Деус Вульт! - Альфред Дагген

Медленно тянулся жаркий, пыльный и утомительный день; рыцари в громоздких доспехах устали от возни с тяжелыми лестницами, а пехоту невозможно было выгнать из укрытий. Никому из атакующих так и не удалось добраться до гребня стены и встретиться с врагом лицом к лицу. Когда солнце стало садиться, трубы пропели сигнал к отступлению. Угрюмые воины, столпившиеся во рву и ждавшие, кто следующим рискнет забраться на лестницу, выходили из-под обстрела, шатаясь от усталости, голода и духоты. Иерусалим нельзя было захватить приступом, тут требовалась настоящая осада.

На следующий день все наперебой винили друг друга, как часто бывает, когда терпит поражение объединенная армия союзников. Каждый отряд был убежден, что уж они-то сделали все возможное, но эти проклятые иноземцы их не поддержали. К счастью, ни у кого не было сил лезть в драку. Все дружно проклинали князя Боэмунда и его итальянских норманнов, проклинали их себялюбие и вероломство. И верно, паломников оставалось все меньше: многие умерли от болезней или дезертировали, другие погибли в бою, а подкрепления, изредка прибывавшие на итальянских кораблях, можно было считать боеспособными лишь с большой натяжкой. Никто не прикидывал, сколько в армии бойцов: этого не знали даже клирики, раздававшие пайки, но, по мнению вождей, в штурме участвовало не более тринадцати сотен рыцарей и вдесятеро больше вооруженных пехотинцев. Потери были тяжелыми. В предыдущих битвах турецкие стрелы не причиняли особого вреда — добротные доспехи они не пробивали. Если кто и погибал в бою, то лишь потому, что, упав с коня, получал тяжкие увечья и не мог подняться на ноги. Покалеченным турки просто перерезали горло. Но во время этого штурма все было по-другому. Конечно, рыцари первыми лезли на стены, а доспехи не спасали их от падения с лестницы или попадания огромного камня. Потери среди тяжеловооруженных рыцарей были больше, чем в любой битве со времен Дорилейской, состоявшейся два года назад. Второго такого сокрушительного удара паломники уже не выдержали бы.

Четырнадцатого июня они отдыхали, сжигали тела погибших и грызлись между собой. Все тело у Рожера было в синяках после падения с лестницы, откуда его сбил труп Жоффрея. Он слишком расшибся, чтобы надеть доспехи, и решил, что разумнее всего провести день поблизости от шатра герцога, где было меньше шансов встретить какого-нибудь прованца или лотарингца, — а то еще начнется бессмысленная перепалка. Он присоединился к кучке мелких рыцарей, лежавших в тени рваного навеса из парусины, натянутого на копья, и попытался улечься поудобнее, чтобы не тревожить ушибленное бедро. Вдобавок ко всем их несчастьям войско умирало от жажды: воинам выдавали по глотку воды утром и вечером. Остальную воду отдали околевавшим без воды лошадям, да и священники взяли толику, чтобы развести вино для мессы. Рядом примостился Арнульф де Хесдин; по рождению он принадлежал к знатным баронам, но земли его были конфискованы английским королем, и бедность привела в ряды младших рыцарей. Казалось, в этой компании он чувствует себя более непринужденно.

— Доброе утро, мессир де Бодем, — поздоровался он. — Я помню вас по Антиохии и вижу, что ваши намерения изменились. Вы ведь собирались остаться и поступить на службу к князю, верно?

— Да, мессир Арнульф, — ответил Рожер. — Я тоже удивлен, увидев вас здесь. Готов был биться об заклад, что вы пошли в вассалы к князю. Чего ради вам следовать за герцогом? Я слышал, что верность лорду уже не так тяготит вас, как в Англии.

Эта реплика прозвучала дерзко, особенно по отношению к человеку более знатному, но Рожер пребывал в дурном расположении духа (впрочем, как и все кругом), и оба были без оружия. Как ни странно, Арнульф не обиделся. Он улыбнулся, пожал плечами и любезно ответил:

— Ради бога, мессир Рожер, не обвиняйте меня в предательстве. Во время моего испытания вы были в Суссексе и должны помнить, что сам Господь помог мне доказать свою невиновность.

Он сжал кулак и согнул правую руку в локте, демонстрируя напрягшийся под туникой бицепс. Все рассмеялись: испытание поединком было привилегией нормандских баронов, но прибегали к нему только тогда, когда преступление было явным. Каждый здесь достаточно разбирался в тактике турнирной борьбы, чтобы понимать, что оправдание в этом случае зависело от силы, здоровья и умения, а не от степени и очевидности вины. Однако люди по-прежнему верили в испытание Божьим судом — то есть проверку огнем или каленым железом, поскольку в этих чудесах использовался магический огонь.

Рожер устыдился своей грубости. Вежливый ответ собеседника слегка улучшил его настроение.

