Кубанские зори - Пётр Ткаченко

Сейчас вспоминаю это, оторопь берет: за что мы так издевались — власть свою почувствовали. Кто-то из обслуги в болтанку сыпанул кружку соли — вот такая классовая ненависть была.

За зиму коммуна съела (мололи на мельнице) мешков сто двадцать гарновки — семенной пшеницы первого класса. Кадки соленого сала, бочки солений, меда. Ключари-монахи были запасливые. Одного гороха, гречневой крупы запаслись лет на пять. Начальник и партсекретарь — на повозку мешок гороха или зерна и — в станицу менять на самогон. А пили все здорово, доходило до того, что в горячке шашкой зарубили конюха — тот не захотел выполнять их команд и не поехал с ними в станицу.

Были они настоящие босяки, кто откуда — из Краснодара, Тимашевска, Новороссийска, из тюрем и лагерей повыходили, представляли себя революционерами, борцами за народное дело, а в действительности — бандиты, ворюги и грабители, шли под красными лозунгами и грабили народ. Вот что такое была коммуна. Жили коммунары на халяву, работать не хотели.

Судьба распорядилась со мной иначе. Я подал рапорт в одну из воинских частей, в регулярную Красную армию, прошел всю Великую Отечественную войну, потом служил в военкомате.

Двое детей, четверо внуков. Теперь на пенсии. Только вы все это не пишите, никто не опубликует, а мне что будет? По головке не погладят. Но я врать не хочу: что было, то было…

Такая вот пропаганда велась и все еще ведется вокруг имени Рябоконя. Забыты действительные разбойники, шаставшие по камышам, коих в те годы было немало. Забыты истинные преступники, устроившие погром огромной страны и ее народа, а его имя все еще помнится, все еще выставляется в ложном значении. Ведь такого человека, так и не смирившегося с насилием, выражавшим народный протест, против своих притеснителей, сохранившего душу свою в немилосердное время во всем Приазовье и на всем юге России больше не было. Не видно такого человека и теперь, хотя, по всем приметам, он уже должен был явиться… Видно, таких людей пока не может родить и выпестовать иссушенная всевозможными насилиями и лукавствами русская земля…»

Исследователи уже давно обратили внимание на некую нелогичность Улагаевского десанта на Кубань в августе 1920 года, его очевидную беспричинность, стратегическую и тактическую немотивированность и необоснованность. И действительно, этот запоздалый поход Белого движения выглядит каким-то странным. Армия Врангеля, оказавшись в Крыму, готовилась к длительной обороне. Рассчитывать на кубанское казачество ей не приходилось, так как оно не оказало серьезного сопротивления большевизации Кубани, по сути, сорвало Белое движение на юге России, и в этом Врангель уже убедился. Так что представить десант как попытку поднять кубанское казачество против большевиков более чем неубедительно. Вряд ли он был и следствием только отчаяния и обреченности. Прокламации той поры, обращенные к казакам и призванные обосновать необходимость нового похода на Кубань, и вовсе не впечатляют, поскольку абсолютно оторваны от реальной обстановки. Но тогда в чем был смысл этого неожиданного и скоропалительного десанта?

Есть все основания полагать, что цель этого последнего и заведомо провального похода была иной. Среди нынешних кладоискателей упорно удерживается мнение, что Врангелю стало известно местонахождение золота Рады и он устремился на Екатеринодар. Правда, тайну кубанского золота кладоискатели по стереотипному представлению связывают с именем главы законодательной Рады Николая Степановича Рябовола. Между тем очень важно было бы определить, кому именно из политиков того времени могла быть доверена эвакуация казны…

Можно также предположить, что намерению Врангеля завладеть сокровищами не суждено было сбыться. Но тогда отряд, оставляемый Улагаем в приазовских плавнях под командованием некоего Кирия, заместителем которого был Василий Федорович Рябоконь, мог иметь задачу не только борьбы с советской властью, но и какую-то иную, связанную с золотом Рады. Во всяком случае мне приходилось слышать от старожилов хутора Лебеди и станицы Гривенской о причастности В.Ф. Рябоконя к этой тайне Кубани. К тому же он некоторое время работал в Раде, являясь там представителем своего отдела. Примечательно, что в большевистских документах той поры — отчетах и донесениях, а также в произведениях художественной литературы более позднего времени он настойчиво называется членом Кубанской Рады и полковником, хотя он был всего лишь хорунжим…

