенно улыбается:
– В больнице. Ты же знаешь.
– Точнее, Дженн. Где именно ты была? Что ты делала?
Она открывает рот, чтобы ответить, но потом застывает, моргает.
Потирает виски.
– Я и правда чувствую себя немного странно, – говорит она тихо. – Давай лучше поедем домой.
Мне больно видеть ее такой – растерянной, совершенно сбитой с толку, беспомощной. Но она должна все понять. И я заставлю ее.
– Мы не можем поехать домой, – отвечаю я, – пока ты не очнешься. Я не смогу уйти от грузовика, пока ты не дашь мне это сделать. А мы должны сделать это, Дженн. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. Пусть и не со мной, пусть с Дунканом, если ты хочешь, вернешься к нему…
– Вернуться к Дункану? – Морщинки на ее лбу разглаживаются, и она улыбается. – Робби, я люблю тебя, – медленно произносит Дженн. – И всегда любила только тебя.
Мое сердце поет от радости.
Внезапно все воспоминания и их перемещения между ее детством и нашими отношениями обретают смысл.
В последние секунды перед смертью ее подсознание возвращается к нам. Ко мне.
Потому что она любит меня.
Несмотря на все мои недостатки.
Несмотря ни на что.
– И я тебя люблю, – говорю я срывающимся голосом. – Очень сильно.
О господи, мы снова будем вместе, мы можем сделать это. И я буду любить ее каждую секунду своей жизни, буду поддерживать ее, независимо от того, какими окажутся результаты обследования, – мне на это наплевать, я просто хочу быть с ней.
Я сделаю все, чтобы она была счастлива.
По ее лицу пробегает какая-то тень. Она смотрит куда-то за мое плечо.
– Грузовик, – произносит она так тихо, что я едва слышу. На секунду ее глаза остекленели. Потом она резко переводит взгляд на меня, так, будто туман в ее голове начал рассеиваться. – Мы куда-то ехали, ты был за рулем… Мы разговаривали. Я собиралась тебе сказать…
Она обрывает фразу.
Ее вдруг начинает трясти.
– О боже.
Ее лицо перекосилось. Она смотрит прямо на меня, в глазах стоят слезы.
У меня тоже.
Ведь теперь наконец я все понял. Ее тайна не имеет никакого значения – это не может предотвратить катастрофу. Что бы я ни делал – все бесполезно. Потому что она до сих пор думает: все кончено.
И настало время прощаться.
Как сказано в книге Фай.
Вот почему теперь она меня видит.
– Что со мной происходит? – произносит Дженн.
Я обнимаю ее так крепко, что чувствую запах ее шерстяной шапки и цветочный аромат ее волос. Она, дрожа, прижимается ко мне.
Но мы должны действовать, и действовать быстро, потому что это еще не конец.
Я отстраняюсь, делаю глубокий вдох.
– Ты сможешь очнуться? Если у тебя получится, мы сможем увернуться. Даже если я передвину машину хоть на сантиметр…
– Робби, – говорит она, и я замолкаю. В ее взгляде сквозит что-то непонятное. – Лобовое столкновение, – бормочет она себе под нос.
– Что это значит?
С парковки на нас налетает порыв ветра. В отдалении слышится уличный шум. Через автостоянку то и дело проходят люди, спешащие в больницу. Краем глаза я замечаю себя прежнего, сидящего в машине, – жду, когда она придет.
– Робби, мы не выживем, – говорит она.
Я вздрагиваю:
– Конечно, выживем! У меня получится! Я сверну вправо, на другую полосу.
– Нет, – тихо произносит она, и по ее щеке скатывается слеза. – Я видела такое много раз. Мы не успеем вырулить, – скорость и размеры грузовика слишком велики.
– Но, – начинаю я нерешительно, – неужели мы ничего не можем сделать? Как-то исправить это? Должен же быть какой-то способ.
Я тоже плачу, но продолжаю говорить, как будто не могу остановиться:
– Дженн, ты же умная, ты должна знать, как все это остановить.
Она качает головой, по лицу струятся слезы.
– Я не знаю, – шепчет она. – Я ничего не могу сделать.
Я сжимаю ее в объятиях – кажется, уже очень долго. Не хочу ее отпускать. И никогда не отпущу. Где-то в глубине души я понимаю, что это наше последнее воспоминание.
Очень скоро все закончится, – для нас обоих.
Наконец она отстраняется. Ее лицо покраснело от слез, но еще никогда я не видел ее такой красивой.
– Сколько нам осталось? – шепчет она.
Сердце у меня обливается кровью, я в ужасе от того, что сейчас произойдет. Но мне страшно не за себя, а за нее.
Не уверен, смогу ли я это сказать, но надо себя заставить.
– Может, пара минут. Или секунд…
Она кивает, дотрагивается до моего подбородка и проводит пальцем по шраму.
«Как будто ты всегда улыбаешься». Я помню эти слова. И ее любовь, которую я чувствовал каждый день, находясь рядом с ней. Она всегда верила в меня.
И любила – несмотря ни на что.
Какое-то шуршание в моей руке. Она замечает у меня письмо.
– Откуда оно у тебя?
Я качаю головой, протягиваю к ней руку. По ее лицу видно, что она боялась мне признаться. Ведь тот Робби, из прошлого, который сидит сейчас в машине, запросто мог бы сбежать и бросить ее.
– Тебе не нужно ничего объяснять, – говорю я. – Мне очень жаль твоего отца. И мне очень жаль, что я все испортил.
– Я хотела все тебе рассказать, просто…
– Просто я был таким идиотом, – заканчиваю я. – Ты дала мне шанс, много шансов, а я упустил их все. Но сейчас я здесь, с тобой. Я рядом. И я никуда не уйду.
Она снова начинает плакать, прижимаясь головой к моей груди. Я держу ее в объятиях, пытаясь зацепиться за этот момент навечно.
– Что мне сделать? – наконец спрашиваю я и нежно беру ее лицо в свои ладони.
Она все еще плачет, но теперь сквозь слезы проглядывает улыбка. Она берет меня за запястья, целует мою ладонь. Сжимает мои руки и пристально смотрит в глаза:
– Просто держи мои…
Сорок три
РОББИ
Ослепительный