— Все мы верные рыцари, мессир Арнульф, — сказал он, — иначе не стали бы следовать за герцогом три года и не собрались бы здесь. Но вы бывалый воин и самый знатный из присутствующих. Скажите, на что мы можем рассчитывать и что следует предпринять?

— Слава богу, это не моя печаль! — живо откликнулся Арнульф. — Помните, как говорят у нас в Англии: если тебя гложут сомнения, ступай под знамена своего лорда? Так я и поступил. Но коли вас интересует мое мнение, пожалуйста. Я думаю, мы ввязались в очень скверную историю. Мы сделали ошибку с самого начала, бросившись сюда очертя голову, оставив за спиной множество замков неверных и далеко оторвавшись от ближайшего христианского графства — Антиохии. К чему было торопиться? Мне возвращаться некуда; думаю, вам тоже. У нас была возможность в летние месяцы не спеша двигаться на юг и один за другим брать города и замки. Тем самым мы могли обеспечить подвоз провианта, а до Иерусалима добрались бы в следующем году и с Божьей помощью взяли бы его. В этом случае мы бы никогда не бросили начатое дело. Мы прошли от Никеи до Антиохии без всякого сопротивления, как нож сквозь масло, потому что неверные были слишком напуганы, чтобы встретиться с нами на поле битвы. Но неудача под Акрой разрушила все. Эти дьяволы за стенами наверняка знают, что Акру мы не взяли, и думают, конечно, что они ничем не хуже. К сожалению, это слишком похоже на правду. Не знаю, как мы сумеем взять этот город.

— Можно было бы пробить брешь, как в Никее, или взять их измором, — вставил кто-то из рыцарей, — а на худой конец остается измена.

— Боюсь, все это не поможет, — задумчиво ответил Арнульф и нахмурился. — Благодаря измене мы взяли Антиохию, а такое дважды не повторяется. Готов спорить на что угодно: здешний вождь неверных давно проверил, чтобы ни на башнях, ни у ворот не было христиан-ренегатов, и держит ухо востро насчет подкупа. Блокаду устроить можно: кажется, в городе собралась куча народу, и пока они не слишком уж обеспокоены нашим появлением. Но что мы сами-то будем есть, пока они распухнут с голоду? Деревни здесь нищие, а наладить подвоз с севера будет сложно: слишком много на этом пути крепостей неверных. Так что если встанет вопрос «кто кого», как бы мы не протянули ноги раньше… Осенью из Египта может прийти «армия избавления», и тогда нам понадобятся лошади, которых надо чем-то кормить. А на бреши я не надеюсь. В Никее с нами были башковитые греческие механики, а корабли императора привозили все, что мы просили. Но сейчас этот коварный император, кажется, переметнулся, будь он проклят, и нечего рассчитывать, что он пришлет искусных плотников, умеющих строить катапульты и тараны. Да и нет в здешней округе ни одного дерева, пригодного для такой цели.

Подобный пессимизм вполне соответствовал общему унынию после вчерашнего поражения и гибели товарищей. Какие уж тут иллюзии — слушатели только тоскливо вздохнули в знак согласия. Но Рожеру хотелось продолжить беседу. Он опасался, что в тишине он вдруг задумается о бедственной судьбе паломничества, почувствует себя вконец разбитым или вообще вздумает дезертировать. В пику себе и остальным он начал (впрочем, без особого пыла) излагать иную точку зрения.

— Можете говорить все что хотите, но Иерусалим мы должны взять. Мы и добрались-то сюда только с помощью немыслимых чудес. Под Дорилеем я было подумал, что все кончено, и остальные норманны были со мной заодно. Избавление наше было поразительным. И антиохийская измена тоже произошла в самый последний момент: через неделю нам уже не удалось бы взять город. Господь снова помог нам. В битве у городских стен нам пришлось в пешем строю атаковать огромную вражескую кавалерию, и тем не менее мы вновь одержали великую победу. Я уж не говорю о Священном Копье, в которое сам я так и не смог до конца уверовать, но все же какие-то силы небесные нам помогают. А сейчас, когда мы вопреки всем трудностям и сомнениям достигли стен Святого Города, не может быть, чтобы Божья воля не помогла нам освободить Гроб Господень!

Арнульф снисходительно улыбнулся.

— Верно, мессир Рожер. Повторяйте это почаще, и как воину вам цены не будет. Но вы забыли об одном: о нашей неудаче под Акрой. Когда мы выступили из Антиохии, я думал так же — с Божьей помощью мы одолеем всех врагов. Но что произошло? Мы встали перед какой-то захудалой рыбачьей гаванью, а через три месяца сожгли осадные машины и удрали, поджав хвост. Это избавило меня от привычки рассчитывать на всегдашнюю поддержку Господа. Сами знаете, несмотря на великие подвиги Роланда в Ронсевальском ущелье, неверные в конце концов убили его. Та же судьба, возможно, ожидает и нас.