Дураков нет - Руссо Ричард

Салли кивнул.

– Ты ведь играл за Бат?

– В школе, три года, – с гордостью сообщил Реймер.

– Мне бы, конечно, хотелось, чтобы выиграли наши парни. – Салли обошел “эль камино”. – Может, тогда они выбьются в люди, чего-то достигнут.

Реймер хотел было согласиться, но учуял неладное. Даже нос наморщил.

– А все неудачники остаются в городе и идут в копы. – Салли ухмыльнулся, открыл водительскую дверь.

Полицейский схватился за револьвер, и Салли расхохотался.

– Мне рассказали классный анекдот, – сообщил Уэрф, повернувшись на табурете, когда Салли, отчаявшись сегодня поработать, вошел в таверну. Любым стараниям есть предел, и сегодня Салли его достиг. Порой жизнь ставила ему препятствия больше обычного, и если Салли это замечал, то сразу сдавался. – Тебе тоже понравится, он как раз про тебя, – добавил Уэрф.

– Вряд ли меня это рассмешит. – Салли подмигнул Бёрди, дневной барменше, та, взобравшись на табурет, настраивала резкость на канале сериалов. Телевизор показывал нормально, только пока Бёрди стояла возле него.

– Значит, один чувак хочет выехать на шоссе, – начал Уэрф.

– Погоди, – перебил Салли, – я смотрю Бёрди под юбку, а ты меня отвлекаешь.

Бёрди равнодушно крутила ручку настройки.

– Там уже ничего нет, – сказала она. – Ну почему единственный канал, который у нас показывает, как замшелое собачье дерьмо, это канал с моими сериалами?

– Нет, там все-таки что-то есть, – сообщил Салли, наклонившись вперед. – Но толком не видно, что именно.

– Но по ошибке сворачивает на выезд с шоссе, то есть на встречку, – продолжал Уэрф. – Едет, едет, видит знак “Проезд запрещен”.

– Честное слово, если Малыш не раскошелится на кабельное, я уволюсь, – заявила Бёрди, слезая с табурета. – Вы только посмотрите. Непонятно, кто с кем в постели.

– Для меня они все на одно лицо. – Салли, вытянув шею, взглянул на экран телевизора. – И разве это постель?

– Сериалы надо смотреть каждый день, – сказала Бёрди. – Иначе нет смысла.

– Ну, значит, чувак едет себе и едет, – продолжал Уэрф. – Чуть погодя видит другой знак. Большими буквами. “ПРОЕЗД ЗАПРЕЩЕН, ВЫ ЕДЕТЕ НЕ ТУДА”.

– Тебе звонили с полчаса назад, – сказала Бёрди.

– Майлз Андерсон? – предположил Салли.

– Женщина, – ответила Бёрди. – Сказала, завтра утром позвонит тебе домой.

– Чувак едет дальше, – продолжал Уэрф. – Видит огромный знак с большими красными буквами: “ОПАСНО! ПОВОРАЧИВАЙТЕ НАЗАД!”

Салли порылся в кармане в поисках мелочи, которой не оказалось. Протянул Бёрди долларовую купюру.

– Разменяй четвертаками, – попросил он.

Бёрди, прищурясь, внимательно вглядывалась в экран телевизора.

– Ну, в общем, – продолжал Уэрф, – чувак не обращает на знак внимания, едет дальше и перед самым выездом на шоссе – опять же на встречку – видит на обочине маленький знак: “Нихера себе, куда ты заехал”.

Бёрди со стуком выложила перед Салли четыре четвертака.

Уэрф забрал деньги со стойки и поднялся.

– Вообще не знаю, зачем я сюда пришел, – сказал он.

– Пообщаться с друзьями? – подсказал Салли.

– Не иначе. – Уэрф кивнул и направился к выходу. – Vaya con huevos, amigos.

– Охренительный анекдот, Уэрф, – крикнул ему в спину Салли. – Я так хохотал, думал, умру.

– Не цените меня, а зря, – бросил через плечо Уэрф. – Вот когда меня не станет, тогда и поймете, как трудно найти одноногого адвоката, у которого всегда хорошее настроение.

– Он, кстати, прав, – серьезно сказала Бёрди, когда за Уэрфом закрылась дверь. – Вряд ли мы найдем ему замену.

Салли нахмурился:

– А с чего нам искать ему замену? Вот же он, просиживает у стойки по восемь часов на дню.

– Я слышала, он болеет, – пояснила Бёрди.

Салли задумался над ее словами.

– Сомневаюсь, – ответил он. – Просто много пьет.

– Моя двоюродная сестра работает в больнице, – зловеще произнесла Бёрди. – Говорит, у него печень вот-вот накроется. Он давно уже писает кровью.