О том, как и почему этот отряд оказался в плавнях, рассказал сам В.Ф. Рябоконь в протоколе допроса, сохранившемся в его личном деле, которое мне удалось разыскать. Кого именно из офицеров приглашал генерал Улагай и начальник штаба армии генерал Дроценко в Ачуево, какую задачу им ставили…

На многие размышления наталкивает содержание этого дела В.Ф. Рябоконя. Поражает, в частности, то, что в нем есть, как мы уже знаем, акт о приведении в исполнение осенью 1924 года расстрельного приговора. Правда, почему-то акт не подписан врачом. Между тем известно, что В.Ф. Рябоконь остался жив и в 1950 году вновь появился на Кубани… По всем приметам, он не мог остаться в живых. Ведь большевики той поры особой сентиментальностью и сострадательностью не отличались. И должны были быть достаточно веские причины, чтобы сохранить ему жизнь, но и создать полную видимость расстрела, оставив в личном деле ложные документы…

Земляки В.Ф. Рябоконя на хуторе Лебеди и в станице Гривенской всегда были уверены в том, что Василия Федоровича не расстреляли…

Что же это были за такие веские причины, из-за которых В.Ф. Рябоконь все-таки уцелел? Можно предположить, что, скорее всего, это было связано с тайной золота Рады. Кроме того, от старожилов мне стало известно, что такое невероятное воскрешение и появление В.Ф. Рябоконя на Кубани через двадцать пять лет сопровождалось тщательным наблюдением за ним органами государственной безопасности. Что стояло за этим, какую тайну унес с собой Василий Федорович Рябоконь, остается загадкой и восемьдесят пять лет спустя…

ВОЗВРАЩЕНИЕ РЯБОКОНЯ

Уцелевшие все-таки во всех несчастьях старожилы рассказывали, что после выхода людей из плавней там еще долгое время бродили брошенные ими, одичавшие кони. Они шумно шарахались по камышам, заслышав приближение человека, боясь его пуще всякого зверя. Видно, кони учуяли, что с людьми произошло что-то неладное, и теперь их надо опасаться более всего. Они так и не вышли к людям, так и пропали в камышовых топях и на глухих грядах. Лишь иногда на этих грядах, поросших терновником, рыбаки находили потом среди бурьяна их белые, обкатанные ветрами и временем, кости. Порой рядом попадалось истлевшее седло, рассыпавшееся в труху при первом прикосновении. Поржавевший кинжал или шашка — бесполезное и теперь уже ненужное железное оружие… — Молчаливо склонялись они над этими скорбными останками, думая, что, может быть, кого-то из их родни носил этот конь. Вздохнув, садились в байды и уплывали притихшие, словно боясь вспугнуть внезапно проснувшееся в душах неотступное и томительное чувство вины и тревоги.

Где-то до шестидесятых годов в этих прибрежных хуторах и станицах еще жили странные люди с безумным блеском в глазах на уже потухающих лицах. Их называли рябоконевцами. Сторонящиеся других людей, они в одиночестве подолгу пропадали на берегах лиманов, словно кого-то поджидая. Они, оставаясь глухими к происходящему вокруг, действительно ждали на берегу своих, будучи уверенными в том, что те не погибли, а все еще скрываются в плавнях и, рано или поздно, придут, вернутся в родные хаты. Своих из плавней они, разумеется, так и не дождались. Теперь уже и этих чудаковатых людей не осталось. И некому больше рассказать о том, как здесь жили и умирали люди, не понимая вполне, кому они помешали на этом, таком обширном свете…

Пока составлял эту повесть из того, что еще осталось, каким-то чудом уцелела, завершилась, возбужденная мной, судебная тяжба по реабилитации Василия Федоровича Рябоконя — пришло решение Верховного суда (от 23.09.2002) в ответ на мою кассационную жалобу, с которой я туда обращался. Но сначала Краснодарская краевая прокуратура отказала в реабилитации Василия Федоровича Рябоконя потому, что «он осужден за общеуголовное преступление». Потом президиум Краснодарского краевого суда признал его виновным в том, что в июне 1920 года, в разгул террора, при задержании он скрылся и ушел в плавни. То есть смел сопротивляться, не подставил покорно свою буйную голову на отсечение. Крепка же в России память, если и более чем через восемьдесят лет об этом все еще помнится…

Примечательно, что в 1920 году пытались арестовать его не как бандита, а как казака и офицера. Доказательство тому — приговор 1924 года, где он не обвиняется ни в чем, совершенном в 1920 году…