Божественные соперники - Ребекка Росс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо, – уступил он. – Но раз уж нам не гарантирован сегодняшний вечер, какой будет моя награда за то, что я прочитаю тебе это ужасно драматичное письмо?
– Сначала прочитай, а потом посмотрим.
Роман опустил взгляд на свои строчки, кусая губу.
– Если это поможет, – начала она нараспев, опускаясь на колени на следующую грядку, – я не буду на тебя смотреть, пока ты читаешь. Можешь даже притвориться, что меня здесь нет.
– Невозможно, Айрис.
– Почему же, Китт?
– Потому что ты сильно отвлекаешь.
– Тогда я не буду двигаться.
– Будешь просто стоять на коленях в грязи?
– Что, тянешь время?
Айрис снова оглянулась на него. Он уже смотрел на нее, как будто никогда не отводил взгляда. Ее кровь стучала в висках, как барабаны, но она сделала глубокий вдох и прошептала:
– Прочти, Роман.
Эмоция, которая таилась в нем, – будь то страх, волнение или смущение, – растворилась. Он откашлялся и опустил взгляд на письмо. Губы его уже разомкнулись, чтобы прочесть первое слово, но он помедлил и поднял голову.
– Ты все еще смотришь на меня, Айрис.
– Прости, – сказала она без малейшего раскаяния, но перевела взгляд на грядку и принялась выдергивать сорняки.
– Ну ладно, начнем. «Дорогая Айрис. Твой конкурент? Кто этот тип? Если он пытается с тобой тягаться, то, должно быть, он круглый дурак. Не сомневаюсь, что ты во всем его превзойдешь». Добавлю от себя: мне понравилось писать это гораздо больше, чем следовало.
– Да, это очень остроумно с твоей стороны, Китт. Уже на этом месте мне следовало догадаться, что это был ты.
– На самом деле, я думал, что ты поймешь это на следующей строчке, где я писал: «А теперь признание: я не в Оуте».
– Мне нужно напоминать, что когда в первый раз я читала это письмо, ты мне помешал, потому что мы собирались ехать на фронт? А когда я второй раз пыталась его читать, ты швырнул мне в лицо комок бумаги.
Роман прижал руку к сердцу.
– В свое оправдание скажу, Айрис, тогда в окопе я знал, что ты читаешь это письмо, и подумал, что сейчас не лучшее время для моих бестолковых признаний.
– Это понятно. Пожалуйста, продолжай.
– Боги, на чем я остановился?
– Ты прочел всего шесть строчек, Китт.
Он нашел нужное место и продолжил читать, а Айрис, закрыв глаза, наслаждалась звуками его голоса. Его глубокий баритон превращал когда-то молчаливые слова в живые образы. Ей всегда было интересно, как Карвер выглядит, и теперь она его видела. Длинные пальцы, танцующие над клавиатурой; голубые глаза, как небо в разгар лета; взъерошенные черные волосы, острый подбородок, лукавая улыбка.
Роман запнулся. Айрис открыла глаза, вглядываясь в знойную дымку позднего утра. Он медленно продолжал:
– «Хотел сделать правильно еще много недель назад, но, по правде говоря, не знал как и переживал о том, что ты можешь подумать. Странно, не правда ли, как быстро может измениться жизнь? Как какая-то мелочь вроде напечатанного письма может открыть дверь, которую никогда не видел. Создать возвышенную связь. Перевести через божественный порог. Но есть еще кое-что, что я должен сказать тебе в этот момент, когда мое сердце бешено бьется и я умоляю тебя прийти и усмирить его…»
Он замолчал.
Айрис посмотрела на Романа. Его глаза по-прежнему были прикованы к напечатанным словам, пока девушка не поднялась с земли, привлекая его внимание.
– «Вот что, – прошептал он, а она тем временем подошла ближе. – Твои письма стали для меня светом, на который я пошел. Твои слова – величайший пир, которым я кормился в дни, когда голодал. Я люблю тебя, Айрис».
Айрис забрала у него бумагу, сложила и сунула обратно в карман. Она знала, чего хотела, и тем не менее если она будет думать об этом слишком долго, то все испортит. Страх, что все это может разбиться, был почти непреодолимым.
Как будто почувствовав ее мысли, Роман потянулся к ней и усадил к себе на колени.
Она была изумительно, невыносимо близко к нему. Их лица оказались на одном уровне, взгляды слились. Его жар просочился в нее, и она поерзала на его коленях, а потом вцепилась в рукава, как будто мир вокруг них вращался. Он издал какой-то звук – вздох, и ее сердце заколотилось.
– Я сделаю тебе больно, Китт!
Она начала отклоняться назад, но он взял ее за бока и удержал на месте.
– Ты не навредишь моей ноге, – улыбнулся он. – Не беспокойся, что сделаешь мне больно. – Он притянул ее ближе, еще ближе, и она ахнула. – А теперь, прежде чем мы продолжим, я хочу задать тебе очень важный вопрос.
– Давай, – сказала Айрис.
Наверное, вот он, этот момент. Роман снова собирается сделать предложение.
В его глазах заискрилось озорство.
– Когда ты сказала медсестре, что больше не будешь со мной целоваться… ты говорила всерьез?
Айрис изумленно разинула рот, а затем рассмеялась.
– Тебя это больше всего волнует?
Роман крепче сжал ее бока.
– Боюсь, как только отведаешь чего-то подобного… этого не забудешь, Айрис. А теперь я должен узнать, сдержишь ли ты слова, сказанные три дня назад, или мы перепишем их здесь и сейчас.
Она молчала, погрузившись в пьянящие мысли и осмысливая слова Романа. Она никогда и никого не желала так неистово – ей казалось, что она заболевает. Айрис погладила его волосы. Черные пряди оказались мягкими. Роман закрыл глаза, полностью поглощенный ее прикосновениями. Айрис воспользовалась моментом, чтобы рассмотреть его лицо, изгиб его рта. Его дыхание участилось.
– Наверное, меня можно убедить переписать эти слова, – прошептала она дразнящим тоном, и он открыл глаза, чтобы рассмотреть ее. Зрачки у него были большие и темные, как две молодых луны. Айрис практически видела в них свое отражение. – Но только с тобой, Китт.
– Потому что я превосходно пишу? – предположил он.
Айрис улыбнулась.
– Да, в том числе.
Она поцеловала его – слегка коснулась губами его губ, и он замер, словно она его заколдовала. Но вскоре Китт с готовностью приоткрыл рот, а его руки прошлись по изгибу ее спины. Касания его пальцев, запоминающие ее, вызывали трепет от того, как он прикусывал ее нижнюю губу, как они начали исследовать друг друга.
Она в свою очередь прикоснулась к нему, изучая широкие плечи, ямочку над ключицами и резко очерченную челюсть. Айрис казалось, что она тонет; казалось, что она бежит вверх по склону. Внутри вспыхнула приятная боль – яркая, дрожащая