– Уэрф? – удивился Салли и хотел было добавить: да ладно, мы последние лет десять каждый вечер писаем рядом в мужском туалете “Лошади”, но вдруг понял, что это неправда. В последнее время – Салли не помнил, когда именно это началось – Уэрф предпочитал писсуару закрытую кабинку. – А с виду не скажешь, что болен, – промямлил Салли.

Бёрди покачала головой:

– Скажешь. Когда ты в последний раз к нему присматривался?

– Он бы сказал мне, – не сдавался Салли.

– Нет, – возразила Бёрди, – не сказал бы.

И в этом она тоже была права, вдруг осознал Салли. Уэрф ни за что не пожаловался бы.

– Надеюсь, ты ошибаешься.

– Я тоже на это надеюсь, – ответила Бёрди. – Иди звони.

Рут взяла трубку после первого же гудка.

– Привет, – поздоровался Салли. – Это ты звонила в “Лошадь”?

– Я, – ответила Рут. – У меня есть ровно полтора часа, если ты не прочь заняться любовью.

– Мне хочется этого больше всего на свете, – совершенно искренне признался Салли. – Кроме нового пикапа. – Еще искреннее. Новый пикап и уверенность в том, что услышанное об Уэрфе – неправда.

– Он сказал “идите с яйцами”? – спросила Бёрди, когда Салли вернулся.

– Кто? – спросил Салли.

– Уэрф, – ответила Бёрди. – Он сказал: Vaya con huevos.

– Я не обратил внимания, – признался Салли.

– Кто бы сомневался, – заметила Бёрди.

– Просто тебя фраппировали, – объяснила миссис Грубер в ответ на признание мисс Берил, что она сегодня не в лучшем настроении. “Фраппировать” было излюбленное словечко миссис Грубер, и она, не задумываясь, пускала его в ход, точно оно самое обычное из тех слов, что раз пять услышишь в любом разговоре, независимо от демографических данных говорящих. – Я и сама фраппирована, – продолжала миссис Грубер. – Мне все кажется, что сегодня понедельник. – И принялась объяснять почему. Вчера, в День благодарения, они ездили обедать в мотель “Нортвудс”, куда обычно наведывались только по воскресеньям. Вот миссис Грубер и решила, что вчера было воскресенье, а значит, сейчас понедельник.

– Не понимаю, какая разница, – раздраженно сказала подруге мисс Берил. Вряд ли миссис Грубер нужно было идти на работу после выходных. – Если угодно, пусть будет понедельник.

Миссис Грубер подумала над этим безумным советом.

– Я вижу, – сказала она, помолчав, – кто-то сегодня сердится.

Она угадала. Эта жуткая женщина, Джойс, наконец-то ушла. Лишь в одиннадцать часов утра она появилась, заспанная, в дверях гостевой спальни – ее разбудил телефонный звонок. С девяти до одиннадцати Клайв-младший звонил три раза, спрашивал, как она. Он планировал закончить дела и отвезти ее обедать в Шуйлер-Спрингс, поскольку в Бате не было достойного заведения. Клайв-младший давно понял, что близость к Шуйлер-Спрингс – хорошая реклама для Бата. Обычно он селил приехавших инвесторов в шикарном отеле Шуйлер-Спрингс, там же кормил и поил их, летом водил на скачки или на концерт и таким образом внушал им мысль, что все это находится лишь в десяти минутах езды от того места, на которое надо раскошелиться. А в сам Бат старался их не возить.

– Как думаешь, с ней ничего не случилось? – спросил он мисс Берил, когда позвонил в последний раз. – Как-то не верится, что она до сих пор спит.

– Ты в этом не сомневался бы, если бы услышал ее храп, – сказала ему мисс Берил.

В другое время после ухода этой жуткой женщины, Джойс, мисс Берил существенно приободрилась бы, но ее все утро преследовал образ старой Хэтти в зловещих бегах и как ее тонкий халат развевался на ветру, словно плащ. Мисс Берил старуху всегда недолюбливала, считала грубой и алчной, но ее унизительное бегство и поимка тронули мисс Берил до слез. Хуже того, она узрела в старухе себя и поняла, что сын пытался уберечь ее именно от такого исхода. Настанет день, когда и ее потребуется ловить. Клайв-младший лишь хотел, чтобы, “когда придет время”, по крайней мере ее финансовые дела были в порядке. Может, он только этого и добивался. Надо взглянуть правде в глаза и исполнить просьбу сына. Продать ему дом, чтобы защититься от кары, которая неминуемо ее настигнет. И сделать это сейчас. Смириться, а не откладывать упрямо на потом, когда станет слишком поздно.