Первый дон - Марио Пьюзо

– Ты должна жить для меня. Иначе для чего жить мне?

Лукреция, наконец, перестала сопротивляться и уткнулась лицом в грудь Чезаре, чтобы не видеть, что с ней будут делать. Врач сделал несколько надрезов на лодыжке и выпустил столько крови, сколько посчитал необходимым для выздоровления.

Уезжая, Чезаре пообещал Лукреции вскорости вновь навестить ее, потому что теперь он жил в Чезене, всего в нескольких часах езды от Феррары.

Лукреция не умерла. После кровопускания начала медленно поправляться. Стала вновь ощущать тепло своего тела, уже не обливалась потом, больше бодрствовала, не проваливалась в долгий, глубокий, без сновидений сон, больше похожий на обморок. И хотя ребенок родился мертвым, здоровья и энергии у нее прибавлялось с каждой неделей.

Об утрате ребенка она грустила только ночью, ибо пришла к выводу, что время, ушедшее на оплакивание чего-либо, – потерянное, потому что в ее жизни было слишком много горя. И если ей хочется реализовать заложенное в нее Господом, хочется творить добро, она должна сконцентрироваться на том, что ей под силу, и не пытаться изменить недоступное. Вот так она и начала вести добродетельную жизнь.

К концу первого года пребывания в Ферраре она сделала первые шаги к завоеванию любви и уважения своих подданных, так же, как и любви этой странной и могущественной семьи, д'Эсте, в которой она теперь жила.

Старый герцог, Эрколе, первым оценил ее блестящий ум. И с течением времени стал прислушиваться к ее советам чаще, чем к советам своих сыновей, и доверял ей все более важные дела.

Глава 27

Глубокой ночью, когда Хофре и Санчия крепко спали в своих ватиканских покоях, в спальню ворвались несколько папских гвардейцев и безо всяких объяснений вытащили Санчию из их кровати. Санчия отбивалась ногами и кричала, Хофре ринулся ей на помощь.

– Это возмутительно! – заявил он молодому лейтенанту, командующему гвардейцами. – Мой отец вас за это накажет!

– Мы выполняем приказ Святейшего Папы, – ответил ему лейтенант.

Хофре бросился в покои Папы, где и нашел Александра сидящим за столом в кабинете.

– Что все это значит, отец?

Папа оторвал взгляд от бумаг, ответил сурово:

– Я мог бы сказать, что причина – аморальное поведение твоей жены, ибо слишком уж слаба она на передок, или в твоей неспособности держать ее в узде. Но на этот раз дело не в личном. Я, похоже, не могу доказать королю Неаполя, который вступил в союз с Фердинандом, важность французских интересов во вверенном ему королевстве. Людовик требует от меня принятия мер, доказывающих, что я уважаю заключенные с ним договоры.

– Но при чем здесь Санчия? – воскликнул Хофре. – Она всего лишь женщина и не причинила никакого ущерба Франции.

– Хофре. Пожалуйста! Не веди себя, как евнух, – нетерпеливо бросил Александр. – На кону благополучие твоего брата. Способность папства выполнять взятые обязательства. На данный момент Франция – наш самый сильный союзник.

– Отец, – глаза Хофре зажглись мрачным огнем. – Я не могу этого допустить, Санчия не будет любить мужчину, который не способен уберечь ее от темницы.

– Она может послать письмо своему дядюшке, королю, и попросить помощи.

В этот момент Хофре отвернулся, ибо боялся, что отец увидит ярость, перекосившую его лицо.

– Отец, я прошу еще раз, уже как сын. Ты должен освободить мою жену, иначе ты разрушишь нашу семью. А я этого не хочу.

Александр в недоумении воззрился на Хофре. Что он такое говорит? С самого дня приезда от Санчии были одни хлопоты, и он ничего не сделал, чтобы укротить ее. И каков наглец! Решается указывать отцу, более того, Святейшему Папе, как вести дела святой матери-церкви!

Но, отвечая сыну, Папа изгнал из голоса все эмоции:

– Именно потому, что ты – мой сын, я прощаю тебе это прегрешение. Но если ты посмеешь еще раз заговорить со мной в подобной манере, твою голову поднимут на пике и я лично обвиню тебя в ереси. Ты понял?

Хофре глубоко вдохнул.

– Сколько времени моя жена проведет в тюрьме?

– Спроси короля Неаполя, – ответил Александр. – Решать ему. Как только он согласится, что корону Неаполитанского королевства должен носить Людовик, твоя жена выйдет на свободу. – Хофре повернулся, чтобы уйти, когда его догнали слова отца. – С этой минуты тебя будут охранять день и ночь, чтобы уберечь от искушения.

– Могу я повидаться с ней? – только и спросил Хофре.

