Госпожа моего сердца - Лаура Кинсейл

Конь опустил свою голову и начал шумно пить воду. Меланта подумала о том, как легко они передвигались по лесу, не имеющему никаких дорог и тропинок. Она стала вглядываться в ветви деревьев, растущих вокруг озера и вдруг неожиданно заметила какой-то узор. Несколько поваленных стволов, сучья, стянутые друг к другу и переплетенные так, что получалась сплошная стена. Некоторые были притянуты к земле, чтобы дать новые побеги, другие связаны друг с другом. И все это образовывало сплошную единую преграду из леса и кустарника.

— Боже, — выдохнула она, — да это же искусственная стена.

— Да. И очень древняя, моя госпожа. Ее создали еще до прихода норманов. Так давно, что уже никто и не может ответить, когда. Все помнят только, как ее приходилось поддерживать.

Она взглянула на него.

— Что она закрывает?

Он приблизился к ней и протянул руку. Меланта взялась за нее, вставая. Он подвел ее к тому месту, которое издали казалось совершенно непроходимым. Даже вблизи она сомневалась, можно ли там пройти, однако Рук смело прошел сквозь желтую стену, и она последовала за ним. Минуя наваленные деревья, они прошли сквозь темное ущелье и оказались у подножья уступа. Он помог ей взойти на него, и они вошли в чрезвычайно узкое ущелье, в котором с трудом могли разойтись. Он прижался к отвесной стене, пропуская ее вперед, а затем, когда она прошла, повел ее снова, теперь осторожно поддерживая ее за плечи и грудью прикасаясь к ее спине. Они вышли из ущелья и остановились.

— Вот, — произнес он и указал рукой.

Местность довольно круто понижалась, так что верхушки деревьев находились апереди ниже того места, где они стояли. Лес был окутан туманом, который то сгущался, то рассеивался. Из-за него ей вначале показалось, что лежащая перед ними долина необитаема. Только лес и, кажется, река, бегущая по дну долины, которая в дальнем конце образовывала замерзший сейчас водопад. Из-за ветра выступали слезы. Она смахнула их и стала снова вглядываться в том направлении, куда он указывал ей рукой.

Она зажмурилась от удивления. То, что она вначале приняла за водопад, оказалось башней. Она стала усиленно мигать и всматриваться в водопад. Его нижние каскады были скрыты выступом скалы, но сам этот выступ имел очень правильную форму. Треугольный. А другой выступ, чуть пониже, походил на сложенный из камня массив. На какое-то мгновение туман рассеялся, и она вдруг увидела замок, покрашенный в белый цвет, башенки, окруженные зубчатой стеной, голубоватые, высоко поднимающиеся в небо сторожевые вышки, сияющие золотом флагштоки. Еще одно мгновение, и все снова превратилось в покрытый туманом утес с замерзшим водопадом.

— Ты видишь? — спросил он, совсем близко наклонившсь к ее уху.

Меланта вдруг осознала, что она стоит, затаив дыхание, и с шумом выдохнула.

— Я, кажется, видела что-то, но не пойму, мешает туман. Это что, чьи-то владения?

— Все нормально. Владения. — Он положил руки на ее плечи. — Вулфскар.

— Небеса святые! — Туман снова разошелся перед ней. — Я вижу!

— Это мое имение. Оно начинается шестью милями позади нас и тянется вон до той высокой горы сзади замка. А с запада на восток идет от морского ущелья и до озер. Собственность самого короля, переданная по лицензии моей семье с разрешением построить тут замок. — В его голосе послышался вызов, словно он ожидал, что она начнет возражать.

Меланта отвернулась, пряча лицо от холодного ветра.

— Так значит ты барон?

— Да, и имею соответствующие бумаги, выписанные на имя деда моего отца. Уж не думали ли вы, что я простой вольный, моя госпожа?

Она отошла на несколько шагов вглубь ущелья. Он последовал за ней, с привычным теперь для нее позвякиванием кольчуги.

Она остановилась и, улыбаясь, снова обратилась к нему.

— Нет. Я думала, что ты незаконнорожденный сын бедного рыцаря. Это Ланкастер думал, что ты вольный.

Он вспыхнул, его глаза гневно сузились, но он ничего не успел ответить, так как Меланта снова продолжила:

— А почему это мы должны были думать о тебе, как о более высокой персоне, Зеленый Рыцарь? Это при условии, что ты не желал называть своего имени?

— Я не мог, — тихо произнес он. Он хмуро посмотрел на нее. Верхнюю часть его лица закрывала тень от возвышающихся утесов. Он пожал плечами.

— Дарственные письма утеряны. Мои родители умерли во время Великой чумы. Аббатство… — Он поджал губы, затем продолжил. — Они должны были осуществлять надо мной опекунство, пока я не достигну совершеннолетия. А вместо этого они даже забыли про меня! Когда я поехал туда в пятнадцатилетнем возрасте, монахи сказали мне, что я отъявленный лгун, хочу их обмануть, что земля отошла аббатству и ни о каких предписаниях в пользу моих предков они ничего не слышали. Они даже не знают о моем замке… — Он сжал кулак. — Замок моего отца строился целых семь лет! Для них это все дикая непроходимая местность, и ничего больше они не помнят или не желают знать.

Меланта отметила про себя с некоторым удивлением, что последнее обстоятельство казалось ему даже более обидным, чем то, что ему отказывают в правах на собственность. Однако опытный и сильный ум Меланты немедленно отбросил многочисленные детали и проник в суть проблемы.

— Так ты не можешь доказать свою родственную принадлежность к семье?

Он прислонил голову к каменной стене и произнес:

— Они все умерли.

— Все?

Некоторое время он разглядывал свое колено, затем кивнул и еще ниже опустил голову, словно это признание казалось крайне позорным для него.

Меланта нахмурилась. Они были с ним одного возраста, и если, как следует из его слов, его родители умерли во время Великой чумы, значит, ему тогда было не больше семи или восьми.

— С тех пор, как… все это случилось, и до тех пор, когда в пятнадцать лет ты пошел к монахам, кто заботился о тебе?

Он резко поднял голову, и на его лице появилась хитрая улыбка.

— Моя госпожа, пойдем, и я покажу и познакомлю тебя с этими людьми, чтобы ты могла приветствовать их, если на то будет твоя добрая воля.

Они снова ехали верхом на Ястребе, спускаясь в долину Вулфскара. Гринголет опять восседал на ее перчатке, а она другой рукой держалась за Рука. По мере их спуска в долину Меланту все больше охватывало чувство нереальности того, что окружало ее, к которому примешивался суеверный страх или, скорее, суеверное восхищение. Они вместе скитались, как ей казалось до сих пор, в самых диких и захолустных трущобах Англии. Но эта местность была, бесспорно, еще более удаленной от Бога и от людей. Она ощущала эту оторванность и затерянность мира все сильнее и сильнее с каждым новым шагом коня.