Дочери без матерей. Как пережить утрату - Хоуп Эдельман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дочери, оставшиеся без матерей, нередко путают женское поведение с женской идентичностью. Хотя одно может отражать другое, это разные вещи. Поведение возникает из сознательных наблюдений и подражания. Идентичность развивается через соответствие женскому образцу. Когда дочь видит, как ее мать выходит из душа и заворачивает волосы в полотенце, со временем она начнет копировать это. Одновременно в ее голове сложится образ и ожидание того, каким станет ее тело в будущем. Дочь учится основам грудного вскармливания, наблюдая, как ее мать кормит младшего брата. Она осознает, что однажды и у нее появится способность заботиться и поддерживать жизнь. [14] того, что она идет по верному пути. Девочка делает это, быстро сравнивая себя с другими. Правильный ли подарок я подарила подруге? Похожа ли моя стрижка на стрижку девочек из журнала для подростков?
Это делают все девочки, но дочь без матери несет в себе чувство глубокой неполноценности и стыда за то, что потеряла человека, который так много значит для благополучия. Ее потребность в соответствии выходит за рамки потребности в принятии группой ровесниц. Лишившись естественного способа равняться на маму, девочка ищет подсказки, как быть девочкой, и пытается сформировать женскую идентичность через наблюдение и подражание.
«Развитие фемининности – сложный процесс, – поясняет Нан Бернбаум. – Еще в раннем возрасте девочки отождествляют себя с матерями. Но их отождествление не может повзрослеть. Иногда подросток обращается к своим детским воспоминаниям. Что мама говорила об этом? Что она советовала? Но память – не лучший источник и не такой живой, как отношения с другой женщиной».
История 43-летней Мэри Джо кажется мне одной из самых печальных. Хотя после смерти матери о ней заботилась старшая сестра, Мэри Джо нуждалась в наставлениях зрелой опытной женщины, которая показала бы, говоря ее собственными словами, «как быть».
Иногда мой отец пытался помочь мне, но я не хотела, чтобы это делал он. Я резко говорила ему: «Я знаю. Не нужно меня учить». Но я отчаянно хотела почувствовать себя нормальным человеком. Я шла в библиотеку нашего городка и брала книгу об этикете и приеме гостей. Там были небольшие зарисовки, как себя вести в разных ситуациях. Я думала: «Ого, значит, люди должны вести себя так?» – потому что у меня не было образцов для подражания. Я буквально крала эти книги домой и практически заучивала наизусть, чтобы понять смысл, а потом возвращала в библиотеку. Мне не хотелось, чтобы кто-то увидел, что я их читаю. Я не хотела признаваться, что у меня есть проблемы с этими вещами. Казалось, если люди узнают, начнут жалеть меня. Но я нуждалась в информации, а не в жалости.
Даже в детстве Мэри Джо считала, что нужно вести себя женственно, чтобы быть полноценным человеком. Она осознавала свою гендерную идентичность, но не могла наладить с ней связь. Она признала, что ее отцу не хватало знаний, а сестре – взрослого опыта. Мэри Джо думала, что, если отточит принятое поведение, перестанет чувствовать себя ущербной. Заучивая правила этикета по книгам, она пыталась наладить связь с тем, что Наоми Ловински называет «глубокой фемининностью» – скрытым, зачастую неосознанным источником женского авторитета и силы. Мы ошибочно полагаем, что она выражается в манере носить шарфики и отвешивать любезности, а на самом деле она восходит к более абстрактной гендерной основе.
Все дочери, в том числе те, у кого есть мамы, ждут, что матери передадут им знания поколений, которые превратят девочку в женщину. «Когда я была ребенком, часто задумывалась, приходит ли ночью мама в комнату своего ребенка и шепчет ли ему что-нибудь на ухо, – говорит 37-летняя Джойслин, чья психически нездоровая мать провела в закрытых учреждениях почти все детство дочери. – Что-нибудь, что ты не запомнишь, но почувствуешь. По сути, у меня не было мамы, и я так и не узнала того, о чем хотела знать».
История Джойслин наглядно иллюстрирует безмолвный живой диалог, который связывает большинство матерей и дочерей в интимном дуэте. Адриенна Рич описывала его как «переданный опыт женского выживания – знания, которые подсознательны, разрушительны, довербальны. Знания, текущие между двумя похожими телами, одно из которых провело девять месяцев в другом». Как на своем опыте поняла Мэри Джо, их нельзя получить из книг.
Как мы говорили в предыдущей главе, определенные аспекты женской фемининности и привычек общения с мужчинами зависят от качества отношений девочки и ее отца. Но у женщин без матерей не всегда отсутствует именно эта фемининность. В обзоре научного исследования об отцах и фемининности дочерей социолог Мириам Джонсон разделяет фемининность дочери на два элемента – гетеросексуальный и материнский. По ее мнению, отцы влияют на гетеросексуальный элемент, который включает романтическую близость и выбор сексуального партнера. Матери развивают материнский элемент, который связан с гендерной идентичностью, детородной способностью, связью матери и дочери и знаниями о материнском авторитете в отношениях, «мать – ребенок». Дочери, оставшейся без матери, может быть комфортно в компании мужчин. Но что она узнает о фемининности?
Когда из фемининного развития исчезает материнский элемент, дочь растет без гендерного ощущения силы и авторитета. Это не только то, что вкладывают в понятие «женщина» политические и социальные организации, но и женское «я». Женщине, лишенной матери, сложнее заявить о своей женской силе, которая и так принижена в мужском обществе. Ей сложно понять, оценить и признать себя как человека определенного гендера, если у нее нет взрослого образца для подражания или если она выбрала неправильный образец. Если гендер – мужчина или женщина, к кому себя отнесет такая женщина? «Я всегда чувствовала себя кем-то посередине, – признается Дениз. – Мутантом, существом без пола». В обществе, где два пола противостоят друг другу, а женщина описывается как «не мужчина», дочь, оставшаяся без матери, растерянно пытается ответить на вопрос: «Кто я?»
«Я выжившая», – заявляют многие женщины, лишенные матери.