На лице Александра отразилось изумление.

– Что же я за отец, если буду запрещать сыну встречаться со своей женой? Или ты думаешь, что я – чудовище?

Хофре не пытался скрыть слез, катящихся по щекам.

За одну ночь он потерял не только жену, но и отца.

Санчию отвезли в подземелье замка Сант-Анджело и поместили в отдельную камеру. Из соседних до нее доносились стоны и крики других заключенных, проклинающих охранников.

Те, кто узнал Санчию, смеялись над ней, остальные удивлялись, каким образом эта молодая, красивая, роскошно одетая женщина оказалась в столь незавидном положении.

Санчия обезумела от ярости. На этот раз Папа перешел все границы. В прошлый раз, когда он выслал ее из Рима, она еще стерпела, но теперь не собиралась давать ему спуску. Поклялась, что сделает все возможное, чтобы скинуть его со Святого престола, даже если ради этого ей придется отдать жизнь.

К приходу Хофре она уже перевернула койку и разорвала матрас, вытрусив солому на пол. Еду, воду и даже вино вместе с посудой швырнула в маленькую деревянную дверь, которая вела в камеру, и теперь глиняные осколки устилали пол.

К удивлению Хофре, она подошла к нему, нежно обняла.

– Муж мой, ты должен мне помочь. Если ты меня любишь, немедленно отправь письмо моей семье. Дай знать моему дяде, что со мной сталось.

– Обязательно отправлю, – Хофре прижимал ее к себе, гладил по волосам. – Сделаю все, что в моих силах.

А пока буду сидеть с тобой в камере, если ты мне позволишь.

Хофре поставил койку на ножки, и они сели рядышком, он обнял ее за плечи, успокаивая.

– Ты принесешь мне бумагу, чтобы я могла немедленно написать письмо? – спросила она.

– Принесу, но я не могу без тебя.

Санчия улыбнулась, и в нем затеплилась надежда.

– Мы – одно целое, – заверил он ее, – и то, что выпадает на твою долю, достается и мне.

– Я знаю, что это грех кого-то ненавидеть, – Санчия нахмурилась, – но я ненавижу твоего отца и готова запятнать душу грехом. И неважно, что он – Святейший Папа.

Для меня он – зло, такое же, как падшие ангелы.

Хофре и не собирался защищать отца.

– Я напишу своему брату, Чезаре. И не сомневаюсь, что он поможет нам, как только вернется.

– Почему? – удивилась Санчия. – Что-то я не заметила, что он способен на сочувствие.

– У меня есть основания в это верить, – ответил Хофре. – Мой брат Чезаре все поймет и освободит тебя из этого ада.

Когда они прощались, он чуть дольше прижимал ее к себе. Она позволила.

В тот же вечер, после его ухода, охранники один за другим входили в камеру Санчии и насиловали ее. Раздели догола, целовали в губы, дышали зловонными ртами, овладевали ею, не обращая внимания на попытки сопротивления. Раз ее поселили к проституткам и ворам, значит, Папа Борджа лишил невестку своего покровительства, а потому они ничего не боялись.

К тому времени, когда утром ее муж пришел в камеру, Санчию помыли и одели, но она словно лишилась дара речи. Что бы ни говорил ей Хофре, она не реагировала, свет, сиявший в ее зеленых глазах, потух, они стали болотно-серыми.

Чезаре Борджа теперь полностью контролировал Романью, но следовало покорить и другие города, если он хотел объединить всю Италию. К примеру, Камерино, где правила семья Варано, или Сенигалью, находящуюся под рукой делла Ровере. А то и Урбино, где сидел на престоле Гвидо Фелтра. Казалось, Урбино с его мощными укреплениями и хорошо обученным гарнизоном не по зубам армии Чезаре, но это герцогство закрывало путь к Адриатике, и войска Фелтры могли без труда перерезать коммуникации между Пезаро и Римини, отсекая боевые части Борджа от тылов.

Так что Чезаре не оставалось ничего другого, как продолжать военную кампанию…

Первый удар он решил нанести по маленькому городу-государству Камерино. Армию он собирал к северу от Рима. Там к нему должны были присоединиться отряды испанских капитанов и войска, расквартированные в Романье.

Для того, чтобы начать штурм Камерино, ему пришлось просить Гвидо Фелтру пропустить Вито Вителли и его орудия через территорию Урбино. В Италии все знали, что Гвидо Фелтра не жалует Борджа. В Италии Фелтру почитали опытным и умелым кондотьером, но он прекрасно понимал, что с Борджа ему не справиться, и стремился избежать конфронтации, а потому Чезаре получил желаемое. Но при этом Фелтра собирался помочь Алессио Варано защищать Камерино. Если бы его замысел удался, армия Чезаре оказалась бы зажатой с двух сторон.